Медийное измерение пространства: феномен built environment

 

Ссылка для цитирования: Янгляева М.М. Медийное измерение пространства: феномен built environment // Медиаскоп. 2018. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2416
DOI: 10.30547/mediascope.1.2018.6

 

© Янгляева Марина Михайловна
кандидат филологических наук, доцент кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В.Ломоносова (г. Москва, Россия), marinapavlikova@mail.ru

 

Материал подготовлен на основе доклада на заседании пленарного круглого стола «Медиареальность: социокультурные принципы и лингвопрагматические приемы ее формирования» на II Международной научной конференции «Язык в координатах массмедиа», прошедшей 2−6 июля 2017 г. в Высшей школе журналистики и массовых коммуникаций Санкт-Петербургского государственного университета.

 

Аннотация

Опираясь на базовые понятия медиагеографии, автор анализирует, как при помощи современных массмедиа происходит конструирование ментального пространства и формирование общества в целях долгосрочных политических проектов различных стран. Автор также акцентирует внимание на исторической политике и политике памяти как одном из примеров освоения физического и ментального пространства в условиях информационного общества.

Ключевые слова: массмедиа, медиагеография, built environment, ментальное пространство, историческая политика.

 

Конструирование информационного пространства в настоящее время происходит при помощи огромного арсенала визуальных и лингвистических средств, на различных плоскостях и в различных системах координат. Пространство и время остаются основными категориями в исследовании коммуникаций и определении границ и параметров (интенсивность, масштаб, направленность) информационных потоков. С пространством и временем в координатах массмедиа имеет дело медиагеография – крупное научное направление, которое базируется на комплексном подходе к изучению медиамира (медиамиров) и медиапространства (медиапространств) на уровне мира, континента, региона, государства, а также на уровне сообщества, личности (Янгляева, Якова, Захарова, 2016). Географы концептуализировали термин "mediaspace" так же, как и все иные языковые конструкции, связанные с отображением происходящего в медиапространстве сегодня (information field, information flow, territory of communication, media landscape, public sphere). Первым среди географов, кто вынес на обсуждение вопрос об отношении массмедиа к моделированию пространства в нашей повседневной жизни и вкладе средств массовой информации (по его мнению, вредном) в разнообразие мест и идентичностей, был канадский географ Эдвард Ральф.

Идентификация пространства с политикой государства, связывание географических карт с историей (войны, террор), выявление взаимосвязей информационных потоков и политической международной жизни − без этого не может осуществляться внешнеполитическая коммуникация. Конечно, ярким и самым убедительным примером человеческого представления о пространстве мира (региона, страны, области, населенного пункта) остаются географические карты (см. рис. 1), включая образно-географические, которые зачастую представляют собой хорошие примеры так называемого пропагандистского картографирования и носят также названия символических (сатирических, юмористических, комических карт)¹ (см. рис. 2). Такие карты, по мнению современных географов, можно рассматривать как результат процесса интерпретации изучаемых географических образов, представляя одно и то же пространство бесконечным множеством (в зависимости от целей и задач картографирования), как графическое отображение структурной модели какого-либо географического образа, а также репрезентировать образное пространство вербальных текстов, например литературных произведений (Замятин, 2010).

 

Американская карта мира

 

Китайская карта мира

 

Австралийская карта мира

Рисунок 1. Карты мира в различных странах

 

 

Российская карта Европы

 

Германская карта Европы

 

Английская карта Европы

 

Японская карта Европы²

Рисунок 2. Образно-географические карты Европы времен Первой мировой войны

 

С точки зрения социально-экономической географии, географии человечества, географические знания невозможны без учета исторических повествований. Большую роль в конструировании ментального пространства на начальном этапе играют учебники по истории и исторические произведения (особенно в рамках усиленного развития исторической политики и политики памяти − пространство и место стало все труднее отделять от социальных отношений и политического аспекта времени).

Но непосредственными создателями пространства и реальности являются массмедиа. Именно они, часто невидимо для обычного человека, для обывателя, складывают пазл, который и называется built environment , т.е. «искусственно созданная среда» (окружение, пространство). Сегодня массмедиа при всем обилии технических и технологических средств, находящихся в их арсенале, могут без труда преобразовывать пространство и время. Медиапотребители, а также журналисты тесно связаны с культурной, материальной и физической географией, т.е. с их социальным, политическим и экономическим контекстом. Аудитории СМИ, области распространения медиапродукта, сами продукты СМИ − национальные и региональные новости например, а также региональные маркетинговые стратегии − все имеет географические ограничения.

