Ссылка для цитирования: Крамер А.Ю. Радиожурналистика в эпоху конвергенции // Медиаскоп. 2017. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2281
© Крамер Александр Юрьевич
кандидат культурологии, старший преподаватель филологического факультета Ленинградского государственного университета им. А.С. Пушкина (г. Санкт-Петербург, Россия), aykramer@gmail.com
Аннотация
Анализ развития «конвергентной журналистики» на протяжении последних двадцати лет показывает, что журналистика в целом и радиожурналистика, в частности, оказались достаточно внутренне устойчивыми к «техноутопии»: создания внутренне целостного «кросс-медийного», или «мультимедийного», типа журналистского произведения так и не произошло, несмотря на серьезные сдвиги в технологиях и практиках медиабизнеса. Причины и возможные последствия этого исследуются в настоящей статье с применением методов культурологического анализа (воспроизводство культурных объектов, овеществление / развеществление и артефакт / практика).
Ключевые слова: журналистика, радиожурналистика, конвергенция, трансмедиа, кроссмедиа.
Журналистика как «культурный объект»
Для начала – несколько исходных положений.
Первое: мы исходим из того, что журналистика в целом (и радиожурналистика, в частности) существует в культуре как «культурный объект» – в смысле, который вкладывал в это П. Бурдье (2005), а также в единстве процессов «распредмечивания» чего-либо в «человеческое содержание» (Каган, 1996) и «опредмечивания» этих содержаний в культурно значимые артефакты (материальные объекты). При этом в логике воспроизводства культуры существует единство артефакта и практики, так, что артефакт порождает практику и распредмечивается в ней, практика же опредмечивается и сворачивается (Налимов, 1979) в артефакт.
Второе: практики мы понимаем в логике «теории практик» как систему возможных в культуре в данном месте и времени: (а) знаний и умений в решении практических задач; (б) правил и норм, стоящих за этими знаниями и умениями; (в) объяснительных парадигм, стоящих за правилами и нормами. Практики порождают идентичности, статусы, институты и идеологии – и изменяют через них социальную реальность (Волков, Хархордин, 2008). Артефакты как результат опредмечивания практической деятельности выступают как порождающие стиль жизни факторы восприятия, оценивания и действия. Журналистика в связи со сказанным представляется нам как одновременно некий класс специфических практик и как система артефактов, порождаемых этими практиками и служащих для их воспроизводства.
Третье: на протяжении последних 10–15 лет фиксируется нарастающий кризис журналистики, прежде всего в связи с «цифровизацией», «интернетизацией» и последующим резким изменением всего комплекса журналистских практик. Среди ключевых для понимания сути кризиса – проблема трансформации журналистских стандартов и, в частности, роли такого понятия, как «объективность» (Корконосенко, 2012; Russial, Laufer, Wasko, 2015); вопрос о сущности журналистского мышления в связи с ростом развлекательности; вопрос о журналистской идентичности в «цифровую эпоху» и можно ли, например, считать журналистом дрон с видеокамерой (Phillips, 2015); вопрос, станет ли журналистика придатком «экономики big data», и, вне зависимости от «да или нет», будут ли знания и умения студентов-журналистов адекватны актуальным практикам будущего (Creech, Mendelson, 2015).
Сказанное касается и радиожурналистики: вопрос «изменилась ли сущность радиожурналистики», поставленный изначально в связи с появлением подкастов и интернет-радио (Tacchi, 2000), усилился на фоне «общей конвергентности» СМИ, причем единства в осознании перспектив «цифровой журналистики», хотя бы в теории, не наблюдается (Ala-Fossi, Lax, O'Neill, Jauert et al., 2015).
Четвертое: сложившаяся ситуация, как представляется, требует пересмотра большинства существующих теоретических положений о сущности журналистики (подр. см.: Steensen, Ahva, 2015) с учетом уже произошедших изменений в практиках всех СМИ.
Журналистика как система практик и артефактов
В настоящий момент знание о сути журналистики весьма фрагментарно и разбросано в смежных с журналистикой областях – филологии, социологии, психологии, политологии, moral studies и др. Не вдаваясь в обсуждения, мы рискнем сложить из известных нам фрагментов достаточно очевидную, на наш взгляд, формулу: сущность журналистики как практики есть оперативная актуализация адекватных миру общественно значимых смыслов.
