Ссылка для цитирования: Яковлева Ю.В. Проявления речевой агрессии на страницах российских газет (полемика 2015 г. об опере «Тангейзер») // Медиаскоп. 2016. Вып. 2. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2098
© Яковлева Юлия Владимировна
аспирантка кафедры медиаречи факультета журналистики Российского государственного гуманитарного университета (г. Москва, Россия), yak112@inbox.ru
Аннотация
В статье рассматриваются примеры проявления речевой агрессии в дискуссионных материалах российской прессы в марте-апреле 2015 г., посвященных резонансной постановке оперы Р. Вагнера «Тангейзер» на сцене Новосибирского государственного академического театра оперы и балета в декабре 2014 г. Исследование проведено с целью выявления речевых способов и средств ведения полемики в современных российских СМИ.
Ключевые слова: речевая агрессия, полемика, оценка, опера, Тангейзер.
Речевая агрессия стала объектом специального изучения в лингвистике относительно недавно, в конце XX столетия, в связи с возрастанием внимания к различным видам коммуникативной деятельности человека. В этой области пока нет четкой, устоявшейся терминологической базы. Так, наряду с термином «речевая агрессия» в аналогичных значениях используются сочетания «вербальная агрессия», «коммуникативная агрессия», «словесная агрессия» и другие. Определения «словесная» и «вербальная» используются в основном при противопоставлении этого вида агрессии другому – агрессии физической. Поскольку в данной статье акцент делается на конкретные проявления агрессивного речевого поведения, предпочтительным оказывается использование термина «речевая агрессия».
Не существует в данный момент и единой трактовки этого термина. В соответствии с определением «Стилистического словаря», речевая агрессия – это «использование языковых средств для выражения неприязни, враждебности, манера речи, оскорбляющая чье-либо самолюбие, достоинство»1. Л.В. Енина (2002 (а): 105) считает речевую агрессию сферой «речевого поведения, которая мотивирована агрессивным состоянием говорящего». В текстах, по ее мнению, речевая агрессия проявляется в двух вариантах: «Во-первых, автор прямо призывает адресата к агрессивным действиям. Во-вторых, автор подачей предмета речи вызывает или поддерживает агрессивное состояние адресата» (Енина, 2002 (а): 105). Сигналы речевой агрессии в журналистском тексте данный исследователь считает необходимым рассматривать с трех позиций: лингвистического, лингвоидеологического и риторического анализа (Енина, 2002 (б)).
По мнению Е.Л. Вартановой (2012: 19), речевая агрессия является частью агрессии как естественного биопсихологического феномена. Исследователь полагает, что речевая агрессия поддерживает социальное и психологическое неравноправие коммуникантов, направлена на снижение социального статуса адресата, его подчинение, на отрицательное эмоциональное воздействие.
С точки зрения Т.А. Воронцовой (2006), агрессивное речевое поведение преследует цель деформировать любую сферу коммуникативного пространства. Речевая агрессия представляет собой вторжение в речевое, аксиологическое или когнитивное пространство адресата.
Таким образом, речевая агрессия трактуется сегодня широко – от использования стилистически маркированных языковых средств до целенаправленного подавления речевой деятельности оппонента. При всем разнообразии подходов большинство лингвистов согласны в одном: речевая агрессия – многоаспектное явление.
Она может проявляться на разных языковых уровнях, реализуясь в способах оформления мыслей и построения текста, в использовании лексических и грамматических средств языка, отобранных с целью нарушения коммуникативного баланса.
В данной статье рассматриваются примеры проявления речевой агрессии в современных печатных газетных материалах на примере полемики, возникшей в газетах «Коммерсантъ», «Новые известия», «Независимая газета», «Новая газета», «Культура» вокруг резонансной постановки оперы «Тангейзер» на сцене Новосибирского государственного академического театра оперы и балета (НГАТОиБ). Среди авторов публикаций – как сторонники, так и противники создателей спектакля. Анализу подверглись только полемические материалы, содержащие признаки речевой агрессии.