Пространственный контекст представляет собой физическое окружение с социальным построением, которое, в свою очередь, и формирует образы, иерархии и представления повседневной жизни (Salovaara-Moring, 2004: 31). Представление пространства, например мест, регионов, ландшафтов и наций, является частью локальных и глобальных изображений, которые ежедневно потребляют аудитории массмедиа. В этом смысле пространственно-региональный подход к деятельности массмедиа отвергает универсалистскую перспективу взгляда на общество в целом как на одну систему. Общество формируется в конкретных временных пространствах в конкретных местах и сообществах. И, скажем больше, в конкретных ментальных пространствах (одним из ярких, на наш взгляд, примеров формирования нового ментального пространства в масштабе целого мира на базе одной главной идеи является пример петро-ислама – концепции, ключевая роль в которой отводится взаимосвязи углеводородной экономики и распространения религиозной идеологии, идее природной ренты и «богоизбранности» исповедующих ислам, идее справедливого государства Всемирного халифата – рая на земле «для всех угнетенных западом мусульман») (Хизриева, 2014).

Примеров конструирования ментального пространства на различных уровнях множество. Иногда границы ментального пространства совпадают с географическими, иногда нет. Например, взять такие понятия, как «Европа» или «Европейская публичная сфера». Европейскую публичную сферу выстроили массмедиа, они же и создали «европейскость». Европейская публичная сфера немедленно стала почвой для разного рода исследований (здесь стоит упомянуть две книги, которые могут заинтересовать российских медиаисследователй: «Производим Европу: пространства для демократии, многообразия и коммуникации» (Manufacturing Europe: spaces for democracy, diversity and communication (Salovaara-Moring (ed.), 2009) – работа, написанная по результатам исследовательского проекта «Европейская публичная сфера(ы): Объединение или Разделение?» (The European Public Sphere(s): Uniting or Dividing?), целью которого было определить, существует ли на свете общая европейская публичная сфера и «А существует ли Европа?» (Onko Europpa olemassa? (Nieminen, Karppinen, Mörä (toim.), 2008)) – книга финских медиаисследователей, целью которой, в свою очередь, также стало ответить на вопрос о том, требуется ли европейской интеграции общая европейская публичная сфера, где граждане ЕС могли бы обсуждать общие европейские цели и строить европейскую идентичность?

Сама же Европа (не ЕС, а именно Европа) стала положительным героем детской книжки, написанной популярным историком Жаком ле Гоффом. В «Истории Европы, рассказанной детям»³, искушенный читатель (дети, увы, таковыми не являются, зачастую их родители тоже) найдет много интересных приемов: от лингво-риторических фигур (скрытая ирония, сарказм, контраст) и бинарной оппозиции (идеологемы) «мы-они, свой-чужой» до скрытого воздействия на целевую аудиторию, с целью сделать Европу общим единым пространством и придать позитивный образ провалившейся (до сих пор на поверхности темы − миграционный кризис в Европе⁴) политике мультикультурализма в Европе (далее по тексту см. выдержки из книги):

«В Стамбуле путешественник услышит турецкую речь, его пригласят на чашку кофе – здесь его варят по-особому, по-турецки, в маленьких кастрюльках, а наливают в чашку вместе с гущей; мясо подадут на вертеле, скорее всего, это будет баранина; с высоких, красивых башен – минаретов – мусульман позовут на молитву, и, если путешественник захочет войти в мечеть, ему придется разуться.. . В восхищении он будет бродить по настоящему восточному базару, <…> где дивно пахнет травами, пряностями и духами <...>»

«<…> В Англии любят подавать к блюдам мятный соус и завтрак предпочитают более плотный, чем на континенте, в него обязательно входят яйца и бекон. На улицах движение левостороннее, а не правостороннее, как во всех других европейских странах. Друзья-англичане обязательно пригласят поиграть в крикет – это национальная английская игра, в нее играют при помощи палки, шара и колышка. В Англии говорят по-английски и деньги называются фунтами стерлингов <…>»

«<…> Куда бы еще отправится нашему путешественнику? Конечно же, в Италию, в древний город Рим! Сколько здесь прекрасных соборов, сколько священников и монахов! <…> В Италии нашего путешественника обязательно пригласят в бар, в маленьких чашечках подадут ароматный, крепкий и очень густой кофе – эспрессо. В Италии есть что посмотреть! Такого количества произведений искусства и архитектурных памятников нет даже во Франции и Испании, тоже не обделенных вниманием художников и скульпторов <…>»

