Ссылка для цитирования: Каткова Л.В. Образ серийного убийцы в СМИ (на примере английских газет «Сан» и «Гардиан») // Медиаскоп. 2016. Вып. 2. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2120
© Каткова Людмила Владимировна
аспирантка кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), liudmilakatkova@gmail.com
Аннотация
Статья направлена на изучение образа серийных убийц в англо-американских СМИ с помощью метода критического дискурс-анализа на примере материалов из английских газет «Сан» и «Гардиан». В погоне за сенсационностью журналисты часто создают привлекательный образ преступника, что может оказывать пагубное влияние на психическое здоровье общества.
Ключевые слова: серийный убийца, преступление, симулякр, «Сан», «Гардиан».
Британские и американские средства массовой информации существенную часть эфирного времени и газетного пространства посвящают различного рода преступлениям, в том числе и убийствам. Чем ужаснее преступление, тем охотнее журналисты берутся за освещение этого события, стремясь как можно более выгодно продать свою историю. Лучше всего им это удается, когда несколько преступных актов можно объединить в серии, наградить серийного убийцу звучным именем, отталкивающим, но одновременно вызывающим невольное восхищение. В итоге СМИ создает не только сенсацию, но и новый − эффектный − образ самого преступника.
Изучая практику освещения серийных убийств англо-американскими средствами массовой информации в течение нескольких лет, мы пришли к выводу, что СМИ неосознанно превратили серийного убийцу в доминантную медийную личность и новый культурный феномен. Так как, к сожалению, серийные убийства, как и другие преступления, являются явлением неискоренимым, то проблема «правильного» освещения серийных убийств имеет долгосрочный, если не перманентный характер. Понятно, что такая важная общественная проблема и социально-психологический парадокс не могли не привлечь внимание крупных британских и американских ученых. Тема хорошо изучена в социологических и культурологических кругах (Дэвид Шмид (2005), Барри Кит Грант (2011), Марк Пиццато (1999)), в исторических кругах (Карен Холттунен (1998), Эдвард Ингебретсен (2001), Филип Дженкинс (1992)), в лингвистических кругах (Христиана Грегориу (2011), Марк Зельтцер (1998)), в феминистических кругах (Джейн Капути (1987)) и, конечно же, специалистами по массовым коммуникациям (Кристофер Шарретт (1999), Аннали Ньюитц (1999)). Некоторые исследователи предлагают свои версии объяснения существования феномена серийных убийств. Например, социологическое объяснение предлагают Марк Зельтцер (1998), профессор Калифорнийского университета, и журналист Аннали Ньюитц (1999). В частности, Аннали Ньюитц ссылается на Карла Маркса и его теорию о мертвом труде. Марк Зельтцер также рассматривает феномен серийного убийства в контексте «культуры открытой раны», то есть всего того, что связано с расчлененными телами, увечьями, шоком и ужасом. «Культура открытой раны» также объясняет одержимость аудитории кровью и насилием. Феминистские исследователи предлагают объяснение совсем другого рода. Например, Джейн Капути (1987), профессор Флоридского Атлантического университета, рассматривает серийные сексуальные убийства женщин мужчинами в качестве логического продолжения патриархальных ролей, ценностей и культа силы. Неожиданный подход к изучению серийных убийств обозначил Марк Пиццато (1999), профессор университета Северной Каролины в Шарлотте, специалист по истории театра, рассматривающий феномен серийных убийств в контексте системы древнегреческого театра и теории Ницше об аполлоническом и дионисическом началах.
