Homogeneous national audience: to the definition of the term
Иваницкий Валерий Людвигович
кандидат филологических наук, доцент кафедры теории и экономики СМИ факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, ivanitsk@mail.ru
Valery L. Ivanitskiy
PhD in philology, Associate Professor at the chair of media theory and economics, Faculty of Journalism, Moscow State University, ivanitsk@mail.ru
Аннотация
В статье дается представление о гомогенной национальной аудитории, рассказывается о ее составляющих, об организации журналистикой общественного диалога в ее рамках.
Ключевые слова: аудитория, коммуникатор, гомогенность, гомогенная национальная аудитория, общественный диалог, институт прошений и правдоискательства, власть, общество, модератор общественного диалога.
Abstracts
The article gives an understanding of the homogeneous national audience, describes its components and the organization of public dialogue by journalism within these frames.
Key words: audience, communicator, homogeneity, homogeneous national audience, public dialogue, institute of claims and the pursuit of truth, authority, society, moderator of the public dialogue.
Сам термин «аудитория» заслуживает того, чтобы его внимательно проанализировать. В социологии принято трактовать аудиторию как некую устойчивую совокупность людей, возникающую на основе общности их информационных интересов и потребностей. Во многих словарях термин четко связывают со средством массовой информации, считая важнейшим результатом его работы постоянное расширение аудитории. Особо подчеркивается то, что аудитория имеет качественно-количественные характеристики, среди которых базовой является уровень образования.
На наш взгляд, наиболее точно сущность аудитории, механизм ее возникновения и функционирования дан в учебнике С.С. Фролова1, в котором аудитория трактуется как социальная общность людей, объединенная взаимодействием с коммуникатором (индивидом или группой, владеющими информацией и доводящими ее до этой общности). Совершенно очевидна продуктивность, универсальность именно такой трактовки термина «аудитория». В нашем случае именно вокруг лидера нации как основного коммуникатора, олицетворяющего власть, и объединяется общество, получающая информацию от него через самые разнообразные каналы, в том числе и через средства массовой информации.
Научная литература насчитывает немного трудов по теории аудитории, особенно национальной, которые бы содержали многофакторный анализ этого социального феномена. В этом смысле несомненный интерес представляют труды П.Ф. Лазарсфельда2, который, в том числе, предложил целостную схему изучения продвижения информации от источника коммуникации к аудитории. К полезным работам в обозначенном направлении относится и книга B.C. Коробейникова3, в которой содержится детальный анализ аудитории газеты «Правда». Серьезным научным вкладом в разработку теории аудитории являются труды Б.А. Грушина4, на основе которых могут быть уточнены и осмысленны характеристики национальной аудитории, методология организации общественного диалога.
Новое время породило новые термины, уточняющие и объясняющие современным языком составляющие коммуникационного процесса, но в любом случае этимологически понятие «аудитория» связано с неким представлением об источнике информации − ее трансляторе и множестве людей − ее адресате. Если говорить о национальной аудитории, то мы как раз и можем предположить, что власть занимает в ней место транслятора, а общество − адресата. Принципиальным является включение транслятора в состав аудитории в качестве структурной составляющей.
Все в предлагаемой конструкции достаточно ясно, но есть ряд моментов, которые необходимо учесть при разговоре об аудитории. Например, речь о ситуации, когда адресат не заинтересован в восприятии информации, исходящей от транслятора, не видит в ней смысла. В этом случае в отсутствии обратной связи, без конвенции, без реального диалога сторон роль транслятора сводится к производству бесполезного информационного шума.
Размышляя об этом, мы неизбежно приходим к выводу: кроме структуры, включающей в себя транслятора и адресата, реальная аудиториия должна обладать еще и некоторыми элементами и свойствами, делающими возможным диалог сторон. Если говорить о свойствах, то речь может идти о характеристике, или их наборе, придающей аудитории качественное состояние гомогенности, подразумевающее наличие общих ценностей, совместных целей и задач, интересов и у транслятора, и у адресата.
Выявляя подобную характеристику, мы понимаем, что гомогенность может возникать и как локальное состояние аудитории, спровоцированное спонтанным интересом к транслятору, которое через некоторое время может исчезнуть. Но в ситуации, когда речь идет о власти, обществе и журналистике, о способах и методах их взаимодействия, гомогенность должна рассматриваться как ключевая, системная стабильная характеристика национальной аудитории, без которой реальный диалог в ее рамках невозможен. Мы также не рассматриваем ситуации надаудиторного положения транслятора, допустимого в отдельных случаях, например, в шоу-бизнесе, когда актер не идентифицирует себя со зрителями, не считает себя частью собравшейся на его концерт аудитории. Очевидно, что в случае с национальной аудиторией речь должна вестись об устойчивом перманентном взаимодействии транслятора и адресата при активном участии журналистики – организатора и модератора общественного диалога.