«В России говорят по-русски, из крепких напитков предпочитают водку, очень любят чай, который готовят в огромных металлических чайниках – самоварах; из жидкого теста пекут тонкие лепешки – блины. Россия − страна православная, русские церкви не похожи на католические соборы; алтарь расположен за иконостасом – высокой стеной из икон. Перед входом в храм разуваться не надо, а вот головной убор мужчины должны снять обязательно… Зимой в России очень холодно, и, чтобы не замерзнуть, путешественнику придется купить шубу и шапку. Заплатит он за них российскими деньгами – рублями <…>»

В детской книжке историка Ле Гоффа Европа географическая и Европа ментальная не совпадают в своих границах. В Европе ментальной нет места России. Но есть место Турции. То есть даже на этом маленьком примере подтверждается тезис о том, что конструирование ментального пространства (пространств) вопрос, прежде всего, политический и связан он с осуществлением так называемых цивилизационных проектов различных стран (часто пространства (и физические, и ментальные) создаются для защиты национальных интересов государства, часто в угоду политическим амбициям).

Один из таких проектов хорошо рассматривается на примере современной Польши – это проект по собиранию «новой Европы» с ней во главе – Троеморье.

 

 

Рисунок 3. Пространства Междуморье и Троеморье

 

С уходом от геополитики Междуморья в Троеморье (аббревиатура ABC (Adryatik, Baltyk Morze Czarne)) и противостоянием оси Париж-Берлин-Брюссель, а также принятием декларации Инициативы Троеморья о сотрудничестве в сфере энергетики, транспорта, телекоммуникаций стран ЦЮВЕ в Дубровнике и провозглашением цели о достижении «Европы свободных стран, а не периферий» (Петровская, 2016) внешнеполитическая активность Польши в важном для нее регионе трех морей − Адриатического, Балтийского, Черного − напрямую связана с реализацией заявленной идеи о собирании новой Европы через информационное пространство не только стран ЦВЕ, но и всего мира с тем, чтобы выстраивать свои линии сотрудничества Варшава-Будапешт, Варшава-Бухарест, Варшава-Загреб. Связана с задачами медиатизации «трех морей» − формированием нужной информационной среды, пространства – built environment − для достижения конечной цели этого цивилизационного проекта. Степень медиатизации в современных условиях проверить легко. Задав в поисковой системе Google словосочетания "Poland Intermarium" и "Poland Three Seas Initiative", находим материалы «китов» мирового информационного моря: «Рейтер» (Reuters), «Тайм» (Time), центрально-европейских информационных ресурсов, российского «Спутника» и много других источников помимо различных экспертных оценок от The European Institute, Global Research и подобных организаций⁵.

Напомним также, что в настоящее время именно Польша является «законодательницей моды» на демонстрацию исторической политики как самостоятельного направления (речь здесь, прежде всего, идет о так называемой миссионерской активности на территории Украины, Литвы и Белоруссии) и интенсивно развивает институты памяти – новая историческая политика Польши отчетливо проявилась и оформилась как особое направление политической мысли в 1980 гг. – в «мятежное десятилетие», которое включило в себя целую эпоху, начиная с антиправительственного профсоюзного движения «Солидарность» в 1980 г. и заканчивая упразднением ПОРП и появлением Республики Польша в 1990. Именно в Польше (а не, например, в Германии, которая первая ввела в научный дискурс и практику Geschichtspolitik, Vergangungsbewaeltigung («преодоление прошлого»), Vergangenheitspolitik («политика памяти») действует целая сеть специальных учреждений и структур, задача которых − восстановить утраченное (или ослабленное) национальное чувство (Наследники победы и поражения, 2015: 25−27).