Другие исследователи уделяют внимание изучению звездного статуса серийных убийц. Например, Дэвид Шмид, профессор университета штата Нью-Йорк в Буффало, в книге Natural Born Celebrities (2005) исследует все возможные причины и предпосылки обретения серийными убийцами звездного статуса и общенационального значения. Барри Кит Грант (2011), профессор факультета социальных наук университета Брока, рассматривает серийные убийства в контексте массовой культуры, в частности кинематографа, и отмечает, что американцы стали буквально одержимы всем, что связано с серийными убийцами, а после выхода фильма «Молчание ягнят» (The Silence of the Lambs, 1991) серийные убийства стали не просто любимой темой режиссеров и писателей, а прочно обосновались в мейнстриме. Также историк Филип Дженкинс (1992), профессор Бэйлорского университета, утверждает, что СМИ и вся массовая культура в целом неоправданно преувеличивают значение серийных убийств в жизни общества, хотя серийные убийства занимают всего один процент или даже меньше от общего числа убийств, совершенных в США.
В отличие от других научных работ, направленных на изучение феномена серийного убийства и его социокультурного значения, нас прежде всего интересует освещение серийных убийств в СМИ, а именно различные приемы и технологии, к которым неосознанно или осознанно прибегают массмедиа для создания амбивалентного образа преступника.
СМИ создают привлекательный медийный образ серийного убийцы с помощью множества различных способов и технологий, наиболее популярные из которых мы рассмотрим в этой статье (демонизация и героизация убийцы, дискредитация жертвы преступления). Как это работает на практике, мы разберем на примере освещения английскими изданиями «Сан» (The Sun) и «Гардиан» (The Guardian) серийных убийств, совершенных Леви Беллфилдом в 2002−2004 гг. и Стивом Райтом в 2006 г. Убийства, совершенные Беллфилдом и Райтом, получили широкий общественный резонанс и освещение в английских СМИ. При выборе материала для исследования два критерия имели для нас первоочередное значение: новизна преступлений (серии убийств, совершенные относительно недавно) и пристальное внимание СМИ. Таким образом, убийства, совершенные Леви Беллфилдом и Стивом Райтом, лучше всего соответствовали заявленным целям. Для нас было важно выбрать именно одну массовую газету и одно качественное издание, чтобы выяснить, отличаются ли стандарты освещения преступлений в зависимости от типа издания. Выборка исследования включает в себя материалы «Сан» и «Гардиан», относящиеся к обоим серийным убийцам и вышедшие после поимки преступников, а также во время судебных процессов: в случае Беллфилда это публикации с 1 марта 2006 г. по февраль 2008 г.; в случае Райта − с декабря 2006 г. по февраль 2008 г.
Чтобы выяснить, каким образом СМИ из серийного убийцы создают общенациональную знаменитость, одновременно устрашающую и притягательную личность, мы воспользуемся лингвистическими методами анализа текста, а также методом критического дискурс-анализа.
Под критическим дискурс-анализом мы понимаем междисциплинарный подход к изучению языка как формы социальной практики, нацеленный на выявление способов выражения в текстах и вербальных формах доминантной культуры и превалирующих социально-политических представлений. При работе с критическим дискурс-анализом (КДА) мы пользовались работами Нормана Фэркло (1995), заслуженного профессора лингвистики Ланкастерского университета.
Любой текст – это не просто набор слов и грамматических конструкций, это целый мир, наполненный авторскими представлениями, предположениями, стереотипами и заблуждениями. Каждый текст выражает определенную идеологию и связан с неким мировоззрением. Критический дискурс-анализ как раз и направлен на выявление таких культурных и социально-политических доминант.
КДА изучает отношения между дискурсом и определенной идеологией, устоявшимся мировоззрением. Он направлен на критику социальной несправедливости и стремится показать, как изучаемые тексты могут быть искажены под влиянием определенного мировосприятия. Почему дискурс-анализ является критическим? Критика привносит нормативный элемент в анализ. Она нацелена на выявление, а по возможности и исправление того, что неправильно в обществе (институте, организации и т.д.). С помощью КДА мы определяем, что есть в настоящий момент, что могло бы быть и что должно быть, учитывая ценностные ориентиры общества.