То есть, еще одним обязательным структурным элементом национальной аудитории, нацеленной на общественный диалог, диалог власти и общества, является институт журналистики. Только с его помощью может быть преодолена ситуация, когда власть, обладающая всеми необходимыми компетенциями не воспринимается обществом в качестве социального партнера.
Таким образом мы могли бы предположить, что транслятор (власть) и адресат (общество), оповещенные журналистикой о наличии у них общих ценностей, целей, задач и интересов и составляют гомогенную национальную аудиторию (нацию), в рамках которой и возможен общественный диалог. Этот диалог может вестись с обществом и по вопросам, которые затрагивают абсолютно всех граждан, и по вопросам, интересующим локальные группы.
То есть, в составе национальной аудитории может существовать определенное подмножество локальных аудиторий, ведущих диалог с властью по самым разным вопросам. Важнейшим положением предлагаемого определения является то, что транслятор (власть) сам является частью национальной гомогенной аудитории, что он не может быть выведен за ее рамки, не может исповедовать иные базовые ценности, нежели общество. При этом власть вместе с журналистикой обязаны присутствовать и в составе локальных аудиторий, действующих в рамках правового поля государства.
Общие базовые ценности могут проявляться и оформляться по разному, в том числе в общенациональное гражданское, межконфессиональное согласие, консенсус по отношению к ряду проблем, норм общежития, идеологическим установкам власти и т.д.
Понятие гомогенной национальной аудитории как социологическая, философская, социальная категория – тема для обширнейших исследований, совокупность которых со временем имеет все шансы превратиться в продуктивную в социальном и экономическом смысле теорию, имеющую многочисленные прикладные характеристики.
Можно предположить, что характеристики гомогенности национальной аудитории оформляются и проявляются в моменты, когда нация здорова, объединена на уровне власти и общества определенным набором норм, правил, ценностей, которые, в итоге, синтезируются в понятия национальной гордости, любви к Родине, патриотизме или просто в ощущении конкурентоспособности страны и личной перспективы.
С точки зрения структурной, системной такие ценности, в идеале, опять же, фиксируются в Конституции страны, которая должна являть собой высочайший образец задокументированного общественного договора. Затем ценности Конституции через систему воспитания личности, принятую в стране, должны становиться ценностями нации и каждого гражданина в частности.
Создание коммуникатором (властью) новых общественных установок, нацеленных на сохранение конкурентных позиций страны в глобальном мире, на формулирование новых целей и задач, корректировка уже устоявшихся норм в интересах прогресса и развития может осуществляться им только через сложный переговорный процесс с нацией, через общественный диалог в рамках национальной и локальных аудиторий, результы которого должны быть приняты подавляющим большинством граждан.
Поскольку процесс подобных переговоров, то есть, общественный диалог должен носить непрекращающийся, перманентный характер, необходим его организатор и модератор. Так, собственно, и подтверждается основная социально обусловленная функция журналистики, ее место в структуре национальной аудитории, роль в процессе общественного диалога.
В периоды общественного нездоровья, революционных перемен, разъединения, расслоения людей речи о гомогенной национальной аудитории быть не может. Поэтому состояние здоровья / нездоровья нации – это состояние наличия / отсутствия гомогенной национальной аудитории, реализующей себя в общественном диалоге.
Собственно, любая программа власти, которая декларирует попытку оздоровления нации, должна быть направлена на восстановление своего диалога с обществом. А затем уже на менеджмент результатов этого диалога с целью диагностики и лечения болезней.
Общественный диалог подразумевает спокойное обсуждение любых проблем, возникающих в обществе с позиций позитивной силы: да, проблема есть, мы ее обсудим, подберем к ней «ключи», в любом случае решим так, чтобы это не нарушило национального согласия. По сути, выздоровление страны − это восстановление возможности коммуникаций любого гражданина страны с лидером нации, Гарантом Конституции. Не меньшее значение имеет и обратный процесс – возможность для лидера нации быть услышанным и понятым каждым гражданином. Предмет общения – совместная фокусировка на целях и задачах развития общества, поддержание и защита порядка в стране в ежедневном режиме на основе закона и совместно выработанных норм и ценностей неформального порядка.