И уточним, что активность польского государства в освоении пространств памяти происходит в условиях информационного общества, где ключевой проблемой остается проблема национальной идентичности − в начале XXI в. 2/3 граждан в мире не идентифицировали себя с государством и не рассматривали себя как народ, представленный их правительствами (Павликова, 2008). Причем в это число граждан вошли и граждане стран Северной Европы, где уровень политической культуры, уровень доверия власти и средствам массовой информации был традиционно высоким: выше, чем в других европейских странах. С этой точки зрения (не отождествления с себя с государством, на территории которого граждане проживают), возникает вопрос о технике формирования ментального пространства в сознании людей. Как это происходит? Идет ли в данном случае речь о смене модели идентичности? Пример из недавнего прошлого. В благополучной, тихой Финляндии в 1994 г. был проведен референдум: вступать или не вступать стране в Европейский союз. При небольшом перевесе голосов: 56,9% − «за» и 43% − «против»⁶ (здесь стоит указать еще на одну интересную деталь: территориально «против» была бόльшая часть Финляндии, но она оказалась менее заселена, нежели те территории (в основном юг), на которых проживающие граждане проголосовали за вступление в ЕС). Таким образом, победили сторонники интеграции. Они посчитали себя «европейцами», не финнами – в средствах массовой информации была организована кампания, во время которой граждане должны были ответить для себя на вопрос: «Кто я в сегодняшнем мире: финн, угр [обыгрывается принадлежность финнов к финно-угорской языковой группе. – М.Я.] или европеец? Не думаем, что до этого времени обычные финны отделяли себя от Европы; вопрос о том, что такое финны и что такое остальная Европа, не ставился. Логическая уловка (использование скрещивающихся понятий в качестве однородных) инициаторов кампании удалась: в сознании финнов стали нивелироваться национальные особенности в пользу усредненного европейца. В 1995 г. Финляндия вступила в Европейский союз и примерила на себя «европейскость». Вопрос о финской модели идентичности противников Евросоюза зазвучал более жестко. И если к 2000 г. 62% финнов одобряли «европейский ход мысли», то в июне 2001 г. только 49% населения были убеждены в идее единой Европы⁷. В настоящий момент времени, в преддверии выборов президента (первый тур должен был состояться 28 января 2018 г.), евроинтеграция является одной из ключевых тем в выступлениях всех кандидатов (их восемь) в президенты, среди которых есть и открытые сторонники, и открытые противники членства Финляндии в ЕС и единой Европы.

 Политика памяти и историческая политика имеют прямое отношение к освоению пространства и времени. И прямое отношение к вопросам национальной самоидентификации, месту и роли той или иной нации в мире. К built environment. История стала не просто объектом политических манипуляций, но камнем, который ставится во главу угла в долгосрочных стратегиях властей тех стран, которые претендуют на мировую (!) (знак наш – М.Я.) реализацию собственной версии исторической политики (о долгосрочных стратегиях: можно снова обратиться к самому простому наглядному пособию – карте: ниже по тексту хороший пример того, как начать формировать представление о том, что в результате войны (неважно какой, горячей или холодной) не дόлжно входить в состав большой страны (карта изготовлена задолго до кризиса на Украине и крымских событий 2014 г. – примечательный факт, что Белоруссия и Закавказье были великодушно оставлены стратегами США в составе СССР).

 

Рисунок 4. Обложка журнала Collier's weekly от 27 октября 1951

 

Так, попытка изменить историческую память европейцев и нивелировать роль СССР в победе во Второй мировой войне напрямую связана с созданием ментального пространства, где не было бы Советского Союза в настоящем его виде – государстве, которое спасло мир от фашизма и освободило порабощенные страны Европы, и России – преемницы страны-победителя: анализ контента западной прессы с тегами «Путин», «информационные войны», «пропаганда», «Парад Победы» за период с начала по середину апреля 2015 г. показал стабильный интерес зарубежных СМИ к России, характеризующийся появлением большого количества негативных публикаций в преддверии празднования 70-летия Победы в Великой Отечественной войне. Подготовка к данному историческому событию мирового масштаба вызывала неоднозначную реакцию журналистов зарубежных средств массовой информации – почти в каждом крупном СМИ появлялись публикации о грядущем Параде Победы в Москве, в которых, мягко говоря, прослеживался общий неодобрительный тон⁸.