Одно из главных достоинств КДА в том, что он диалектичен и позволяет анализировать тексты, учитывая весь их социальный и исторический контекст. С помощью КДА можно изучать дискурс на трех различных уровнях: на микро-, мезо- и макроуровнях. На микроуровне исследователи смотрят на то, что есть непосредственно в самом тексте, какие лингвистические приемы и технологии используются для обозначения определенной точки зрения. На мезоуровне анализ направлен на изучение производства информационного продукта и на его восприятие аудиторией. Здесь важно знать, где был создан текст, кем он был написан, на какую аудиторию направлен и т.д. И, наконец, на макроуровне исследователи изучают взаимоотношения между текстом и глобальными социальными процессами и идеологиями. Например, какие социальные проблемы были наиболее обсуждаемыми в момент появления текста и т.д.
Изучая медийный текст в рамках лингвистических методов и метода критического дискурс-анализа, мы учитывали не только лингвистические приемы (выбор того или иного слова; средства художественной выразительности; морфологические категории: переходность, модальность, залог и т.д.; семантику; средства номинализации), но и, например, присутствуют ли в тексте цитаты, кто является их автором, применяется ли статистика и т.д.. Все это может дать ключ к пониманию той идеологии, которую текст так или иначе выражает. Таким образом, наше внимание нацелено на то, как идеологические представления, связанные с серийными убийцами, выражаются и лингвистически оформляются в выбранных нами текстах.
Образ серийного убийцы в англо-американских СМИ
Сейчас в Великобритании и Соединенных Штатах, где культурные ценности определяются мнением и поведением субъектов массовой культуры, серийные убийцы становятся узнаваемыми и «почитаемыми» знаменитостями. Имена таких «звезд», как Тед Банди, Джеффри Дамер, Джон Уэйн Гейси, Чарльз Мэнсон знает подавляющее большинство американцев, так же, как и имя «Ростовского Потрошителя» Андрея Чикатило, знакомого почти всем жителям Российской Федерации.
Созданный вокруг личности серийных убийц негласный культ может вызывать ряд проблем, затрагивающих все общество в целом. Например, СМИ часто раскрывают некоторые детали профиля и modus operandi убийцы, что может спровоцировать целую волну подражательных преступлений. Придумывая преступнику звучное прозвище, журналисты тем самым только повышают и без того раздутую самооценку преступника, заставляя его чувствовать себя еще более важным и значимым, а любое неосторожное или необдуманное слово может привести к другим убийствам, еще более страшным и кровавым.
Также, «подавая» преступника в сенсационном свете и звездном ракурсе, СМИ как бы устанавливают наиболее эффективную модель поведения для достижения общенациональной известности, то есть своеобразную модель, наподобие «пришел, убил, стал знаменитым». А излишне демонизируя образ серийного убийцы, СМИ могут провоцировать в обществе панику, нагнетать атмосферу ужаса и страха, оказывая разрушительное воздействие на психическое здоровье общества.
Кажется, что серийные убийцы могут вызывать в людях только чувство отвращения и ненависти, но, к сожалению, это не совсем так. На самом деле преступники способны вызывать намного более сложные чувства, иногда доходящие до обожания. На наш взгляд, самое ужасное последствие подобного «прославления» серийных убийц состоит в том, что убийцы знают, что они знамениты, знают, что у них есть армия преданных поклонников и знают, что они могут извлекать выгоду из своей всемирной известности.
Например, письма Дэвида Берковица, которые он посылал в редакцию газеты «Нью-Йорк Пост» (The New York Post), красноречиво свидетельствуют о том, что ему явно нравится внимание СМИ, и о том, что именно этот интерес и национальный ажиотаж заставляют его продолжать свои кровавые серии. После ареста Берковиц прокомментировал свои действия так: «Я в конце концов убедил себя, что ничего плохого в этом нет, что это необходимо сделать и главное, что люди хотят, чтобы я это сделал. В последнее утверждение я верю до сих пор. Я верю, что многие меня поддерживали, подбадривали и болели за меня. Именно в это время газеты начали нагнетать атмосферу и утверждать, что на улицах города происходит нечто грандиозное. Действительно грандиозное!» (цит. по: Leyton, 1995: 206−207).
