Phatic Speech as a Factor of Language Structure of Journalism Genres Transformation
Корнилова Наталья Анатольевна
соискатель кафедры речевой коммуникации СПбГУ, старший преподаватель, natata_k@mail.ru
Natalia A. Kornilova
competitor and lecturer of Journalism department of Saint-Petersburg state university, natata_k@mail.ru
Аннотация
В центре внимания статьи ? фатическая речь в СМИ, распространение которой становится причиной изменения речевой структуры журналистских жанров. Анализ журналистских публикаций демонстрирует влияние фатической речи на речевую структуру заметки. Отсутствие серьезного информационного повода, актуальности и оперативности информирования, уход от социально значимой информации усиливает субъективность изложения; строгая тональность, присущая заметке, сменяется на шутливую, а иногда на шутливо-игривую.
Ключевые слова: жанр, фатическая речь, медиадискурс, информирование, развлечение.
Abstracts
This article is about an actual problem of journalism genres. Phatic speech behavior is one of the factors, which causes their transformation. The article contents analysis of journalistic texts representing how phatic speech influences on the language structure of journalism genres. In the absence of serious information occasion and actuality of informing journalist’s speech becomes more subjective. Typical for information strict speech key exchanges for humorous and playful key.
Key words: genre, phatic speech, media discourse, informing, entertainment.
Сегодня много говорится о синтезе и пересечении журналистских жанров в целом и сложности в их распознавания в частности1. Появляются новые концепции жанров, в которых углубляется представление о них2. Наши наблюдения показывают преобразования информационных жанров, и одной из причин, преобразующих современные газетные речевые жанры, является распространение в них фатики. Анализу этой тенденции посвящена данная статья.
Основной интенцией жанров общественно-политических, деловых СМИ признается информирование, и, поскольку традиционно исследовался стиль именно этих изданий, речь газет относилась целиком к информатике; существование ее противоположности − фатики − не признавалось возможным3. Однако в результате кардинальных изменений системы средств массовой информации, их глубокого расслоения в новых типах СМИ стало распространяться фатическое общение. Это сразу было замечено исследователями4. Фатической мы называем такую речь в СМИ, которая, способствуя вступлению в контакт с читателем, налаживанию и укреплению связи с аудиторией, проявляется в отходе от социально острых тем, в особом эмоциональном тонировании текста, формирующем дружеское субъект-субъектное общение в своеобразных жанрах − этикетных и преобразованных информационных. В информационном медиадискурсе, например в общественно-политических и деловых периодических изданиях, фатика присутствует: она, по сути, как будет показано далее, разрежает информационную плотность изложения. В массовых изданиях, суть которых − привлечь к общению читателя, сориентировав его на общение ради общения, фатика стала ведущей формой речевого поведения журналиста.
Использование фатики, направленной на получение удовольствия от общения, так или иначе, воздействует на структуру текста в целом и привносит необычные, нетрадиционные элементы в композицию журналистских публикаций. Необычными могут быть приемы; например, развлекательность содержания и формы обнаруживается даже в глубокой аналитической публикации и т.д. Из-за включения развлекательных компонентов в композицию текстов преобразуется речевая структура жанра в целом: исчезает социальная заостренность информирования, в ней усиливается личностное начало, строгая тональность, присущая заметке, сменяется на шутливую, а иногда на шутливо-игривую.
На примере публикации из журнала «Русский репортер» под названием «Высокие отношения»5 покажем, как преобразуется жанровая форма заметки под влиянием включения компонентов фатического речевого поведения.
Этот текст был опубликован в рубрике «Казусы» с надзаголовком «Любовь». Заголовок с надзаголовком настраивают читателя на романтический лад: надзаголовок вводит семантическое поле «любовь, отношения, романтика»; подзаголовок, представляющий собой устойчивое словосочетание, подтверждает созданный настрой, вводя дополнительный оттенок сугубо платонических, окутанных флером рыцарства отношений:
«Когда в МЧС Иркутской области позвонили и сообщили, что на пятом этаже дома в поселке Лесогорск Чунского района стоит корова, спасатели решили, что их разыграли. Но отправиться на вызов все-таки пришлось. Оказалось, жители пятиэтажки сказали правду: на площадке стояла буренка, да еще и с бычком. Выяснилось, что бык загнал ее в подъезд во время любовных игр, а она, спасаясь от ухажера, забралась на самый верх. Самостоятельно вернуться с небес на землю животные не могли: подняться по ступеням им несложно, а вот спуститься… Пока скотина топталась на площадке и отчаянно мычала, местные жители ломали голову, как же выгнать ее на улицу. И хотя “очистка подъездов от посторонних” в обязанности спасателей не входит, сотрудники МЧС, вооружившись тросом и профессиональной этикой, за три минуты эвакуировали корову, обвязав ей веревкой рога. А бык, как выразились в администрации района, “помаялся-помаялся и последовал за подругой”».
