Languages

You are here

Проявления речевой агрессии на страницах российских газет (полемика 2015 г. об опере «Тангейзер»)

Научные исследования: 
Авторы материалов: 


Ссылка для цитирования: Яковлева Ю.В. Проявления речевой агрессии на страницах российских газет (полемика 2015 г. об опере «Тангейзер») // Медиаскоп. 2016. Вып. 2. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2098

 

© Яковлева Юлия Владимировна

аспирантка кафедры медиаречи факультета журналистики Российского государственного гуманитарного университета (г. Москва, Россия), yak112@inbox.ru

 

Аннотация

В статье рассматриваются примеры проявления речевой агрессии в дискуссионных материалах российской прессы в марте-апреле 2015 г., посвященных резонансной постановке оперы Р. Вагнера «Тангейзер» на сцене Новосибирского государственного академического театра оперы и балета в декабре 2014 г. Исследование проведено с целью выявления речевых способов и средств ведения полемики в современных российских СМИ.

Ключевые слова: речевая агрессия, полемика, оценка, опера, Тангейзер.

 

Речевая агрессия стала объектом специального изучения в лингвистике относительно недавно, в конце XX столетия, в связи с возрастанием внимания к различным видам коммуникативной деятельности человека. В этой области пока нет четкой, устоявшейся терминологической базы. Так, наряду с термином «речевая агрессия» в аналогичных значениях используются сочетания «вербальная агрессия», «коммуникативная агрессия», «словесная агрессия» и другие. Определения «словесная» и «вербальная» используются в основном при противопоставлении этого вида агрессии другому – агрессии физической. Поскольку в данной статье акцент делается на конкретные проявления агрессивного речевого поведения, предпочтительным оказывается использование термина «речевая агрессия».

Не существует в данный момент и единой трактовки этого термина. В соответствии с определением «Стилистического словаря», речевая агрессия – это «использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности, манера речи, оскорбляющая чье-либо самолюбие, достоинство»1. Л.В. Енина (2002 (а): 105) считает речевую агрессию сферой «речевого поведения, которая мотивирована агрессивным состоянием говорящего». В текстах, по ее мнению, речевая агрессия проявляется в двух вариантах: «Во-первых, автор прямо призывает адресата к агрессивным действиям. Во-вторых, автор подачей предмета речи вызывает или поддерживает агрессивное состояние адресата» (Енина, 2002 (а): 105). Сигналы речевой агрессии в журналистском тексте данный исследователь считает необходимым рассматривать с трех позиций: лингвистического, лингвоидеологического и риторического анализа (Енина, 2002 (б)).

По мнению Е.Л. Вартановой (2012: 19), речевая агрессия является частью агрессии как естественного биопсихологического феномена. Исследователь полагает, что речевая агрессия поддерживает социальное и психологическое неравноправие коммуникантов, направлена на снижение социального статуса адресата, его подчинение, на отрицательное эмоциональное воздействие.

С точки зрения Т.А. Воронцовой (2006), агрессивное речевое поведение преследует цель деформировать любую сферу коммуникативного пространства. Речевая агрессия представляет собой вторжение в речевое, аксиологическое или когнитивное пространство адресата.

Таким образом, речевая агрессия трактуется сегодня широко – от использования стилистически маркированных языковых средств до целенаправленного подавления речевой деятельности оппонента. При всем разнообразии подходов большинство лингвистов согласны в одном: речевая агрессия – многоаспектное явление.

Она может проявляться на разных языковых уровнях, реализуясь в способах оформления мыслей и построения текста, в использовании лексических и грамматических средств языка, отобранных с целью нарушения коммуникативного баланса.