Создание и развития гомогенной национальной аудитории и общественный диалог – взаимозависимые и взаимообусловленные процессы, идущие конструктивно только при активном участии института журналистики. Качество этих процессов связано с количеством и качеством общих ценностей, объединяющих всех граждан: чем их больше, чем они понятнее и продуктивнее для конкретного человека, его семьи, тем страна, нация, общество здоровее.
Журналистика в силу своей общественной природы и должна обеспечивать процесс коммуникаций между лидером нации (властью) и гражданином (гражданами), формируя национальную повестку дня, выявляя реальное проблемное поле общественного диалога, организуя процесс принятия решений по выявленным точкам напряжения.
Исследуя вопросы, связанные с общественным диалогом, мы пытаемся в очередной раз уточнить функции журналистики, опровергнуть тезис о том, что в условиях информационного общества она отмирает, теряет свое реальное социальное значение. Конечно же, сегодняшняя российская журналистика умирает, когда ее функция общественного служения сведена рынком к минимуму. В подобном не было бы, наверное, ничего страшного, но вместе с нею теряется возможность оздоровления общества, его модернизации. Очевидно, что без реальной журналистики, обеспечивающей перманентный общественный диалог, находящейся в постоянном поиске решений многочисленных проблем, невозможен никакой серьезный проект власти, направленный на улучшение жизни граждан.
Есть ли у журналистики шансы на восстановление идентичности, то есть, своей роли организатора и модератора общественного диалога, достаточно ли у нее сил, чтобы начать снова формировать национальный здравый смысл? Увы, в сегодняшней ситуации таких возможностей у журналистики нет. Причина – в «фирменном» устройстве конкретного СМИ и отрасли в целом, в отсутствии в ее структуре общественных СМИ. И изменить ситуацию может только власть.
Институциональная теория, которая признает необходимость присутствия государства во всех общественных процессах, придерживается, тем не менее, позиции о том, что степень присутствия должна постоянно уточняться и ослабляться при помощи самого же государства. Некая бросающаяся в глаза парадоксальность тезиса в нашем случае уточняется тем, что речь в России должна идти не о государстве как некой корпорации чиновников, полностью дискредитировавшей себя за последние два десятилетия, а о власти, четко персонифицированной, надежды на которую у общества еще не иссякли.
Что касается выработки общих ценностей на национальном уровне и организации конструктивной дискуссии по нерешенным вопросам, то в постановочном смысле – это также задача власти. А модератором процесса, его движущей силой должна стать журналистика, работающая на основе общественных СМИ. По сути, власть, организовав в сегодняшней структуре отрасли сегмент общественных СМИ, должна создать условия для восстановления института журналистики в его привычном состоянии − национальной фабрики здравого смысла, организатора и модератора общественного диалога, проводящей системы института прошений и правдоискательства, уточнив ряд функций, обусловленных современными вызовами, возникшими перед обществом.
При восстановлении института журналистики необходимо понимать, что основой и смыслом его существования является поддержание уровня гомогенности у национальной аудитории через организацию в ее рамках общественного диалога. В идеале работа журналистики должна быть выстроена таким образом, чтобы любой, самый сложный вопрос, разъединяющий нацию, «попадал» в процедуру, которая завершается в конечном итоге договоренностью, устраивающей все стороны потенциального конфликта.
При отсутствии общественных СМИ, обслуживающих интересы национальной аудитории, институт журналистики утрачивает свои социально значимые характеристики, нормы и постепенно прекращает существование. Совокупность фирм массмедиа, выпускающая при этом какое-то количество СМИ – это всего лишь отрасль национальной экономики, не обремененная социальными задачами, нормами общественного служения, основанная на продаже рекламных контактов со своими локальными аудиториями. Такая отрасль не может претендовать на то, чтобы называться национальной журналистикой: это только информационный бизнес, ничего более. Любая попытка продекларировать наличие у бизнеса, построенного на основе ценностей фирмы, общественно значимых целей – значит очень сильно слукавить или, пусть искренне, но серьезно ошибиться.
Смысл существования журналистики как общественного института, связанный с активной организацией, модерированием диалога между властью и обществом, уточняется еще и тем, что эти коммуникации должны носить конвенциональный характер, основываться на здравом смысле. И что немаловажно – организация общественного диалога должна носить со стороны журналистики пристрастный характер. В спорах, дискуссиях место журналистики на стороне конкретного человека, семьи, составляющих наше общество.