Конечно, было бы легко во всем обвинить его болезненное психопатическое восприятие действительности, но Берковиц, как утверждает Эллиотт Лейтон (1995: 21−22), канадский антрополог и социолог, «не так сильно ошибался, когда говорил о том, что публика его подбадривает и поощряет, а пресса документирует каждый его шаг в атмосфере всеобщего возбуждения и очарования».
Примечательно, что именно шумиха вокруг персоны Берковица побудила американские власти принять так называемый «Закон о Сыне Сэма» (Son of Sam Law) (самопровозглашенное прозвище убийцы). «Закон о Сыне Сэма» – это комплекс законов, созданный для воспрепятствования преступникам получать материальную выгоду от публичности совершенных ими преступлений. Чаще всего речь идет о продаже своих историй издателям. Подобные законы дают право государству изымать деньги, полученные в результате продажи биографий издателям или кинокомпаниям или в результате платных интервью, с целью передачи их в качестве компенсации жертвам преступлений. Закон распространяется не только на самих преступников, но и на членов их семей, друзей и соседей, то есть на любого, кто может воспользоваться своими отношениями с преступником для извлечения материальной выгоды. Первый из таких законов вступил в силу после громких убийств Дэвида Берковица в Нью-Йорке в 1976–1977 гг., когда издатели предлагали заоблачные деньги за обладание историей Сына Сэма. Несмотря на, казалось бы, логичность и полезность закона, у него существуют и противники, указывающие на то, что закон отбирает финансовый стимул у тех преступников, чья информация может носить общественно значимый характер (например, Уотергейтский скандал или убийство Джона Кеннеди).
Демонизация образа серийного убийцы
Анализируя выбранные нами публикации, мы пришли к выводу, что один из самых популярных способов непроизвольного создания привлекательного образа преступника – это его излишняя демонизация.
Для придания большей эффектности сообщению о серийном убийстве или же для создания искусственной сенсационности английские и американские СМИ часто демонизируют образ преступника, приравнивая его к абсолютному злу.
Например, «Сан» в сообщении под пугающим заголовком «Сколько на самом деле жертв на счету злодея Леви?» (How many vics of evil Levi?) уже в лиде авторитетно заявляет, что имя убийцы является анаграммой слова «зло»: «Имя Беллфилда Леви является анаграммой слова “зло” − что полиция прокомментировала как “сложно придумать что-то более подходящее” (LEVI Bellfield’s first name is an anagram of EVIL − which police said “could not be more appropriate”)1. Так вокруг преступника создается ореол таинственности и загадочности, убийца становится чем-то по-настоящему значимым и выдающимся.
В создании мистического образа серийного убийцы журналистам часто помогают прогрессивные постмодернистские методы, например метод интертекстуализации. Так, убийц часто сравнивают со своими предшественниками, например с Джеком Потрошителем, а также с известными литературными персонажами, монстром Франкенштейна, Джекилом и Хайдом и др..
Например, «Сан» решила преподнести материал о Леви Беллфилде под заголовком «Убийца оказался Джекилом и Хайдом» (Killer was “Jekyll and Hyde”) и посчитала необходимым отметить, что у преступника была татуировка с изображением дьявола на плече (“had a devil tattoo on his shoulder”).