В данной статье рассматриваются примеры проявления речевой агрессии в современных печатных газетных материалах на примере полемики, возникшей в газетах «Коммерсантъ», «Новые известия», «Независимая газета», «Новая газета», «Культура» вокруг резонансной постановки оперы «Тангейзер» на сцене Новосибирского государственного академического театра оперы и балета (НГАТОиБ). Среди авторов публикаций – как сторонники, так и противники создателей спектакля. Анализу подверглись только полемические материалы, содержащие признаки речевой агрессии.

Премьера оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер» в НГАТОиБ состоялась 20 декабря 2014 г. Спектакль прошел с большим успехом и удостоился восторженных отзывов критиков. В частности, газета «Коммерсантъ» назвала новосибирскую оперу одной из «самых важных премьер российского оперного сезона», признала ее появление «символичным» и пророчила ей стать «объектом паломничества»2. Реальная судьба постановки сложилась иначе.

Авторы новой версии оперы Вагнера внесли в оригинальное либретто существенные изменения, которые часть православной общественности сочла оскорбительными для чувств верующих. Митрополит Новосибирский и Бердский Тихон подал жалобу в городскую прокуратуру. В результате 24 февраля 2015 г. в отношении директора НГАТОиБ Б.М. Мездрича и режиссера-постановщика Т.А. Кулябина было возбуждено дело об административном правонарушении по ч. 2 ст. 5.26 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях («Умышленное публичное осквернение предметов религиозного почитания»). Дело было рассмотрено мировым судом Центрального района г. Новосибирска 10 марта 2015 г. и закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Тем не менее по решению Министерства культуры РФ от 29 марта 2015 г. Б.М. Мездрич был уволен с должности директора НГАТОиБ. Его место занял В.А. Кехман, принявший решение исключить оперу «Тангейзер» из репертуара театра.

События, связанные с постановкой оперы «Тангейзер», получили широкий общественный резонанс и освещение на страницах прессы. Открытие полемики было воспринято участниками дискуссии как начало боевых действий, о чем свидетельствует наличие в текстах «военно-революционной» лексики: «культурная революция [здесь и далее курсив наш. – Ю.Я.3, «боевой клич»4, «не допускать столкновений и холодных гражданских войн»5. «Новосибирский культурный ландшафт превратился в минное поле, – приводит “Независимая газета” слова театрального эксперта А. Огородниковой. – Где рванет в следующий раз?»6.

Интересна конструкция, использованная в одном из материалов «Независимой газеты»: «Конечно, и “считает правильным” можно рассматривать как военный приказ, если в прежних советских категориях считать искусство идеологическим фронтом, а всех режиссеров, актеров, писателей и художников – бойцами этого фронта»7. В данной цитате, помимо «военной» лексики, следует обратить внимание и на словосочетания «прежние советские категории» и «идеологический фронт». Упрек в попытке возродить негативные стороны советского режима традиционен для защитников постановки («Многие деятели культуры… в действиях госслужащих… увидели проявление цензуры или идеологического давления»8, «…Наша страна опять бездарно теряет историческое время»9) и служит поводом для проявления иронии со стороны их оппонентов («Приемка спектаклей приравнивается к цензуре, худсоветы – к расстрельным тройкам»10, «По ночам им снятся реперткомы, Главлиты и цензурные уставы»11).

В газетных публикациях звучат жалобы на насильственные действия со стороны государства: «Нельзя бить искусство по рукам»12, «Отсюда один шаг до сжигания книг на кострах»13, «Сталкивая лбами различные группы»14, «Их инструменты – насилие и манипуляция»15.

Каждая из сторон считает, что противники отличаются крайне низким уровнем культурного развития. Для подтверждения этого тезиса используются различные дискурсивные практики. Среди них – такие формулировки, как «волна дремучего невежества»16, «силовая элита, алчная и плохо образованная»17. Подобная мысль может выражаться и косвенно, в форме намека: «Оскорбленные “Тангейзером” высказали свое возмущение в доступной им форме»18; «Если кому-то неприятно зрелище, люди уходят в антракте домой, идут в ресторан поглощать пищу попроще»19.