Итак, перед нами журналистский материал, ориентированный на создание контакта: дезинформирующий заголовок, за которым следует текст, содержательно противоречащий ему. Ироническая интонация обнаруживается с первых слов: семантическое поле заголовка совершенно не соответствует содержанию публикации.
Внешне приведенный нами пример напоминает заметку, однако в нем нет серьезного информационного повода, нет актуальности и оперативности, нет социально значимой информации. В результате преобразуется традиционная речевая структура журналистского жанра. Действительно, в такой заметке нет традиционного для информационного материала преобладания стандарта в характерном для газетного языка сочетании экспрессии и стандарта. Напротив, здесь совершенно очевидно доминирование экспрессии: «жители пятиэтажки» (универбат как особенность разговорной речи), «буренка» (разговорное название коровы, основанное на метонимическом переносе наиболее распространенной клички на всех животных), «да еще и с бычком» (союз с присоединительным значением в сочетании с усилительной частицей, суффикс с уменьшительным значением), «любовные игры» (устойчивое выражение, относящееся к семантическому полю заголовка и надзаголовка, получает ироническое значение в контексте материала), «спасаясь от ухажера» (тот же самый эффект, поддерживающий диссонанс между заголовочным комплексом и содержанием текста), «вернуться с небес на землю» (буквализация значения фразеологизма и переход из разряда высокой лексики в разряд сниженной в контексте материала), «топталась» (разговорный элемент), «отчаянно мычала» (оценочное слово), «ломали голову» (устойчивое выражение, относящееся к разговорному стилю), «вооружившись тросом и профессиональной этикой» (каламбур, основанный на многозначности слова «вооружиться» и невозможности объединения в один логический ряд отвлеченного существительного «этика» и конкретного существительного «трос»), «эвакуировали» (употребление слова в нехарактерном для него контексте) и т.д. Поскольку все эти средства не оправдывают ожидания читателя, они оказываются чрезвычайно яркими в стилистике текста.
Для традиционных информационных жанров характерна объективность изложения, которая, конечно, не присуща анализируемому нами тексту. Неоднократно по ходу анализа мы отмечали ироничность, заложенную журналистом в текст, а любая эмоция, проявленная журналистом, характеризует не предмет, а самого автора и его отношение к предмету речи, то есть представляет собой околопредметную информацию − особенность фатического речевого поведения. В данном случае журналист несколько отстраняется от происходящего, предлагая ироническое прочтение предложенного вниманию читателя события: сталкивая стилистически различные пласты лексики (высокий и разговорный) и встраивая их в единый контекст. Кроме того, автор «играет» с читателем на уровне содержания: нарушает ожидания, заданные заголовочным комплексом, и периодически, развивая текст, возвращается к первоначально заявленной теме «высоких отношений».
Таким образом, включение игровых элементов (фатической композиционной составляющей) в текст информационной заметки привносит элемент живого человеческого общения, делает его более непредсказуемым и интересным для восприятия.
Итак, мы можем утверждать, что фатическое речевое поведение влияет на речевую структуру традиционных жанров журналистики, преобразуя и видоизменяя их. В центр внимания журналист ставит малозначимое событие, автоматически делая его предметом интереса большой аудитории, и переводит публичное общение в сферу частных забот, имитируя тем самым межличностное общение, со свойственными ему спонтанностью и непредсказуемостью выбора темы.
Любопытным также является то, что фатика, проникая в медиадискурс, позволяет создавать (и получать) разнообразие трактовок и непредсказуемость интерпретации темы за счет повышения значимости языковой личности журналиста в создании текста. Это утверждение интересно проиллюстрировать на примере двух текстов, стимулом к созданию которых послужил один и тот же информационный повод. Сопоставим два текста: «День без Бородина»6 и «Война и миф 7.