Героизация образа серийного убийцы
Кроме создания пугающего, но притягательного образа серийного убийцы, СМИ также часто ссылаются на «звездный» статус преступника, как бы говоря, что то, чем он занимается, – прямой путь к аллее славы. Например, в журналистском материале о детской преступности, опубликованном в газете «Гардиан», автор статьи Рой Гринслейд говорит следующее: «Мы все хотим быть уверенными, что наша молодежь может чувствовать себя защищенной в своем уязвимом возрасте. Она должна иметь право совершать ошибки, не находясь под пристальным прицелом фотокамер, не только ради себя, но и ради нас. Публичность, особенно в таком непослушном возрасте, может легко дать молодым возможность почивать на лаврах своей скандальной известности и, как результат, превратить их во взрослых преступников (We all like to feel that our young people are protected in their vulnerable years. They should be able to make their mistakes out of the media spotlight, not just for their own good, but for ours. Publicity for youngster going through a rebellious phase could all too easily lead them to revel in their notoriety and take them on to adult villainy»2. Точно такую же мысль, даже выраженную теми же словами − «почивать на лаврах своей скандальной известности» (“revel in their notoriety”) − адресует своим читателям и газета «Сан» в материале под заголовком «Женоубийцы: нездоровое имя для банды преступников» (The Ladykillers: Sick gang name): «Преступная тройка – Леви Беллфилд, Марк Дикси и Карл Тэйлор − наслаждается своей скандальной славой и обменивается рассказами о своих презренных преступлениях, только в “Сан”») (Evil trio Levi Bellfield, Mark Dixie and Karl Taylor revel in their notoriety and swap tales about their despicable crimes, The Sun can reveal)3. Далее в этой же публикации говорится о том, что родственники погибших девушек потребовали развести их по разным камерам, чтобы у них не было возможности порочить память их дочерей.
Часто для героизации образа СМИ намеренно преувеличивают количество жертв, при этом выделяя гиперболизированную цифру капитализацией. Например, в «Сан» читаем следующее: «Монстр автобусных остановок [Леви Беллфилд. – Л.К.], 39 лет, подозревается в совершении СОТНИ нападений» (The bus stop beast, 39, is suspected of a HUNDRED attacks)4. СМИ не только преувеличивают количество жертв, но и стараются всячески подчеркнуть наиболее яркие, провокационные моменты текста.
В материале «Сан», посвященном также убийце Леви Беллфилду, под названием «Бисексуальный ненавистник блондинок» (The bisexual blonde-hater) можно найти следующие строки: «На самом деле, этот монстр, являющийся отцом ОДИННАДЦАТИ детей от пяти разных женщин, обращался с женщинами, “как с собаками”. Любопытно, что этот вышибала-бабник, ожидая вынесения приговора, наслаждался в тюрьме ГОМОСЕКСУАЛЬНЫМ сексом с несколькими мужчинами» (The reality is that this monster, who fathered ELEVEN youngsters by five women, treated females “like dogs”. And bizarrely the womanising bouncer enjoyed GAY sex with a string of men while locked up in prison on remand)5.
Дискредитация жертвы преступления как один из способов создания привлекательного образа убийцы
Особенно выигрышно и привлекательно убийца-садист выглядит на фоне жалкой и обезличенной жертвы. Христиана Грегориу (2011), лингвист, лектор Лидского университета, отмечает, что жертвы в текстах СМИ и в художественных произведениях часто лишены индивидуальности. Жертвы серийных убийц всегда «одни из многих». О том же самом говорит и Энн Рул, бывшая коллега Теда Банди, а также его биограф: «Так как Тед убил огромное количество женщин, он не только украл у них жизнь, но и лишил индивидуальности, особенности. Все эти женщины остались в памяти просто как “жертвы Банди”. Только один Тед был в центре внимания» (цит. по: Gregoriou, 2011: 6).
Жертвы редко изображаются как личности со своими характерными особенностями и личностными качествами, часто они просто обобщаются в известные типы, как то: студентки, матери, проститутки и т.д. Подобная схематизация образа дистанцирует реципиентов от личности жертвы и не дает возможности им сопереживать и сочувствовать. Иногда подобное отношение заставляет думать, что жертва сама виновата в том, что с ней случилось, что она заслужила свою участь.
Часто журналисты выражают свое отношение к жертве преступления посредством номинализации. Так, при первом упоминании в газетах имена погибших женщин, как правило, назывались полностью, то есть имя и фамилия без сокращений. Это характерно как для качественных газет (например, «Гардиан»), так и для массовых («Сан»).