При этом артефакт «журналистское произведение» − конечный продукт работы журналиста − существует только в момент осмысления, актуализации смысла, это принципиально важный момент. Мы отталкиваемся от подхода, сформулированного М. Мамардашвили (2011: 110): журналистское произведение существует только в момент контакта с ним, и никак иначе; заметим, что этот момент вовсе не обязательно (хотя чаще всего) совпадает с моментом чтения, смотрения «глазами здесь и сейчас видимого репортажа» или слушания «ухом сейчас слышимой радиопередачи».
Подчеркнем, что речь идет именно о смыслах как результате работы «презумпции осмысленности» (Лотман, 2005: 665). При таком подходе «центр деятельности» журналиста будет включать в себя и «информацию», и «знания, необходимые сообществу» (Borden, 2007: 50), и «понимание» (Корконосенко, 2015) , и даже «трансцендентальные иллюзии» (Luhmann, 2000) – все они подразумевают актуализацию общественно значимых смыслов, которые сворачиваются и опредмечиваются в «журналистское произведение» – артефакт, центральный для воспроизводства журналистики как «культурного объекта».
Необходимо при этом учитывать, что институт СМИ включает в себя, кроме журналистских практик, также и «множество организаций и средств сбора и доставки информации», по определению С. Корконосенко (2010: 12) – они же «инструменты массового распространения» (Бурдье, 2002: 102). Эта система смежных артефактов и практик (производство, менеджмент, продажи, ремонт оборудования, энергообеспечение и т.д.) делает контакт журналистского произведения с «потребителем» опосредованным и не мгновенным (так, в случае прямого эфира мы говорим лишь об очень быстром контакте). Оперативность – это не цель (Ким, 2006: 120), а свойство, производное от технологических особенностей того или иного СМИ.
Поэтому очень важно понимать, что собственно журналистские практики создания «произведений» могут быть вообще никак не связанными с возможностями «средств доставки до всеобщего сведения», но форма и формат журналистского произведения (которое и будет подвергнуто пониманию уже как «медиатекст») вне зависимости от творческих намерений журналиста полностью определяются технологией производства и распространения. Смысл в процессе создания актуализирует журналист, но само журналистское произведение, подлежащее пониманию и осмыслению, формирует технология каждого конкретного СМИ.
Специфика радиожурналистики
Эфирное радио имеет «потоковую» природу; вернуться в начало передачи для лучшего понимания невозможно. Это очевидно (подкасты не в счет). Также очевидно, что радио невидимо (воспринимается на слух). Что из этого следует?
Потоковая природа радио (а также телевидения и музыки), «разворачивает» заранее неизвестную форму целого во времени, это, по формуле Б. Асафьева (1971: 23) «форма как процесс»; в радиожурналистике наиболее близок природе радио жанр прямого репортажа с места события. В процессе восприятия «потока» мы, в сущности, имеем дело с «проживанием акустических событий» (sonic experience), каждое из которых может быть рассмотрено как «акустическая мизансцена» (Ferrington, 1994; Beer, 2007) – срез «звукового ландшафта» (soundscape), связанного с повседневным опытом слушателя. Как показывают исследования (Davies, Adams, Bruce, Cain et al., 2013), именно «звуковой ландшафт» (саундскейп) определяет «чувство места» в связи со значимыми социальными ситуациями в смысле Э. Гофмана (2009: 199). Разворачивая метафору мизансцены, скажем так: любое звучащее так или иначе оказывается связанным с повседневным опытом слушателя; для актуализации смысла любые звучащие элементы должны быть подобраны журналистом и звукорежиссером так, чтобы быть, как минимум, узнаваемыми.
И в этом смысле радиожурналистика прямо оперирует четырьмя основными поведенческими моделями, или типами «акустических мизансцен», повседневного опыта: 1) модель «чтения газеты» – когда радиопередачи имеют четкую рубрикацию, звучащие заголовки и тексты, звуковые иллюстрации; 2) модель «слушания концерта» – звучание музыки по заранее известной или неизвестной слушателю программе (вариант – «музыка по заявкам») и конферанс; 3) модель «присутствия на спектакле» – от радиотеатра в чистом виде и разных вариантов театрализации, вплоть до интерактивных шоу и квестов – до новостного инфотэйнмента, когда любая новость может быть представлена в виде «стилизованного драматического представления продолжительностью не более 45 секунд» (Postman, 2006: 103); 4) модель «общения в компании» – от диалогов до «митинга» включительно. В этих моделях в разных сочетаниях используются одни и те же инструменты радиожурналистики. Во-первых, речь и пение. Во-вторых, музыка и тишина. В-третьих, «интершумы» – «сцены» или «срезы» звукового ландшафта. В-четвертых, спецэффекты – как звуки реального мира, так и «виртуальные звуковые образы, по своим акустическим характеристикам не имеющие аналогов в реальном мире» (Кущ, 2013: 20).