Поводом к публикации в обоих случаях стало известие о нарушении планов по подготовке к празднованию 200-летия Бородинской битвы. Обратим внимание на фатические маркеры, появляющиеся уже в заголовках публикаций. В первом случае журналисты рассчитывают на эпатажный эффект, трансформируя устойчивое выражение «день Бородина». Расширяя состав этого словосочетания за счет включения предлога, вносящего значение отрицания, автор разбивает устойчивый стереотип в сознании аудитории, нарушая ожидания и провоцируя интерес к тексту. Благодаря этому активизируется творческий потенциал и ассоциативное мышление читателя. Во втором случае мы также имеем дело с трансформацией устойчивого словосочетания. На этот раз происходит замена компонента на индивидуально-авторский пароним (мир – миф). Языковая игра очевидна и поддается легкой расшифровке, давая, однако, повод задуматься над тем, насколько оправданно такое заглавие.
Заголовочный комплекс не исчерпывается заголовком. Обратим внимание на практически полное совпадение названий рубрик: в «Русском репортере» − «Актуально»; в «Оракуле» − «Актуальная тема». Оба журнала расценивают тему как значимую для сегодняшнего читателя, акцентируют на ней внимание аудитории.
В «Русском репортере» заголовочный комплекс включает в себя также надзаголовок, подзаголовок и лид. Надзаголовок «Скандал» обещает читателю рассказ о провале подготовки к торжеству, прямо сообщая информацию, уведенную в заголовке в подтекст. Подзаголовок «Сорвется ли празднование юбилея Бородинской битвы» еще более конкретизирует тему публикации.
В «Оракуле» заголовочный комплекс построен иначе: помимо заголовка он включает лидирующий абзац и внутренние заголовки «Тридцатипроцентное забвение», «Лубочное воспитание», «Выстрел в спину». Как видим, здесь автор тоже настроен критически. Все внутренние заголовки имеют отрицательную оценочную коннотацию и требуют пояснения. «Забвение» − слово, принадлежащее к высокой лексике (МАС8), относящееся к разряду отвлеченных существительных, и это позволяет утверждать, что оно никак не способно формировать устойчивые семантические связи со словом, содержащим указание на количественное значение. Забвение не может быть тридцатипроцентным (устойчивая ассоциативная связь устанавливается со словом «полное»). Нарушение лексической сочетаемости привносит оттенок отрицательной оценки в представленный нашему вниманию заголовок. Второй внутренний заголовок, «Лубочное воспитание», имеет отрицательную оценочную коннотацию благодаря присутствию слова «лубочный». Обычно это слово возникает в речи в сочетании со словом «картинки». В новом контексте оно сохраняет значение «примитивный», тем самым создавая заведомо отрицательное отношение аудитории к предмету речи. Наконец, последний внутренний заголовок текста, «Выстрел в спину», также привносит отрицательное значение, так как относится к семантическому полю «предательство».
Мы видим, что заголовочный комплекс, предложенный в журнале «Русский репортер», более информативен, нежели в газете «Оракул». Можно предположить, что и сами материалы будут в разной степени насыщены фатическими маркерами. Рассмотрим лидирующий абзац первой публикации.
«День без Бородина» («Русский репортер»):
«Торжества, приуроченные к 200-летию Бородинской битвы, под угрозой срыва. С таким обескураживающим заявлением выступили члены Общественного совета по содействию проведению праздника. По их мнению, вопреки бравурным заявлениям чиновники правительства безбожно опаздывают с организацией торжеств.
“РР” разбирался, действительно ли в Министерстве культуры забыли про день Бородина».
Перед нами лидирующий абзац информативно насыщенного текста (информативная интенция, текст создан в ответ на запрос о фактах). Однако на себя обращают внимание негативно окрашенные оценочные слова (выделены в примере жирным шрифтом). Для журналистских текстов характерно использование слов, дающих социальную оценку описываемому событию, но в данном случае мы имеем дело с личной оценкой автора. Чтобы сделать такой вывод, достаточно обратить внимание на выбор оценочных лексических единиц. «Обескураживающий» − «лишающий уверенности в себе, приводящий в состояние растерянности»9. Слишком резкая оценка выдает личное отношение журналиста к происходящему. «Бравурный» – «шумный, оживленный, выражающий бодрость и отвагу (о музыке)»10. В отрыве от исконного контекста слово приобретает отрицательную коннотацию благодаря периферийному значению: «напыщенный, показной». «Безбожно» (разг.) − «бессовестно, бесчестно»11. Это слово, характерное для разговорно-бытового дискурса, очень богато с точки зрения оценочного потенциала. Оно сообщает высказыванию значение резко отрицательного, безапелляционного осуждения.