Журналистика как общественный институт эффективна тогда, когда у страны есть:
Наличие этих трех институтов и создает основу для возникновения гомогенной национальной аудитории, объединенной, а не разъединенной набором целей, задач совместного развития, базовыми ценностями, выступающими «скрепами» нации, народа, страны. Очевидно, что самым слабым звеном в обозначенной конструкции является собственно журналистика, попавшая сегодня в тиски фирменной оппортунистической экономики. Эта проблема решается организацией в отраслевой структуре сегмента общественных СМИ.
Другим слабым местом конструкции является ставший общим местом тезис о том, что власть и общество находятся в антагонистических отношениях. При этом практически не ставится вопрос о преодолении объективно существующих противоречий на основе механизмов, процедур их выявления, обсуждения, выработки решений и перемещения этих решений в правовое поле в качестве обязательных для исполнения всеми сторонами спора. Даже если тот или иной вопрос выносится властью на общественное обсуждение, от этого механизм такого обсуждения не появляется сам собой, скорее всего он имитируется чиновничьим аппаратом и фирмами массмедиа на основе явных или скрытых коммерческих контрактов.
Вместе с тем, общественное обсуждение – это генерирование смыслов, связанных с его предметом. Организацию производства смыслов может взять на себя только нормально работающий институт журналистики, имеющий согласованную процедуру обсуждения, сбора его результатов, обобщения, выявления трендов, передачи власти для выработки согласованных норм права. Подобный формат взаимоотношений власти и гражданского общества не нов, он реализован в странах «старой» демократии, там, где институциональное устройство общества прошло свой путь, где все социальные алгоритмы отработаны на процедурном и процессуальном уровне при активном участии журналистов и журналистики.
Без таких процедур, механизмов, без восстановления идентичности института журналистики, без восстановления, в итоге, общественного диалога в рамках гомогенной национальной аудитории не стоит строить иллюзий о возможности каких-либо позитивных перемен в России. Сегодня совокупность локальных аудиторий СМИ, выходящих в России, не составляет национальной гомогенной аудитории. Это всего лишь совокупность относительно малочисленных групп, вплоть до маргинальных, никак не объединенных хотя бы одной «сквозной» общественно значимой идеей, ценностью.
Для того чтобы понять, как реально «работает» гомогенная национальная аудитория во взаимодействии с институтом журналистики, какой огромный потенциал таит в себе этот союз для продуктивных действий власти, есть смысл обратиться к опыту советского времени. Сегодня утверждение о феноменологической природе советской журналистики, стало чуть ли не общим местом. Подобная оценка, основываясь на количественных данных (выручка, тиражи) и на предположениях об уровне влияния журналистики на общественные процессы и на институт власти, не дает понимания механизмов возникновения феноменологической природы советской журналистики. На наш взгляд, отчасти она была связана с оперативной составляющей повестки дня, с ее наполнением ежедневным реальным журналистским продуктом. По сути, речь о той части журналистики, которая была посвящена конкретному человеку, восприятию жизни сквозь конкретную судьбу, защите неординарных людей, пропаганде, продвижению их идей. Но даже постоянное обращение к теме «простого человека» не может исчерпывающе прояснить происхождение феномена советской журналистики. Дело - в наделении журналистики властными функциями. Мы уже касались темы, связанной с обязательным реагированием госорганов и учреждений на выступления прессы, с обязанностями СМИ письменно отвечать на все обращения граждан и т.д. Но самое главное – советсткая журналистика работала как проводящая система мощнейшего, уходящего корнями в древнюю историю Руси института прошений челяди к власти.
На этом стоит остановиться особо. Прошения теснейшим образом связаны еще с одним специфическим российским институтом – правдоискательства. Советская журналистика растворила в себе эти два института, легитимировав их, «пригасив» тем самым их бунтарский потенциал, отстроив достаточно конструктивные отношения власти и общества. Советская власть, сама появившаяся в результате бунта, начинавшегося с массового «искания правды», постаралась «вогнать» процесс в правовые рамки, институционализировать его.
Немного истории5:после выхода в 1497 г. Судебника Ивана III у челяди возникло право обращаться с жалобами ко всем олицетворяющим власть лицам − вплоть до самого государя. В течение пяти веков это право подвергалось изменениям под влиянием политических, социально-экономических условий, складывающихся в стране.