При последующем упоминании в таблоидах в большинстве случаев употреблялись либо только фамилии с этикетными формами «мисс» или «миссис»: «Тела мисс Адамс и мисс Николь были найдены в реке» (Miss Adams and Miss Nicol were found in a stream6), либо только имена без фамилий и званий: «Джемму нашли в реке, а Таню в пруду» (Gemma was found in a stream and Tania in a pond7). Кроме того, при повторном упоминании подруги Райта Памелы Райт (Стив и Памела были однофамильцами) таблоиды фамильярно называли Памелу Райт просто Пэм (например, заголовок «Подруга Пэм: Я буду верна убийце» (Partner Pam: I`ll stick by killer8). Несмотря на некоторую степень фамильярности, называя жертву только по имени (иногда в уменьшительно-ласкательном варианте), «Сан» в данном случае пытается вызвать у своих читателей (и на наш взгляд, вполне успешно) сочувствие к убитым девушкам, сломать лед отчуждения, дать понять, что они такие же обычные люди, как и мы с вами, и ничем не заслужили такой смерти.
Однако чаще всего СМИ не так уважительно относятся к жертве преступления, а иногда даже с помощью средств языка указывают на то, что она отчасти сама виновата в том, что с ней случилось. Часто газеты, пытаясь оправдать убийцу, ссылаются на его сексуальную неудовлетворенность, проблемы с алкоголем, психологические расстройства, стресс и т.д. Даже такие качественные газеты, как «Гардиан», часто винят во всем жертву, прямо говоря о том, что она была всего лишь проституткой, пытающейся заработать денег для удовлетворения своей наркотической зависимости. Сначала газета рисует идиллическое детство девушек, а потом начинает вводить тему наркотиков и проституции. Например, говоря о Джемме Адамс, одной из жертв Райта, газета описывает ее как «девочку-скаута, играющую на пианино и одержимую пони» (a member of the Brownies who played the piano and was obsessed with ponies) (цит. по: Gregoriou, 2011: 18). Такое амбивалентное описание девушек как бы говорит читателям о том, что они сами, отрекшись от своего счастливого будущего, разрушили свою жизнь, связав себя с наркотиками, став проститутками, и в результате оказались убитыми Стивом Райтом: «Аннетт, чье прочное семейное положение, блестящее будущее и прочие возможности были разрушены героином» (Annette, whose stable family background and bright future had, like the rest, been corrupted by heroin) (цит. по: Gregoriou, 2011: 18). Райт в этом случае изображается человеком, который просто довел зависимость девушки до «конечного предела», не только купив секс с ней за деньги, но и просто воспользовавшись ее беззащитностью. Это не его вина, просто так сложились обстоятельства, девушка сама довела себя до такого состояния, а Райт только нашел удобный момент выплеснуть свою сексуальную энергию.
Дискредитация жертвы характерна не только для печатных СМИ, но также для радио и телевидения. Например, «Радио 4» (Radio 4) в день оглашения приговора Райту также охарактеризовало убитых женщин просто как проституток: «Стива Райта признали виновным в убийстве пяти проституток» (Steve Wright has been found guilty of murdering five prostitutes) (цит. по: Gregoriou, 2011: 19). Конечно, «Радио 4» могло бы сказать «пяти молодых женщин» или «пяти человек», но предпочло подчеркнуть их низкое социальное положение. К чести «Радио 4» следует отметить, что, по сравнению с другими СМИ, оно достаточно лояльно отнеслось к убитых женщинам.
Таблоид «Сан» посчитал возможным высказаться следующим образом: «Бывший водитель вилочного погрузчика отрицает, что задушил пять проституток-наркоманок» (The former fork-lift driver has denied strangling five drug-addict prostitutes) (цит. по: Gregoriou, 2011: 19). Или даже так: «Он задушил наркоманок, которых снял всего лишь за 20 или 30 фунтов» (he began to choke the life out of the drug-addicts he hired for as little as £20 or £30) (цит. по: Gregoriou, 2011: 19). Конечно, «дешевые» проститутки с наркотической зависимостью, какими их представляет газета, не могут вызвать никакого сочувствия у читателей, которые возложат вину на самих жертв, посчитав, что именно их образ жизни предопределил их кончину.