Премьера оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер» в НГАТОиБ состоялась 20 декабря 2014 г. Спектакль прошел с большим успехом и удостоился восторженных отзывов критиков. В частности, газета «Коммерсантъ» назвала новосибирскую оперу одной из «самых важных премьер российского оперного сезона», признала ее появление «символичным» и пророчила ей стать «объектом паломничества»2. Реальная судьба постановки сложилась иначе.
Авторы новой версии оперы Вагнера внесли в оригинальное либретто существенные изменения, которые часть православной общественности сочла оскорбительными для чувств верующих. Митрополит Новосибирский и Бердский Тихон подал жалобу в городскую прокуратуру. В результате 24 февраля 2015 г. в отношении директора НГАТОиБ Б.М. Мездрича и режиссера-постановщика Т.А. Кулябина было возбуждено дело об административном правонарушении по ч. 2 ст. 5.26 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях («Умышленное публичное осквернение предметов религиозного почитания»). Дело было рассмотрено мировым судом Центрального района г. Новосибирска 10 марта 2015 г. и закрыто в связи с отсутствием состава преступления. Тем не менее по решению Министерства культуры РФ от 29 марта 2015 г. Б.М. Мездрич был уволен с должности директора НГАТОиБ. Его место занял В.А. Кехман, принявший решение исключить оперу «Тангейзер» из репертуара театра.
События, связанные с постановкой оперы «Тангейзер», получили широкий общественный резонанс и освещение на страницах прессы. Открытие полемики было воспринято участниками дискуссии как начало боевых действий, о чем свидетельствует наличие в текстах «военно-революционной» лексики: «культурная революция [здесь и далее курсив наш. – Ю.Я.]»3, «боевой клич»4, «не допускать столкновений и холодных гражданских войн»5. «Новосибирский культурный ландшафт превратился в минное поле, – приводит “Независимая газета” слова театрального эксперта А. Огородниковой. – Где рванет в следующий раз?»6.
Интересна конструкция, использованная в одном из материалов «Независимой газеты»: «Конечно, и “считает правильным” можно рассматривать как военный приказ, если в прежних советских категориях считать искусство идеологическим фронтом, а всех режиссеров, актеров, писателей и художников – бойцами этого фронта»7. В данной цитате, помимо «военной» лексики, следует обратить внимание и на словосочетания «прежние советские категории» и «идеологический фронт». Упрек в попытке возродить негативные стороны советского режима традиционен для защитников постановки («Многие деятели культуры… в действиях госслужащих… увидели проявление цензуры или идеологического давления»8, «…Наша страна опять бездарно теряет историческое время»9) и служит поводом для проявления иронии со стороны их оппонентов («Приемка спектаклей приравнивается к цензуре, худсоветы – к расстрельным тройкам»10, «По ночам им снятся реперткомы, Главлиты и цензурные уставы»11).
В газетных публикациях звучат жалобы на насильственные действия со стороны государства: «Нельзя бить искусство по рукам»12, «Отсюда один шаг до сжигания книг на кострах»13, «Сталкивая лбами различные группы»14, «Их инструменты – насилие и манипуляция»15.
Каждая из сторон считает, что противники отличаются крайне низким уровнем культурного развития. Для подтверждения этого тезиса используются различные дискурсивные практики. Среди них – такие формулировки, как «волна дремучего невежества»16, «силовая элита, алчная и плохо образованная»17. Подобная мысль может выражаться и косвенно, в форме намека: «Оскорбленные “Тангейзером” высказали свое возмущение в доступной им форме»18; «Если кому-то неприятно зрелище, люди уходят в антракте домой, идут в ресторан поглощать пищу попроще»19.