В современных условиях, когда формирование внешней политики и медиаполитика геополитических акторов осуществляются на основе историко-философской концепции пост-модернизма (Янгляева, 2016: 122), отдельные страны − национальные государства − пытаются занять свое место в современной истории, зачастую игнорируя уроки прошлого. Они, однако забывают, что представляет собой настоящая картина глобального мира: глобалисты заботятся о финансах, экономике, о свободном перемещении капитала и рабочей силы, отнюдь не о сохранении стабильности и успешности социальных проектов. СССР представлял определенную социальную и политическую стабильность и являлся гарантом сохранения мирной жизни в определенных регионах мира. Сегодня задачи сохранения мира без хаоса переносятся на плечи национальных государств: пост-советском и пост-социалистическом пространстве, на Ближнем Востоке, опять же в Европе. Национальные государства при помощи национальных массмедиа (при условии, что национальные СМИ все еще сохраняют достаточно сильные позиции в стране, а не уступили место глобальным) предпринимают попытку сконструировать пространство стабильности с центром с ними во главе так, чтобы избежать хаоса на своей территории (может стоять и иная задача, например − посеять хаос на чужой). И здесь мы снова видим, как осуществляются внешнеполитические цели исторической политики: укрепление позиций своего государства через расширение знаний о нем в мире, убеждение других в его силе и надежности, формирование комплекса вины у соседей, использование их прошлых грехов с выгодой для себя, создание негативного имиджа страны-оппонента и др.

Предпринимают попытку создать ментальное пространство стабильности и защиты, например, от красной угрозы (период холодной войны) или российской «гибридной войны» на Украине, о чем в 2015 г. без конца напоминала жителям европейских стран влиятельная немецкая «Ди Вельт» (Die Welt)⁹. Образ своей страны как центра априори присутствуют в стратегической пропаганде. От центра многое зависит, без него невозможно жить – формировать подобный подход становится возможным только при помощи средств массовой информации и коммуникации (институты гражданского общества для такой работы в больших объемах не приспособлены, чаще всего они занимаются внутренними проблемами), причем необходимо обеспечить высокий уровень медиатизации страны, региона, части света. И, даже если государство не является геополитическим игроком или региональным лидером, оно озабочено тем, как сконструировать информационное пространство в своих интересах, предварительно полагаясь на соответствующее общественное мнение, с тем, чтобы занять центральное место в этом новом медийном измерении. И пусть это будет не в целях стратегической пропаганды, а в благих намерениях реализации странового бренда – мы все равно увидим феномен built environment: Эстония − единственная страна в мире, перешагнувшая в 2016 г. «порог информационной войны» с Россией на системной основе, методично и последовательно формирует для мира ментальный образ того небогатого кусочка суши, которым наделила ее современная история. Выражением (уже и отражением) этого образа стал лозунг для туристов: самая прекрасная среди самых маленьких¹⁰.

И в заключение еще один конкретный пример того, насколько вольно современные средства массовой информации могут обращаться с пространством. В данном случае − с пространственным компонентом образа страны. Речь идет об образе России в арабских СМИ. Автор диссертационного исследования «Образ России в арабском мире 2009−2010» Н.З. Хасан (2011) приходит к выводу, что пространственный компонент образа России является наименее полным, наименее детализированным в новостных сообщениях арабских наднациональных СМИ. И, более того, можно говорить о том, что образ территории России не представлен в СМИ как таковой. И эта непредставленность территории в арабских печатных СМИ отражается в сознании граждан в виде некорректного виденья географических границ страны, ее местоположения на карте, территориальной величины. Для арабских респондетов, пишет эксперт, характерно достаточно упрощенное и схематичное восприятие территории России, при этом около половины представляют ее величину намного меньше, чем она есть на самом деле, смещая географическое положение страны либо в сторону ее европейской, либо азиатской части. Россия по сравнению с СССР представляется им незначительнее и слабее, и политическая пассивность страны влияет на «уменьшение» образа ее территории в сознании опрошенных. При этом Россию будущего они видят бόльшей страной, чем Россию настоящего.

 