Низкий уровень культуры, по мнению полемистов, характерен также для людей, занимаюшихся определенным родом деятельности. В их числе оказались священники как носители традиционного сознания, заведомо неспособного, по мнению пишущих, воспринимать новаторские решения представителей творческих профессий. «Священнику, как и другим носителям архаики, необязательно ходить в оперный театр, – приводят “Новые известия” мнение режиссера В. Мирзоева. – Силком их туда, по-моему, не тащат, да и вряд ли приглашают»20. В другом номере газета пытается апеллировать к еще одному экстралингвистическому фактору − распространенному в обществе мнению о представителях торговых профессий как о людях, далеких от высокого искусства и поэтому неспособных о нем судить: «Особенным темпераментом отличалось выступление известного торговца бананами и одновременно директора Михайловского театра Владимира Кехмана»21. Условная конкретизация профессии «торговец бананами», видимо, должна способствовать дискредитации нового директора НГАТОиБ, в прошлом занимавшегося импортом фруктов.

Используются также снижающие образ сравнения («Можно голосить а-ля торговка рыбой на одесском Привозе…»22) или замечания о несоответствии занимаемой позиции («Балет и оперу оккупировали люди, не сразу научившиеся отличать первое от второго»23).

Для выражения речевой агрессии могут служить и символически значимые имена медийных персон: «Фамилию «Вагнер» усвоили даже те, кому раньше за глаза хватало Меладзе»24; «Известный прежде узким кругам режиссер Кулябин по плотности упоминаний в СМИ не уступает Коломойскому»25. Если противопоставление Вагнер-Меладзе олицетворяет оппозицию «классика для избранных – популярная музыка для нетребовательных масс», то сравнение Кулябина с Коломойским, по-видимому, должно быть оскорбительным для первого по причине одиозности последнего и символизирует приобретение сомнительной славы.

Речевая агрессия может выражаться и в образах, создаваемых с помощью обыгрывания устойчивых эпитетов и клише: «Там должности худруков и директоров занимают “юпитеры”, а Мездрич – несмотря на опыт – все-таки застрял в категории “бык обыкновенный”»26; «Планку, долгое время валявшуюся на полу, наконец, установили – чуть выше плинтуса»27.

«Новые известия» приводят слова М. Розовского, выступившего в защиту авторов скандальной постановки: «Но театр – совсем другой храм. Это храм искусства, храм свободомыслия, вольнолюбия»28. «Какая там “волшебная сила искусства”, “театр-храм”, “сцена-кафедра” – все забыто, – возражает газета “Культура”, занимающая в полемике противоположную позицию. – Уровень общения − словно с дефективными. Постарайтесь не напачкать – уже спасибо»29.

Поскольку конфликт возник якобы между представителями культуры светской и православной, не обошлось без антирелигиозных выпадов, в особенности – обвинений оппонентов: во-первых, в том, что их религиозность ненастоящая: «фейковые институты поддерживает фейковая вера, не имеющая к христианству ни малейшего отношения»30; во-вторых, в том, что они сами нарушают правила, предписываемые культом: «Какой бес в разгар пасхального поста, потащил за бороду впечатлительного попа в театр»31. «Разжалование» таких священников совершается в форме перифраза − «гражданин в рясе»32.

Поведение противников постановки «Тангейзер» оппоненты определили как «мракобесие», то есть враждебное прогрессу, культуре, науке33. Это существительное и производные от него употребляются особенно часто. «Мрак и бесы» – заголовок статьи в газете «Новые известия»34, написанной В. Яковым. В самой статье можно обнаружить такие словосочетания, как «мракобесные выходки», «союз мракобеса в рясе с мракобесом в погонах», «по своей мракобесной сути», «мракобесные суды, мракобесные запреты, мракобесные вожди мракобесной жизни».