Низкий уровень культуры, по мнению полемистов, характерен также для людей, занимаюшихся определенным родом деятельности. В их числе оказались священники как носители традиционного сознания, заведомо неспособного, по мнению пишущих, воспринимать новаторские решения представителей творческих профессий. «Священнику, как и другим носителям архаики, необязательно ходить в оперный театр, – приводят “Новые известия” мнение режиссера В. Мирзоева. – Силком их туда, по-моему, не тащат, да и вряд ли приглашают»20. В другом номере газета пытается апеллировать к еще одному экстралингвистическому фактору − распространенному в обществе мнению о представителях торговых профессий как о людях, далеких от высокого искусства и поэтому неспособных о нем судить: «Особенным темпераментом отличалось выступление известного торговца бананами и одновременно директора Михайловского театра Владимира Кехмана»21. Условная конкретизация профессии «торговец бананами», видимо, должна способствовать дискредитации нового директора НГАТОиБ, в прошлом занимавшегося импортом фруктов.
Используются также снижающие образ сравнения («Можно голосить а-ля торговка рыбой на одесском Привозе…»22) или замечания о несоответствии занимаемой позиции («Балет и оперу оккупировали люди, не сразу научившиеся отличать первое от второго»23).
Для выражения речевой агрессии могут служить и символически значимые имена медийных персон: «Фамилию «Вагнер» усвоили даже те, кому раньше за глаза хватало Меладзе»24; «Известный прежде узким кругам режиссер Кулябин по плотности упоминаний в СМИ не уступает Коломойскому»25. Если противопоставление Вагнер-Меладзе олицетворяет оппозицию «классика для избранных – популярная музыка для нетребовательных масс», то сравнение Кулябина с Коломойским, по-видимому, должно быть оскорбительным для первого по причине одиозности последнего и символизирует приобретение сомнительной славы.
Речевая агрессия может выражаться и в образах, создаваемых с помощью обыгрывания устойчивых эпитетов и клише: «Там должности худруков и директоров занимают “юпитеры”, а Мездрич – несмотря на опыт – все-таки застрял в категории “бык обыкновенный”»26; «Планку, долгое время валявшуюся на полу, наконец, установили – чуть выше плинтуса»27.
«Новые известия» приводят слова М. Розовского, выступившего в защиту авторов скандальной постановки: «Но театр – совсем другой храм. Это храм искусства, храм свободомыслия, вольнолюбия»28. «Какая там “волшебная сила искусства”, “театр-храм”, “сцена-кафедра” – все забыто, – возражает газета “Культура”, занимающая в полемике противоположную позицию. – Уровень общения − словно с дефективными. Постарайтесь не напачкать – уже спасибо»29.
Поскольку конфликт возник якобы между представителями культуры светской и православной, не обошлось без антирелигиозных выпадов, в особенности – обвинений оппонентов: во-первых, в том, что их религиозность ненастоящая: «фейковые институты поддерживает фейковая вера, не имеющая к христианству ни малейшего отношения»30; во-вторых, в том, что они сами нарушают правила, предписываемые культом: «Какой бес в разгар пасхального поста, потащил за бороду впечатлительного попа в театр»31. «Разжалование» таких священников совершается в форме перифраза − «гражданин в рясе»32.
Поведение противников постановки «Тангейзер» оппоненты определили как «мракобесие», то есть враждебное прогрессу, культуре, науке33. Это существительное и производные от него употребляются особенно часто. «Мрак и бесы» – заголовок статьи в газете «Новые известия»34, написанной В. Яковым. В самой статье можно обнаружить такие словосочетания, как «мракобесные выходки», «союз мракобеса в рясе с мракобесом в погонах», «по своей мракобесной сути», «мракобесные суды, мракобесные запреты, мракобесные вожди мракобесной жизни».
«Мракобесие» увидела в действиях противников «Тангейзера» и «Новая газета»35. В том же ряду идет слово «черносотенство», употребляющееся как синоним реакционно-шовинистического36 поведения («разгул черносотенства и мракобесия»37, «насколько больше сегодня в зале черносотенцев»38).
«Давайте раз и навсегда проговорим, что против “Тангейзера” выступают охранители-мракобесы, способные только тащить и не пущать», – иронизируют в ответ оппоненты39, усиливая иронию употреблением устаревшего просторечного40 глагола «пущать» (с аналогичной целью в статье употребляется глагол «завязать» в просторечном41 значении − «одумалась и завязала»42).