Социальная оценка должна иметь под собой обоснование. В нашем примере мы наблюдаем только оценку без объяснения столь резкой критики действий персонажей. Такое употребление оценочного слова характерно именно для ситуаций осуществления субъективной оценки. Автор изначально формирует отношение к предмету речи, навязывая читателю свое мнение. Кстати говоря, резкость оценочных высказываний журналиста не будет оправдана содержанием текста, и это тоже говорит в пользу предположения о том, что это субъективная, личностная оценка, приближающая читателя к личности автора (собеседника).
Рассмотрим лидирующий абзац второго текста:
«Война и миф» («Оракул»): «Россия отмечает 200-летие Отечественной войны 1812 года. Созданы очередные юбилейные комитеты, от которых – ни слуху ни духу. В сентябре на Бородинском поле традиционно разыграют реконструкцию знаменитой битвы. Это, несомненно, будет яркое зрелище, но ведь война 1812 года – не только Бородинское сражение, и суть ее не может быть передана бряцанием бутафорских сабель. Мы в очередной раз отмечаем славную дату, имея весьма слабое представление о том, что она для нас значит».
Итак, информационный повод, как мы уже отметили, для обоих текстов один и тот же − 200-летний юбилей Бородинской битвы и плохая подготовка к проведению торжеств. Однако в лидирующем абзаце второго текста мы можем наблюдать содержательно иное воплощение темы. Если автор первого текста подробно останавливается на характеристике информационного повода и субъективной оценке действий чиновников, то автор второго текста предлагает читателю подумать о причине сложившейся ситуации. Он использует информационный повод как толчок к развитию философских размышлений, к которым хочет привлечь своего читателя. Он так же, как и его коллега, дает резкую оценку деятельности комитета по подготовке празднования и обращается к обобщению и целостному осмыслению ситуации. Анализируя развитие содержательного аспекта двух лидирующих абзацев, мы можем утверждать, что второй текст более насыщен стратегиями фатического речевого поведения: он развивается по принципу ассоциативного мышления, то есть принимает законы фатического речевого поведения, тогда как первый текст на уровне связи между тематическими блоками держится в рамках информативно ориентированного общения, минимизируя объем информации и сужая тематику материала.
По количеству лексических маркеров фатического общения (выделены жирным шрифтом) «Война и миф» также дает более высокий показатель. В первую очередь, отметим то же отрицательное отношение к деятельности чиновников, что и в первом тексте. Оно выражено за счет контекстуально-оценочного слова «очередные», придающего высказыванию оттенок пренебрежения и, кстати, повторенного дважды, и разговорного фразеологизма «ни слуху ни духу». В этом тексте опять проявляется личностная, субъективная оценка происходящего, которая получает дальнейшее развитие в использовании словосочетания с весьма условной лексической сочетаемостью «разыграть реконструкцию». Здесь используется семантическое поле «игра, театрализованное действо, балаган», к которому автор относится отрицательно и которое в дальнейшем станет лейтмотивом всего текста. Далее журналист характеризует предполагаемую реконструкцию как «яркое зрелище», включая эту характеристику в конструкцию с явно выраженной модальностью уверенности («несомненно»). В дальнейшем текст подвергается стилистическому тонированию благодаря элементам иронии, возникающим за счет столкновения различных лексических пластов («бряцание бутафорских сабель») и развития тематики бутафории, которая в дальнейшем превратится в тему лубка.
Можно сделать вывод, что уже в заголовочном комплексе авторы обоих текстов демонстрируют готовность использовать стратегии фатического речевого поведения с целью адаптации текста для читателя и содержательного развития заявленной темы. Более сдержанный подход к стратегиям фатического речевого поведения, проявленный автором «Русского репортера», становится отражением речевого поведения издания в целом, так как для этого журнала фатика является лишь средством разрежения плотности информационного потока. Тогда как в газете «Оракул», полностью ориентированной на нормы фатического речевого поведения, фатика существует как доминирующая речевая стратегия, и автор публикации «Война и миф» выстраивает текст в соответствии с концепцией издания.