Однако следует признать, что иногда сложно назвать жертву таким образом, чтобы это не вызвало каких-то других ассоциаций. Например, если их назвать просто женщинами, то это может означать, что именно по причине своей половой принадлежности они беззащитны перед убийцей. Скорее всего, нейтральное слово «человек» было бы здесь наиболее уместно.
Иногда жертва, в чем хочет нас уверить «Сан», сама провоцирует убийцу на агрессивные действия: родственники Райта в интервью газете утверждали, что девушки, должно быть, его чем-то обидели (“girls upset him”) (цит. по: Gregoriou, 2011: 21), а полицейский высказал предположение, что, возможно, одна из девушек его ограбила или каким-то образом унизила (“it`s possible one of the girls robbed him or humiliated him”) (цит. по: Gregoriou, 2011: 21). Таким образом, исходя из приведенных цитат, следует, что именно женщины являлись субъектами действия: они обижали, унижали, грабили − в общем, делали все, чтобы их в итоге нашли задушенными в реке.
Интересно, что судья перед вынесением пожизненного приговора Райту признал, что главным виновником случившегося является именно Райт, а не жертвы или среда: «Необходимо прояснить один момент: пять женщин, испытывая наркотическую зависимость, занимались проституцией, чтобы своевременно утолять свои потребности. Наркотики и проституция привели их в группу риска, но убили их не наркотики и не проституция, это сделали Вы. Только Вы один в ответе за их смерти» (цит. по: Gregoriou, 2011: 21).
СМИ часто преподносят серийных убийц как победителей и охотников, что автоматически означает, что убитые ими девушки – их жертвы и мишени для охоты. «Молоточный убийца с ОСКАЛОМ, Леви Беллфилд, нацеливается на блондинок в клубе – его мишень и не подозревает, что он охотится за жертвой» (GRINNING hammer killer Levi Bellfield zeroes in on a blonde clubber −his target unaware he is hunting for a victim9). Даже обычный читатель, не имеющий целью обратить внимание на манипуляции СМИ, заметит, что здесь прямо навязываются стереотипная форма поведения − «охотник – жертва». Охотником здесь, конечно же, выступает убийца, он изображен триумфатором, героем, полностью контролирующим ситуацию. А жертва – обычная женщина, пришедшая в клуб приятно провести время и не подозревающая о том, что стала следующей мишенью Молоточного убийцы. Нетрудно понять, что жертва кажется жалкой и беспомощной.
СМИ часто обращают внимание общественности на то, что серийный убийца предпочитает определенный тип женщины (блондинка, брюнетка, студентка, в черных колготках и т.д.). Иногда это имеет под собой основание, но часто это еще один симулякр СМИ, служащий для эротизации убийства. «Монстр автобусных остановок, 39 лет, подозревается в совершении СОТНИ нападений. На суде выяснилось, что преступник, признанный виновным в убийстве двух студенток, ненавидел блондинок» (The bus stop beast, 39, is suspected of a HUNDRED attacks. And the trial which convicted him of killing two students heard he hated blondes10); «Беллфилд особенно ненавидел худых пышногрудых блондинок» ([Bellfield had] a particular hatred for thin, large-breasted blondes).
СМИ могут создавать образ жертвы не только с помощью описания их внешности, но и с помощью отсылки к возрасту, что помогает СМИ возбудить сочувствие у читателей, заставить их сопереживать «молодой невинной жертве». Так, примечательны слова прокурора во время судебного процесса, процитированные одной из английских газет: «Пять женщин в возрасте от 17 до 22 лет подверглись жестокому нападению» (Five women, four of them aged between 17 and 22 were brutally attacked (цит. по: Gregoriou, 2011: 25). По мнению Христианы Грегориу (2011), всех жертв можно условно разделить на две возрастные категории: от 17 до 22 и после 22. Конечно, чем женщина младше, тем больше сочувствия она вызывает, а это добавляет материалу сенсационности.