Стороны обвиняют друг друга в «хулиганстве». «Хулиганская выходка, “вопиющее хулиганство”»43, – характеризует «Новая газета» действия противников «Тангейзера». «Подобными – и даже куда более хулиганскими аттракционами – охотно пробавляются наши ведущие сцены», – заявляют ее оппоненты44.
Безнравственность и нечистоплотность в общественных отношениях полемисты пытаются продемонстрировать с помощью образов, связанных с «мусором» и «грязью»: «мутная пена этой волны»45, «уровень нечистот, половодье которых топит общество»46, «пакостники»47, «разгрести завалы лживых допущений»48, «постарайтесь не напачкать – уже спасибо»49.
Для выражения речевой агрессии используется и медицинская терминология: «Возрожденная архаика – это очередная попытка абортировать модернизацию страны»50. «Не диагноз, а симптом» – заголовок статьи в газете «Культура»51, развивающей тему «болезни»: «Давайте делать вид, что у российского театра существуют какие-то свои особенные хвори, которые можно излечить локальными припарками», «потревожить влиятельные мозоли», «Никаких уникальных диагнозов у театра нет. “Тангейзер” – один из многочисленных симптомов всеохватной болезни», «Для недужного общества культура могла бы поработать доктором, однако сама оказалась на койке в карантинном боксе. Куда без страха заходят… те, кто по сути своей – инфекция и любой заразой принимаются, как родные», «…попытки контроля со стороны государства воспринимаются как несовместимые с жизнью», «Начинается массовый спектакль-агония…, «Худсоветы… – это санитарно-гигиеническая норма», «Уровень общения − словно с дефективными».
Выражение сомнений в психическом здоровье противников, указание на их якобы чрезмерную экзальтацию и возбудимость также можно отнести к проявлениям речевой агрессии: «весеннее обострение»52, «Местная прокуратура с легкостью возбудилась по этому поводу»53, «У нас тут депутаты круглый год возбуждаются по самым глупым поводам»54, «Прокурор будет вынужден… отвечать депутату вместо того, чтобы ему вызвать скорую»55, «Депутат с приходом весны возбудился по поводу… чего-то смутного, бесовского, пьянящего трепетную депутатскую душу»56.
Образ депутата с трепетной душой, безусловно, относится к проявлениям иронии. Такого же типа выражение «Публика оказалась… продвинутой театралкой с исключительно чуткой и нежной душой»57 и фразы, содержащие притворное сочувствие: «Вагнера допросить, к сожалению, не получится, как прокурору ни хотелось бы», − цитируют «Новые известия» слова адвоката С. Бадамшина58; «Г-н Кехман… заявил, что будет совмещать две должности – и в Михайловском театре, и в Новосибирском. С торговлей бананами у него пока проблема»59.
Иронический смысл несет и смешение слов с нейтральной60 («корректировать», «фантазия»), книжной61 («безудержный») и высокой62 («творец») стилистической окраской для построения осуждающей в целом фразы: «Пока притворство не перестанет быть главным жанром в искусстве, будут продолжаться митинги, казачьи пикеты, срывы спектаклей и выставок – ибо других способов скорректировать безудержную фантазию творцов у общества нет».
Помимо иронии и перевернутого смысла в полемических статьях можно обнаружить и прямые негативизмы: «Эта история – продолжение чудовищной, антигосударственной тактики властей»63; «Кто-то ведет непристойную, безобразную, неприличную… игру»64; «Исчезновение в стране профессиональных оперных постановщиков и хореографов и полная их замена режиссерами драмы – бред»65, «допустимо нести ахинею…»66; «призвав… не цепляться к материалистическим деталям»67.