«Мракобесие» увидела в действиях противников «Тангейзера» и «Новая газета»35. В том же ряду идет слово «черносотенство», употребляющееся как синоним реакционно-шовинистического36 поведения («разгул черносотенства и мракобесия»37, «насколько больше сегодня в зале черносотенцев»38).

«Давайте раз и навсегда проговорим, что против “Тангейзера” выступают охранители-мракобесы, способные только тащить и не пущать», – иронизируют в ответ оппоненты39, усиливая иронию употреблением устаревшего просторечного40 глагола «пущать» (с аналогичной целью в статье употребляется глагол «завязать» в просторечном41 значении − «одумалась и завязала»42).

Стороны обвиняют друг друга в «хулиганстве». «Хулиганская выходка, “вопиющее хулиганство”»43, – характеризует «Новая газета» действия противников «Тангейзера». «Подобными – и даже куда более хулиганскими аттракционами – охотно пробавляются наши ведущие сцены», – заявляют ее оппоненты44.

Безнравственность и нечистоплотность в общественных отношениях полемисты пытаются продемонстрировать с помощью образов, связанных с «мусором» и «грязью»: «мутная пена этой волны»45, «уровень нечистот, половодье которых топит общество»46, «пакостники»47, «разгрести завалы лживых допущений»48, «постарайтесь не напачкать – уже спасибо»49.

Для выражения речевой агрессии используется и медицинская терминология: «Возрожденная архаика – это очередная попытка абортировать модернизацию страны»50. «Не диагноз, а симптом» – заголовок статьи в газете «Культура»51, развивающей тему «болезни»: «Давайте делать вид, что у российского театра существуют какие-то свои особенные хвори, которые можно излечить локальными припарками», «потревожить влиятельные мозоли», «Никаких уникальных диагнозов у театра нет. “Тангейзер” – один из многочисленных симптомов всеохватной болезни», «Для недужного общества культура могла бы поработать доктором, однако сама оказалась на койке в карантинном боксе. Куда без страха заходят… те, кто по сути своей – инфекция и любой заразой принимаются, как родные», «…попытки контроля со стороны государства воспринимаются как несовместимые с жизнью», «Начинается массовый спектакль-агония…, «Худсоветы… – это санитарно-гигиеническая норма», «Уровень общения − словно с дефективными».

Выражение сомнений в психическом здоровье противников, указание на их якобы чрезмерную экзальтацию и возбудимость также можно отнести к проявлениям речевой агрессии: «весеннее обострение»52, «Местная прокуратура с легкостью возбудилась по этому поводу»53, «У нас тут депутаты круглый год возбуждаются по самым глупым поводам»54, «Прокурор будет вынужден… отвечать депутату вместо того, чтобы ему вызвать скорую»55, «Депутат с приходом весны возбудился по поводу… чего-то смутного, бесовского, пьянящего трепетную депутатскую душу»56.

Образ депутата с трепетной душой, безусловно, относится к проявлениям иронии. Такого же типа выражение «Публика оказалась… продвинутой театралкой с исключительно чуткой и нежной душой»57 и фразы, содержащие притворное сочувствие: «Вагнера допросить, к сожалению, не получится, как прокурору ни хотелось бы», − цитируют «Новые известия» слова адвоката С. Бадамшина58; «Г-н Кехман… заявил, что будет совмещать две должности – и в Михайловском театре, и в Новосибирском. С торговлей бананами у него пока проблема»59.

Иронический смысл несет и смешение слов с нейтральной60 («корректировать», «фантазия»), книжной61 («безудержный») и высокой62 («творец») стилистической окраской для построения осуждающей в целом фразы: «Пока притворство не перестанет быть главным жанром в искусстве, будут продолжаться митинги, казачьи пикеты, срывы спектаклей и выставок – ибо других способов скорректировать безудержную фантазию творцов у общества нет».