---

Примечания

1. См., напр., экспозицию «Агитационные карты Первой мировой войны» // Архив Российской государственной библиотеки. Режим доступа: http://expositions.nlr.ru/ex_map/worldwar1/agit.php (дата обращения: 17.09.2017).
2. По мнению организаторов экспозиции «Агитационные карты Первой мировой войны» в Российской государственной библиотеке эта карта интересна тем, что помимо европейских событий на ней отражено участие Японии в Первой мировой войне. Япония вступила в войну 23 августа 1914 г. и, прежде всего, решала внешнеполитические задачи укрепления своих позиций на материке в Китае, а также в Юго-Восточной Азии. На карте показаны атаки японских войск на Циндао, единственную германскую военно-морскую базу на побережье Китая. Циндао капитулировал 7 ноября 1914 г. Также на карте имеется надпись карандашом, сделанная, скорее всего, прежним владельцем карты: «После объявления войны Турцией и по взятии Львова и наших успехах в Галиции». Режим доступа: http://expositions.nlr.ru/ex_map/worldwar1/agit.php
3. Ле Гофф Ж. История Европы, рассказанная детям. Москва: Текст. 2010.
4. См., напр., Миграционный кризис в Европе в цифрах и графиках // BBC Russia. 2016. Февр., 19. Режим доступа: http://www.bbc.com/russian/international/2016/02/160219_migrant_crisis_charts
5. См., напр., Factbox − Three Seas Initiative summit in Warsaw. Reuters, 2017, July 4. Режим доступа: https://uk.reuters.com/article/uk-poland-usa-trump-factbox/factbox-three-seas-initiative-summit-in-warsaw-idUKKBN19P0U1; Farber M. (2017) Read Donald Trump's Remarks at the Three Seas Initiative Summit in Poland. Time, July 16. Режим доступа: http://time.com/4846780/read-donald-trump-speech-warsaw-poland-transcript/; Three Seas Initiative: Trump in Warsaw supports the project. Visegradpost, 2017, July 8. Режим доступа: https://visegradpost.com/en/2017/07/08/three-seas-initiative-trump-in-warsaw-supports-the-project/; Create and Rule: What's Behind Poland's Idea for a Central-European Federation. Sputnik International, 2017, June 21. Режим доступа: https://sputniknews.com/europe/201706211054830020-poland-three-seas-initiative/
6. EU-Referendum in Finnland. Режим доступа: http://www.finn-land.net/finnland-e/eureferendum.htm
7. Там же.
8. Напр.: «Весь демократический мир не желает смотреть, как Кремль демонстрирует свои танки и системы ПВО, намекая на то, что военным путем проблемы решать всегда проще, чем мирным. Россия проявляет большую гордость за свою победу над фашизмом, но сама в своих проявлениях постепенно движется в его сторону». Diena. 13.04.2015.
9. Бондарцева Н.В. Россия в условиях информационной войны − один из основных сюжетов года // Метаморфозы мира: новая геополитическая роль России / под ред. М.М. Янгляевой, И.А. Николайчука. М.: РИСИ, 2016. С. 60.
10. Николайчук И.А. Эстония в топке холодной войны // Спутник. 26.04.2017. Режим доступа:
    https://ru.sputnik-news.ee/columnists/20170426/5524429/jestonija-topke-holodnoj-vojny.html

 

Библиография

Замятин Д.Н. Гуманитарная география: предмет изучения и основные направления развития // Общественные науки и современность. 2010. № 4. С. 126−138. Режим доступа: http://ecsocman.hse.ru/data/2012/09/24/1251347015/Zamyatin.pdf

Наследники победы и поражения: Вторая мировая война в исторической политике стран СНГ и ЕС. М.: РИСИ, 2015.

Павликова М.М. Парадоксы информационного общества // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10: Журналистика. 2008. № 1. С. 82−91.

Петровская О.В. Троеморье: станет ли явью мечта Пилсудского? // Российский вектор. 2016. С. 70−73.

Хасан Н.З. Образ России в арабском мире (исследование 2009−2010 гг.): автореф. дис. … канд. полит. наук. М., 2011. Режим доступа: http://nauka-pedagogika.com/psihologiya-19-00-12/dissertaciya-obraz-rossii-v-arabskom-mire

Хизриева Г.А. Сакрализация углеводородов в контексте национальной и государственной безопасности // Проблемы национальной стратегии. 2014. № 2(23). С. 184−200.

Янгляева М.М. Вызовы информационной войны: шизофренический дискурс постмодернизма // Метаморфозы мира: новая геополитическая роль России / под ред. М.М. Янгляевой, И.А. Николайчука. М.: РИСИ, 2016. С. 121−126.

Янгляева М.М., Якова Т.С., Захарова М.В. Внешнеполитическая коммуникация и медиагеография: взаимосвязь и взаимозависимость // Медиаскоп. 2016. Вып. 4. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2232

 

Nieminen H., Karppinen K., Mörä T. (toim.) (2008) Onko Europpa Olemassa. Gaudemaus.

Salovaara-Moring I. (ed.) (2009) Manufacturing Europe: spaces for democracy, diversity and communication. Nordicom.

Salovaara-Moring I. (2004) Media Geographies: regional newspaper discourses in Finland in the 1990s. Gummerus kirjapaino Oy, Saarijarvi.