Далее каждый текст развивается в соответствии с особенностями, которые мы обнаружили при разборе лидирующих абзацев: в «Русском репортере» элементы фатики возникают не систематически, они делают текст более живым, воспринимаются как речевое хулиганство автора, рассчитанное на вычитывание и узнавание их аудиторией; тогда как текст «Оракула», полностью пронизанный элементами фатической речи, развивается ассоциативно.
В подтверждение сказанного приведем начальный фрагмент текста «День без Бородина»: «− Не получилось у Наполеона − получится у Министерства культуры! − ухмылялись в кулуарах участники пресс-конференции, собранной недавно Общественным советом по содействию Государственной комиссии по подготовке празднования 200-летия победы России в Отечественной войне 1812 года. Журналистов собрали, чтобы огорошить шокирующей новостью: Бородина не будет. Точнее, кульминации празднования − полномасштабной реконструкции наиболее ярких фрагментов легендарного сражения, намеченной на 2 сентября. И все из-за нерасторопности чиновников Минкульта.
Атаке подверглись и финансовые, и организационные редуты министерства. И денег на праздник за месяц до его начала якобы выделено чуть больше половины из минимально необходимых 30 миллионов рублей, и кто за что отвечает − непонятно, и вообще полный бардак. Особое беспокойство у общественников вызвало состояние инфраструктуры на Бородинском поле в день празднования: от размещения зрителей, которых ждут чуть ли не 200 тысяч, до таких элементарных, но, безусловно, необходимых деталей, как туалетные кабинки. От Минкульта потребовали в срочном порядке разъяснить, где же все-таки деньги, а подмосковному «генерал-губернатору» Шойгу настоятельно посоветовали создать единый координационный штаб организации празднования.
Имиджевый удар по Министерству культуры был нанесен серьезный. Бородинская битва в массовом историческом сознании − событие культовое, а тут еще двухсотлетний юбилей, да и весь годофициально посвятили этой дате.
У чиновников, впрочем, тоже ушки на макушке. Буквально на следующий день после кавалерийского наскока общественников на сайте министерства появилось разъяснение замминистра Андрея Бусыгина, в котором он сообщил, что работа ведется и на сам праздник выделено целых 36 миллионов рублей…».
Из приведенного фрагмента следует, что свою основную задачу журналист видит именно в необходимости информировать общественность о пресс-конференции, посвященной празднованию юбилея. Однако в информативный по природе текст проникают элементы фатического речевого поведения.
Изначально автор оказывается в позиции стороннего наблюдателя, весьма скептически, с иронией относящегося к происходящему, и эта ирония допускается в основном тексте, за пределами заголовочного комплекса, что не является характерной чертой информационных жанров. Стилистическое тонирование создается за счет включения иностилевых элементов в текст, таких, как разговорная («ухмылялись»12, «огорошить»13, «бардак»14, «ушки на макушке»15) и оценочная лексика (также относящаяся к разговорному пласту лексики, в основном это контекстуально-оценочные слова: «ухмылялись», «бардак», «шокирующий», «серьезный», «культовый»), элементы разговорного синтаксиса (парцеллят «И все из-за нерасторопности чиновников Минкульта»; присоединительная конструкция «да и весь год официально посвятили этой дате»). С помощью этих приемов автор упрощает восприятие текста; подтрунивая над незадачливыми чиновниками, «героями» текста, привносит элемент языкового хулиганства, создавая «свой» круг, в который включает читателя.
На наш взгляд, очень интересны военные метафоры: «атаке подверглись и финансовые, и организационные редуты», «после кавалерийского наскока общественности». Обратим внимание, что журналист на протяжении всего текста использует военную терминологию, характерную именно для XIX века, насмешливо уподобляя словопрения современных чиновников исторической битве и предлагая читателю самостоятельно сделать выводы об уместности такого сопоставления. Не менее любопытно включение прецедентного текста «Бородина не будет» (ср.: «Кина не будет» − крылатая фраза из фильма «Джентльмены удачи»). С одной стороны, создан элемент эпатажа - отрицание уже свершившегося факта (под Бородином в языковом сознании закреплено именно представление о битве, а не праздновании годовщины этой битвы). С другой стороны, поддерживается ироническая интонация благодаря отсылке к первоисточнику.