Помимо иронии и перевернутого смысла в полемических статьях можно обнаружить и прямые негативизмы: «Эта история – продолжение чудовищной, антигосударственной тактики властей»63; «Кто-то ведет непристойную, безобразную, неприличную… игру»64; «Исчезновение в стране профессиональных оперных постановщиков и хореографов и полная их замена режиссерами драмы – бред»65, «допустимо нести ахинею…»66; «призвав… не цепляться к материалистическим деталям»67.

Средствами проявления речевой агрессии служат риторические вопросы и риторические восклицания, часто носящие иронический оттенок и имеющие перевернутый смысл: «Но кто будет спрашивать холопов?»68; «Кто-то в запале даже сравнил его [Кулябина. – Ю.Я.] с Бродским: оба, мол, пострадали от государства. А что такого? Иосиф Александрович умер, ему все равно, а нам приятно»69; «Табак опасен для здоровья, кто бы спорил. А попрание святынь не опасно?»70; «Как легко и приятно бороться с такими оппонентами!»71; «А как вырос культурный уровень народных масс-то!»72

К проявлениям речевой агрессии можно отнести и фамильярные выражения, в том числе использование фраз с ты-номинацией:

«Архаик скажет: мол, ну и не надо. Отлично, но это, дорогой товарищ, тебе лично не надо – решай и говори за себя… А Господь, в которого ты (как бы) веруешь, культуру тысячелетиями сохраняет»73; «Путаница понятий, смешение белого с острым, душевная глухота прощаются, если визжишь ты “за свободу творчества”»74; «Такой разлюли-малины, как на бюджетных подмостках – “а ты дай денег и отойди”, те же кинематографисты отродясь не знали»75.

Употребляя существительные и прилагательные с уменьшительными суффиксами, авторы публикаций подчеркивают незначительность событий по сравнению с поднятым вокруг них шумом: «Журналисты упиваются всяким скандальчиком, как дворняга любимой костью»76; «игра в притворяшки»77; «список в поддержку “Тангейзера” по ряду фамилий совпадает с защитниками “пусек”»78; «диковатая история»79.

В полемике встречается также окказионализм «молодой тангейзермен»80 (ироническое определение 30-летнего режиссера-постановщика оперы «Тангейзер» Т.А. Кулябина). Сами скандальные события получили название «тангейзергейт»81 («Тангейзер» + «Уотергейт»).

Таким образом, в статьях полемического характера, посвященных событиям, связанным с нашумевшей постановкой оперы Р. Вагнера «Тангейзер» в Новосибирском государственном академическом театре оперы и балета, обнаружены многочисленные проявления речевой агрессии. Она содержится в материалах, написанных как сторонниками, так и противниками создателей данной версии спектакля, и реализуется в разнообразных формах.

На лексическом уровне оппоненты используют прямые негативизмы, лексику, связанную с войной и революцией, советским прошлым, оставившим негативные воспоминания, а также просторечные слова и словосочетания, фамильярные обращения, окказиональные образования.

На синтаксическом уровне речевая агрессия выражается различными фигурами речи. Риторические вопросы и риторические восклицания в данном контексте также приобретают агрессивный характер.

Среди дискурсивных приемов ведения агрессивной полемики можно отметить иронию, высмеивание оппонентов, отрицательные оценки действий противников и властей, антирелигиозные выпады. Кроме того, каждая из сторон стремится дискредитировать оппонентов, пытаясь внушить аудитории мысль о том, что противники не обладают достаточно высоким уровнем образования и культуры, чем и объясняется их неподобающее поведение.

Следует признать, что выбор разнообразных и ярких средств ведения полемики придает ей некоторую внешнюю занимательность. Способность находить и применять эффектные приемы словесной борьбы позволяет произвести впечатление на читателя и, возможно, в какой-то момент даже привлечь его на свою сторону. Однако стремление добиться победы в споре любой ценой может стать препятствием при попытках разобраться в существе обсуждаемой проблемы. Агрессивность полемических материалов способствует повышению уровня агрессии в обществе, а значит, исключает возможность преодоления конфликта. Таким образом, краткосрочный коммуникативный успех отдельных журналистов в перспективе оборачивается более масштабной коммуникативной неудачей.