Средствами проявления речевой агрессии служат риторические вопросы и риторические восклицания, часто носящие иронический оттенок и имеющие перевернутый смысл: «Но кто будет спрашивать холопов?»68; «Кто-то в запале даже сравнил его [Кулябина. – Ю.Я.] с Бродским: оба, мол, пострадали от государства. А что такого? Иосиф Александрович умер, ему все равно, а нам приятно»69; «Табак опасен для здоровья, кто бы спорил. А попрание святынь не опасно?»70; «Как легко и приятно бороться с такими оппонентами!»71; «А как вырос культурный уровень народных масс-то!»72
К проявлениям речевой агрессии можно отнести и фамильярные выражения, в том числе использование фраз с ты-номинацией:
«Архаик скажет: мол, ну и не надо. Отлично, но это, дорогой товарищ, тебе лично не надо – решай и говори за себя… А Господь, в которого ты (как бы) веруешь, культуру тысячелетиями сохраняет»73; «Путаница понятий, смешение белого с острым, душевная глухота прощаются, если визжишь ты “за свободу творчества”»74; «Такой разлюли-малины, как на бюджетных подмостках – “а ты дай денег и отойди”, те же кинематографисты отродясь не знали»75.
Употребляя существительные и прилагательные с уменьшительными суффиксами, авторы публикаций подчеркивают незначительность событий по сравнению с поднятым вокруг них шумом: «Журналисты упиваются всяким скандальчиком, как дворняга любимой костью»76; «игра в притворяшки»77; «список в поддержку “Тангейзера” по ряду фамилий совпадает с защитниками “пусек”»78; «диковатая история»79.
В полемике встречается также окказионализм «молодой тангейзермен»80 (ироническое определение 30-летнего режиссера-постановщика оперы «Тангейзер» Т.А. Кулябина). Сами скандальные события получили название «тангейзергейт»81 («Тангейзер» + «Уотергейт»).
Таким образом, в статьях полемического характера, посвященных событиям, связанным с нашумевшей постановкой оперы Р. Вагнера «Тангейзер» в Новосибирском государственном академическом театре оперы и балета, обнаружены многочисленные проявления речевой агрессии. Она содержится в материалах, написанных как сторонниками, так и противниками создателей данной версии спектакля, и реализуется в разнообразных формах.
На лексическом уровне оппоненты используют прямые негативизмы, лексику, связанную с войной и революцией, советским прошлым, оставившим негативные воспоминания, а также просторечные слова и словосочетания, фамильярные обращения, окказиональные образования.
На синтаксическом уровне речевая агрессия выражается различными фигурами речи. Риторические вопросы и риторические восклицания в данном контексте также приобретают агрессивный характер.
Среди дискурсивных приемов ведения агрессивной полемики можно отметить иронию, высмеивание оппонентов, отрицательные оценки действий противников и властей, антирелигиозные выпады. Кроме того, каждая из сторон стремится дискредитировать оппонентов, пытаясь внушить аудитории мысль о том, что противники не обладают достаточно высоким уровнем образования и культуры, чем и объясняется их неподобающее поведение.
Следует признать, что выбор разнообразных и ярких средств ведения полемики придает ей некоторую внешнюю занимательность. Способность находить и применять эффектные приемы словесной борьбы позволяет произвести впечатление на читателя и, возможно, в какой-то момент даже привлечь его на свою сторону. Однако стремление добиться победы в споре любой ценой может стать препятствием при попытках разобраться в существе обсуждаемой проблемы. Агрессивность полемических материалов способствует повышению уровня агрессии в обществе, а значит, исключает возможность преодоления конфликта. Таким образом, краткосрочный коммуникативный успех отдельных журналистов в перспективе оборачивается более масштабной коммуникативной неудачей.
Примечания
Библиография
Вартанова Е.Л. Язык российских СМИ как индикатор социальных перемен // Язык СМИ и политика / под ред. Г.Я. Солганика. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2012.
Воронцова Т.А. Речевая агрессия: вторжение в коммуникативное пространство. Ижевск: Издательский дом «Удмуртский университет», 2006.
Енина Л.В. (а) Речевая агрессия и речевая толерантность в средствах массовой информации// Российская пресса в поликультурном обществе:
толерантность и мультикультурализм как ориентиры профессионального поведения. М.: Независимый ин-т коммуникативистики, 2002.
Енина Л.В. (б) Сигналы речевой агрессии как маркеры этнической интолерантности // Диагностика толерантности в средствах массовой информации / под ред. В.К. Мальковой. М.: ИЭА РАН, 2002.