Присутствие этих особенностей придает тексту черты, несвойственные информационным жанрам журналистики; границы жанра расширяются, а вместе с ними и возможности журналиста выразить собственное мнение через оценку происходящего. Кроме того, журналист, эпатируя публику, удерживает внимание читателя, и во многом игнорирует требования к информационным жанрам.
Обратимся к анализу второй публикации. Как мы уже отметили, автор текста «Война и миф» еще более открыто обращается к ресурсам фатической речи. Если в первом тексте автор остается в рамках одной темы, не позволяя себе пространных отступлений и используя фатическую речь в качестве способа облегчения восприятия информации, то во втором тексте журналист не ограничивает себя строгими рамками передачи информации, используя информационный повод для широкого обобщения отношения современного общества к истории, искусству, образованию. Связь между соседними фрагментами текста подчас очень условна и отражает авторскую логику в рамках конкретного материала. Некоторые тематические блоки повторяются, то есть речь развивается по законам фатического общения: нет логически выверенного перехода от одной мысли к другой − автор, пропуская часть звеньев логической цепочки, свободно переходит от одного предмета к другому, возвращаясь к наиболее значимым для него вопросам.
Рассмотрим речевое наполнение анализируемого текста на примере небольших фрагментов.
«Обыкновенно я предваряю рассуждения о сколь-нибудь значимом историческом событии результатами социологического опроса на тему оного. Не буду нарушать эту традицию и в этот раз. В середине июня 2012 года фонд “Общественное мнение” (ФОМ) провел исследование в 43 российских регионах. Респонденты отвечали на вопросы, относящиеся к войне 1812 года. Результаты, как всегда, оказались неутешительны».
В данном фрагменте обращает на себя внимание то, как однозначно журналист ставит себя в центр рассуждения. Целеустановка автора, которая вычитывается с первых строк текста, состоит не в том, чтобы выразить мнение социальной группы, а в том, чтобы выразить личное мнение о происходящих в стране событиях. Читатель максимально сближается с автором текста. При этом журналист смотрит на окружающее его свысока, ставит себя выше читателя. Об этом позволяет судить своеобразный выбор лексики, а также особенности модальности, выбранной журналистом. В начало текста вынесено слово «обыкновенно», имеющее в словаре помету «разговорное»16, сейчас оно вытесняется синонимом «обычно» и воспринимается как элемент речевой манерности. Это впечатление поддерживается следующими за ним местоименным числительным «сколь-нибудь» − устаревшей просторечной формой более современного слова «сколько-нибудь» − и устаревшим местоимением «оного»17. Такое количество устаревших слов в пределах одного предложения демонстрирует претензию на изысканность речи и формирует у читателя представление об авторе текста, создавая отношение к журналисту, а не к предмету публикации. Так же воздействует и модальность уверенности, безапелляционности в следующем предложении, которая усиливает отрицательную оценку, содержащуюся в предикате: «Результаты, как всегда, неутешительны».
Рассмотрим следующий фрагмент текста.
«Здесь можно было бы отпустить очередные проклятья в адрес авторов реформы образования, однако, думаю, не стоит. Если человек к 18 годам не удосужился прочесть “Войну и мир”, ни на какую реформу пенять ему не резон. Остается признать: события 200-летней давности молодым россиянам неинтересны. Не нужна им Бородинская битва, если, конечно, это не шоу ряженых. Про Смоленское сражение и Тарутинский маневр вообще молчу…».
Автор продолжает рассуждать в выбранной им тональности осуждения. Обратим внимание, что в третий (!) раз в тексте употребляется слово «очередные» с уже отмеченным нами оттенком пренебрежения. В этом фрагменте появляются два основных лейтмотива текста, которые получают развитие в дальнейшем: низкий уровень образования и пристрастие современного общества к бутафориям и экранизациям − лубочному искусству, в терминологии автора.