 



Примечания

  1. Стилистический энциклопедический словарь русского языка / под редакцией М.Н. Кожиной. М.: Наука, 2003.
  2. Коммерсантъ. 2014. Дек., 24. С. 14.
  3. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  4. Там же.
  5. Новые известия. 2015. Март, 10. С. 8.
  6. Независимая газета. 2015. Март, 31. С. 5.
  7. Там же.
  8. Новые известия. 2015. Март, 31. С. 8.
  9. Там же. 2015. Март, 10. С. 8.
  10. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  11. Там же.
  12. Новые известия. 2015. Март, 5. С. 8.
  13. Там же.
  14. Там же. 2015. Март, 10. С. 8.
  15. Там же.
  16. Там же.
  17. Там же.
  18. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  19. Новые известия. 2015. Март, 10. С. 8.
  20. Там же.
  21. Там же. 2015. Март, 31. С. 8.
  22. Там же.
  23. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  24. Там же.
  25. Там же.
  26. Там же.
  27. Там же.
  28. Новые известия. 2015. Март, 5. С. 8.
  29. Там же.
  30. Там же. 2015. Март, 10. С. 8.
  31. Там же. 2015. Март, 11. С. 9.
  32. Там же.
  33. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Аз, 1999. С. 368.
  34. Новые известия. 2015. Март, 11. С. 9. .
  35. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  36. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Указ. соч. С. 882.
  37. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  38. Там же.
  39. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  40. Словарь современного русского литературного языка / АН СССР, Ин-т языкознания; [гл. ред.: В. И. Чернышев]. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1948−1965: в 17 т. Т. 11.
  41. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Указ. соч. С. 201.
  42. Там же.
  43. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5. .
  44. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  45. Новые известия. 2015. Март, 11. С. 9.
  46. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  47. Там же.
  48. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  49. Там же.
  50. Новые известия. 2015. Март, 10. С. 8.
  51. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  52. Новые известия. 2015. Март, 11. С. 9.
  53. Там же.
  54. Там же.
  55. Там же.
  56. Там же.
  57. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  58. Новые известия. 2015. Март, 5. С. 8.
  59. Там же. 2015. Март, 31. С. 8.
  60. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Указ. соч. С. 298, 849.
  61. Там же. С. 42.
  62. Там же. С. 791.
  63. Новые известия. 2015. Март, 10. С. 8.
  64. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  65. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  66. Там же.
  67. Новые известия. 2015. Март, 5. С. 8.
  68. Там же.
  69. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  70. Там же.
  71. Там же.
  72. Новая газета. 2015. Апр., 3. С. 5.
  73. Новые известия. 2015. Март, 10. С. 8.
  74. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  75. Там же.
  76. Там же.
  77. Там же.
  78. Там же.
  79. Новые известия. 2015. Март, 11. С. 9.
  80. Культура. 2015. Апр., 10−16. С. 9.
  81. Там же.

 

Библиография

Вартанова Е.Л. Язык российских СМИ как индикатор социальных перемен // Язык СМИ и политика / под ред. Г.Я. Солганика. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2012.
Воронцова Т.А. Речевая агрессия: вторжение в коммуникативное пространство. ­Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2006.
Енина Л.В. (а) Речевая агрессия и речевая толерантность в средствах массовой информации// Российская пресса в поликультурном обществе: толерантность и мультикультурализм как ориентиры профессионального поведения. М.: Независимый ин-т коммуникативистики, 2002.
Енина Л.В. (б) Сигналы речевой агрессии как маркеры этнической интолерантности // Диагностика толерантности в средствах массовой информации / под ред. В.К. Мальковой. М.: ИЭА РАН, 2002.