В череде реформ, связанных с институтом прошений в России возникло множество установлений, учреждений, ведомств. Судебник 1550 г. обязывал судей «давать управу» жалобщику своего приказа или направлять его в соответствующий приказ по подсудности, а о наиболее важных делах докладывать государю; Соборное уложение 1649 г. запрещало обращаться с челобитной непосредственно к царю, за исключением дел о государственных преступлениях; в 1720 г. Петр I учреждает при Сенате специальную службу для приема челобитных − «рекетмейстерство», единственной обязанностью которой было рассмотрение челобитных, поданных на высочайшее имя; в 1884 г. при Государственном совете по указанию царя Александра III было создано особое присутствие для рассмотрения жалоб на департаменты Сената, которое просуществовало до 1917 г.; императрица Екатерина I также внесла в порядок работы с жалобами некоторые изменения, о чем свидетельствует ее Указ «О должности Сената» от 7 марта 1726 г.; в мае 1743 г. решением императрицы Елизаветы Петровны был создан отдел прошений; в июне 1763 г. императрица Екатерина II подписала Манифест о порядке рассмотрения жалоб и просьб на высочайшее имя, которым был установлен порядок рассмотрения жалоб по существу.
Наиболее радикальные изменения в XIX веке в работе с обращениями граждан произошли во время царствования Александра I. Его Манифестом от 1 января 1810 г. был учрежден Государственный совет, при котором, наряду с другими органами, состояли Комиссия составления законов, Комиссия прошений, Государственная канцелярия. До 1905 г. все прошения подавались строго по сословному признаку. В соответствии с Указом императора Николая II от 18 февраля 1905 г. право подачи прошений было предоставлено всем гражданам России без исключения.
После Октябрьской революции все ранее действовавшие правила о работе с обращениями были упразднены. Первым актом советской власти, провозгласившим право граждан на подачу жалобы, является постановление VI Всероссийского чрезвычайного съезда Советов «О точном соблюдении законов» от 8 ноября 1918 г. Было также решено организовать прием граждан руководителями высшего органа государственной власти страны. Это, в частности, нашло отражение в поездках Председателя ВЦИК М.И. Калинина по регионам на специальном поезде. В 1919 г. при Народном комиссариате Государственного контроля (НКГК) было учреждено Центральное бюро жалоб и заявлений. В 1920 г. НКГК был преобразован в Рабоче-крестьянскую инспекцию (РКИ). В составе РКИ сохранились особое бюро и все его местные отделения.
12 апреля 1968 г. Президиум Верховного Совета СССР принял Указ № 2534-VII «О порядке рассмотрения предложений, заявлений и жалоб граждан». Нормы, включенные в него, позволили строить работу с обращениями граждан с учетом произошедших политических и социально-экономических изменений в стране. Впервые право граждан на обращение было закреплено в Конституции СССР 1977 г., в статье 49 которой было записано, что граждане имеют право «вносить в государственные органы и общественные организации предложения об улучшении их деятельности, критиковать недостатки в работе».
Из приведенной краткой исторической справки в очередной раз очень хорошо видна реализация принципа Path Dependency − принципа глубокой связи, сильной зависимости новых институтов от старых. Институт прошений и правдоискательства советской России ничем не отличается от его прототипа образца XV века: та же включенность в него верховного правителя, та же лихорадочная попытка справиться с потоком обращений, та же неэффективность.
Советская власть оказалась в итоге изобретательнее своих предшественников, постаравшись большую чать черновой работы, связанной с обработкой обращений граждан, переложить на журналистику. Подобное решение оказалось весьма эффективным и продуктивным для всех сторон:
Обеспечение функционирования института прошений и правдоискательства стало для СМИП одним из инструментов придания национальной аудитории характеристик гомогенности. Во многом под эту задачу в стране была создана сеть редакционных коллективов, общественных приемных, общественных редакций, общественных корреспондентских пунктов, сеть внештатных рабочих и сельских корреспондентов, юнкоров, охватывающая своим влиянием все население страны. Образно говоря, советский журналист пришел в каждый дом, стал другом, советчиком для каждого гражданина. Можно как угодно оценивать проделанную за достаточно короткий исторический отрезок работу, но возникшая система ценностей советского человека, основанная на интернационализме, уверенности в завтрашнем дне, понимании своей личной роли в строительстве нового общества − результат, который с точки зрения исторической объективности сложно отнести к ничтожным.
По сути, система СМИП выступала как комбинат хорошего, позитивного, устремленного в будущее настроения, опираясь в своей деятельности на поиск состоявшихся героев, которых нужно прославлять, и на участие в судьбе «простых» людей, которые требуют помощи, защиты. При этом в подавляющем большинстве материалов упор журналистами делался на здравый смысл, на неисчерпаемые ресурсы человеческих возможностей, на то, что рано или поздно в любой ситуации справедливость восторжествует.