Выводы
Выбранный для анализа массив публикаций и метод исследования, безусловно, не позволяют сделать общие выводы об образе серийного убийцы в английских и американских СМИ (что послужит целью дальнейшего исследования), но тем не менее позволяет нам сделать некоторые промежуточные выводы.
Проанализировав выбранные публикации, мы пришли к выводу, что в «Сан» и «Гардиан» чаще всего используются следующие приемы для создания привлекательного образа преступника: демонизация и героизация убийцы, а также дискредитация жертвы преступления.
С помощью критического дискурс-анализа нам удалось выяснить, что демонизация убийцы может достигаться за счет сравнения преступника с другими серийными убийцами, известными литературными и фольклорными персонажами, а также общей отсылкой к чему-то злому, таинственному и непонятному.
Героизация серийного убийцы может создаваться с помощью гиперболизации (например, количества убитых), а также отсылкой к приобретенной популярности, национальной или общемировой известности преступника.
Дискредитация жертвы преступления также может служить одним из способов создания привлекательного образа серийного убийцы. Образ жалкой и беспомощной жертвы может создаваться с помощью номинализации (убитых называют проститутками и наркоманками), с помощью навязывания стереотипных форм поведения «охотник – жертва», а также с помощью отсылок к возрасту и описанию внешности убитых, служащего для эротизации преступления.
Кроме того, проанализировав выбранные публикации, мы пришли к выводу, что качественные и массовые газеты не сильно отличаются друг от друга в стандартах освещения серийных убийств: и «Сан», и «Гардиан» в большей или меньшей степени склонны использовать описанные нами приемы создания привлекательного образа серийного убийцы.
Примечания
Библиография
Caputi J. (1987) The Age of Sex Crime. Bowling Green, Ohio: Bowling Green University Popular Press.
Fairclough N. (2013) Critical Discourse Analysis: The Critical Study of Language. New York: Routledge.
Grant B.K. (2011) Shadows of Doubt: Negotiations of Masculinity in American Genre Films. Detroit: Wayne State University Press.
Gregoriou C. (2011) Language, Ideology and Identity in Serial Killer Narratives. New York, London: Routledge.
Halttunen K. (1998) Murder Most Foul. The Killer and the American Gothic Imagination. Cambridge, Mass.: Harvard University Press.
Ingebretsen E. (2001) At Stake: Monsters and the Rhetoric of Fear in Public Culture. Chicago: The University of Chicago Press.
Jenkins P. (1992) Intimate Enemies: Moral Panics in Contemporary Great Britain. New York: Aldine de Gruyter.
Leyton E. (1995) Men of Blood: Murder in Everyday Life. Toronto: McClelland and Stewart; London: Penguin.
Newitz A. (1999) Serial Killers, True Crime, and Economic Performance Anxiety. In: C. Sharrett (ed.) Mythologies of Violence in Postmodern Media. Detroit: Wayne State University Press, pp. 65−84.
Pizzato M. (1999) Jeffrey Dahmer and Media Cannibalism: The Lure and Failure of Sacrifice. In: C. Sharrett (ed.) Mythologies of Violence in Postmodern Media. Detroit: Wayne State University Press, pp. 85−118.
Schmid D. (2005) Natural Born Celebrities: Serial Killers in American Culture. Chicago: The University of Chicago Press.
Seltzer M. (1998) Serial Killers: Death and Life in America`s Wound Culture. New York: Routledge.
Sharrett C. (1999) Afterword: Sacrificial Violence and Postmodern Ideology. In: C. Sharrett (ed.) Mythologies of Violence in Postmodern Media. Detroit: Wayne State University Press, pp. 413−434.