Внешне текст создает впечатление логически выверенной речи: союзы, выявляющие логические связи между частями текста, иллюстративный материал, который должен подтвердить правоту автора и т.д. Но, если вдуматься в авторскую аргументацию, возникает вопрос: почему о войне 1812 года следует знать по произведению художественной литературы? Вызывает вопросы также обобщающий вывод «не нужна им Бородинская битва», при том что речь шла о 30% респондентов, не сумевших ответить на вопрос. На поверку получается, что связь между звеньями логической цепи весьма условна. Рассуждение развивается ассоциативно и представляет собой выражение личной позиции отдельно взятого человека.
Стилистически текст неоднороден: автор сталкивает лексические единицы различных стилистических пластов (разговорное словоупотребление «ни на какую реформу пенять ему не резон18» и характерный для непринужденного бытового общения оборот «про Смоленское сражение и Тарутинский маневр вообще молчу» рядом с характерным для официальных документов словосочетанием «реформа системы образования»). И, как и раньше, автор сохраняет элементы разговорного синтаксиса, имитирующие спонтанную разговорную речь: в первую очередь, это инверсия («ни на какую реформу пенять ему не резон», «не нужна им Бородинская битва») и бессоюзная связь («Остается признать: события 200-летней давности…»).
Следовательно, значимой смысловой нагрузки текст не несет, основное его содержание − эмоциональный всплеск, которым автор хочет поделиться с адресатом.
Итак, мы получаем два абсолютно непохожих текста. Благодаря свободе использования элементов фатической речи, журналист волен повернуть тему в соответствии с собственным видением информационного повода − в зависимости от целеустановок издания в большей или меньшей степени придерживаясь норм информативного общения.
Ассоциативный принцип, лежащий в основе создания текста, позволяет осуществлять неожиданные тематические и композиционные повороты, поощряющие читателя к самостоятельному обобщению и размышлению и в то же время изменяющие привычное наполнение текста того или иного жанра. В первом случае фатическая речь выполняет вспомогательную функцию и ограничивается привнесением элемента развлечения в информационный по своей сути текст (расширенная информация). Во втором случае она полностью изменяет структуру жанра, подменяя логически выверенные рассуждения выражением эмоционального всплеска (авторская колонка).
Выводы
Итак, изменение структуры информационных жанров под влиянием фатической речи осуществляется в следующих направлениях: обращение к темам, не предполагающим значимости информационного повода (отсутствие фактора оперативности и актуальности) и отражающим частные интересы или интересы малых социальных групп; включение в тексты интерактивного, игрового момента, повышающего значимость читательского восприятия текста (в дополнение к авторскому исполнению); стилистическое тонирование текстов информационного поля; обращение к ассоциативному развитию мысли.
Фатическая речь определяет тенденцию к преобладанию экспрессивных элементов в тексте, что создает впечатление подчеркнутой субъективности. Это переводит массовую коммуникацию в русло субъект-субъектных отношений. Имитация разговорной речи позволяет создать иллюзию непосредственного общения между журналистом и читателем. В различных изданиях этот прием используется с разными целями: для разрежения информационного потока, снятия напряжения внутри текста (см. «День без Бородина»); полный уход от социально значимой информации и, как следствие, разрежение информационного потока в рамках издания в целом (см. «Высокие отношения»); эмоциональное усиление воздействующей речи, приближающее текст к читателю (см. «Война и миф»). Таким образом, благодаря фатическому речевому поведению осуществляется полный или частичный уход от социально-значимой тематики либо рассуждение разворачивается исключительно в субъективном ключе.
Такое преобразование структуры информационных жанров вызвано актуальными процессами в речевой практике современного общества: сегодня информационный поток в основном идет через интернет, в связи с чем меняются функции печатной прессы. К газетам и журналам чаще обращаются не за информацией, а за аналитическим осмыслением и оценкой происходящего, интерпретацией события, поэтому возрастает значимость личности журналиста, автора текста, его осведомленности в самых разных сферах деятельности общества и его владения речевыми навыками, кроме того, активно развивается борьба за читателя. Отсюда эпатажное (во что бы то ни было привлечь внимание) и интимизирующее (субъект-субъектное, доверительное общение: говорящий выступает, чтобы его услышали и поняли) речевое поведение изданий. Фатика, таким образом, становится причиной включения в медиадискурс текстов, не содержащих информационного повода в традиционном понимании. Это обращение к темам, интересным небольшим целевым группам, что влечет за собой и преобразование речевой структуры жанра.