К началу 1980 гг., к периоду, с которого начинается настоящее исследование, национальная аудитория в СССР обладала качествами гомогенности, сформированой при активном участии журналистики. К этому времени журналистика стала системоформирующим фактором гомогенной национальной аудитории. Уникальность ситуации заключалась в возможности формирования ею новых общественных ценностей, нового отношения к привычным вещам. Достаточно сильным концептуальным инструментом создания характеристик гомогенности у национальной аудитории стала защита труженика, простого человека. Также сильным местом было создание инструментами журналистики ощущения необычности эпохи, героики текущих буден, личной перспективы роста. К тому времени по ряду моментов журналистика начала работать в опережающем режиме, когда уже по следам ее выступлений, на основе собранных журналистами материалов, возникала реакция власти.
Напомним, что все это происходило во времена так называемого «застоя», во время правления Л.И. Брежнева. На фоне угасания экономики СССР, массового экономического оппортунизма трудовых коллективов (приписки, имитация работы и т.д.), гигантских недостроев, нарастания отторжения стратегических и тактических партийных целей как в обществе, так и в партии, институт журналистики выглядел с точки зрения «инженирии» - технологического устройства, структурной организации и реального наполнения практически идеально. Через гомогенную национальную аудиторию журналистика получила влияние абсолютно на все процессы в обществе, стала в определенных условиях существенным фактором развития экономики, общественных отношений, страны в целом.
Транзакционные расходы, которые несла власть на систему СМИП, с лихвой окупались возможностью влияния власти на национальную аудиторию, возможностью объяснять свои решения, вовремя сообщать о достижениях, поддерживать на необходимом уровне хорошее настроение и позитивные ожидания. Можно предположить, что подобное состояние института журналистики не могло не устраивать действующую власть. Власть, в свою очередь, достаточно много делала для журналистики с точки зрения сохранения ее как системы творческих мастерских, не озабоченных финансово-экономической проблематикой.
При этом нет смысла идеализировать советсткую журналистику как систему в целом. Если отвлечься от ее «инженерного» устройства, она была больна теми же болезнями, что и все общество, проявляя их в основном при обслуживании стратегической и тактической частей информационной повестки дня. В рамках этого было и манипулирование, и пустословие, и преследование неугодных коммунистическому режиму, и работа «на подхвате», на «побегушках» у партийно-советского аппарата.
Рассуждая об общественном диалоге и его эффективности/неэффективности, мы понимаем, что он возможен только при наличие у национальной аудитории характеристик гомогенности. Но даже при этом адресат может «отключиться» от транслятора в тот момент, когда начинет ощущать отсутствие конвенции, полноправного диалога, неискренность, вранье. Такое отключение провоцируется транслятором, который строит свое общение, опираясь на манипулятивные и презентационные принципы коммуникаций, а не на желание получить обратную связь от своей аудитории.
Подобный алгоритм подтвержден результатами модельного эксперимента, проведеного властью России в период с 1992 по 1995 гг. и завершившегося добровольным отключением адресата от транслятора в рамках гомогенной национальной аудитории.
Случилось это потому, что ценности власти, ее цели и задачи разошлись с ценностями, целями и задачами общества. В этот момент общество перестало получать обратную связь по целому ряду жизненно важных вопросов, связанных с:
Наверное, были еще факторы, повлиявшие на падение авторитета власти и практическое ее исключение из коммуникационного процесса с обществом. К этому времени утратили роль сотранслятора и неформальные лидеры нации, в большинстве своем работавшие на приход Б.Н. Ельцина к власти. Некоторые же, как А.И. Солженицын, были исключены из коммуникационного процесса самой властью. Главное же было в том, что у власти и общества исчезли темы для общения – каждый стал выживать по-своему. Подобное состояние общественного диалога и является моментом распада гомогенной национальной аудитории. Журналистике в ситуации технической невозможности общественного диалога стало нечего организовывать и модерировать.
Никто пока еще не посчитал в цифрах выгоду реального существования гомогенной национальной аудитории, включающей в свой состав и власть, и гражданское общество, и государство, имеющей единые нравственные и экономические ценности и совпадающие цели и задачи. Зато все мы теперь представляем последствия потери такой аудитории, стоимость непреодолимого и непробиваемого никакой силой, кроме революционного мятежа, барьера между властью и обществом.