Специфику радиожурналистики определяет распредмечивание ситуации, в которой здесь и сейчас ведется рассказ (или происходит событие). На этом распредмечивании основан эффект соприсутствия событию (место события – эфир), определяемый прежде всего через опознаваемые фрагменты саундскейпов, которые связываются в опыте журналиста и слушателя с реальными или воображаемыми социальными ситуациями. В этом смысле «радиожурналистским произведением» – за исключением разве что предварительно смонтированного репортажа, – может считаться только запись с эфира.
Радиожурналистика и проблема «псевдособытийности»
Одной из наиболее острых проблем радиожурналистики, особенно в последние десять лет, является фундаментальная проблема «псевдособытийности» (Хорольский, 2009: 84), или, иначе, проблема потери документальной достоверности, у которой можно выделить два главных аспекта.
Первый из них связан с происходящим на наших глазах радикальным сломом слушательских практик, суть которого – в чрезвычайной распространенности, по крайней мере, среди молодежи, практик повседневного фонового слушания музыки (а также аудиокниг, радиоспектаклей и т.п.) в наушниках. В этих практиках звучащее в наушниках выступает как своеобразный «фильтр», трансформирующий восприятие окружающей среды, вплоть до полной «подмены» или даже «приватизации» звукового ландшафта (Emmerson, 1994; Bull, 2000; Бунич, 2014; Frith, Ahern, 2015). Главным следствием становится потеря опознаваемости «звуковых мизансцен» в их привязке к повседневным социальным ситуациям. В таких условиях никакой «интершум» радиопередачи уже не выводит на актуальную реальность (или выводит, но на какую-то другую, здесь весьма обширное поле для исследований).
Второй аспект проблемы «псевдособытийности» заключается в том, что радио (как одно из мест, закрепленных в культуре за студийной звукозаписью) потеряло монополию на аудиомонтаж. Потеря этой монополии впрямую связана со «сделай сам»-идеологией (DIY, do-it-yourself), центральным элементом которой является владеющий навыками профессии (в нашем случае звукорежиссуры) «любитель-эксперт» (Kuznetsov, Paulos, 2010). За полтора десятка лет начиная с рубежа XXI в. появились сравнительно недорогие и удобные в обращении средства звукозаписи полупрофессионального уровня и программные комплексы (DAW, digital audio workstations). Как следствие, возникает феномен малобюджетной (low-cost / low-tech) любительской звукорежиссуры (Hartley, 2000), достаточной для качественного аудиомонтажа, в том числе для интернет-радио. Вместе с этим наличие специальных банков звуков (своего рода заготовок звуковых мизансцен), таких, как De Wolfe Music, Sound Ideas, ProductionTrax, FreeSound.Org и др., дает звукорежиссеру возможность монтировать что угодно с высокой степенью «жизнеподобия».
Однако следует заметить, что практикам повседневного фонового слушания в наушниках все еще сопутствуют традиционные практики слушания радиоприемников, которые остаются мобильными, недорогими и относительно малоэнергозатратными устройствами. Это сдерживает конвергенцию радиовещания, несмотря на то, что часто слушание радио происходит в процессе выполнения различных других действий. К слову, в фоновом режиме традиционно слушают телевизор – в последнее время его место в фоновом слушании у молодой аудитории занимают фильмы и видеоклипы из Instagram, YouTube и Facebook. Как указывает Г. Старки (2016), практики фонового слушания способствуют формированию «параллельной когнитивной активности слушающего» за счет изменения настроения – с помощью музыки, интонаций ведущих или актеров, стимулирования воображения, а также симуляции дружеского или даже интимного общения.
Конвергенция, радиожурналистика и «постцифровой мир»
В современном понимании конвергенция двояка: с одной стороны, это «конвергентные медиа» как бизнес-технологические модели (кроссмедиа, мультимедиа, трансмедиа), с другой стороны, это журналистика в исполнении специалистов, обладающих многообразием профессиональных медийных навыков (Erdal, 2008, 2011; Kolodzy, Grant, DeMars, Wilkinson, 2014).
Стоит напомнить, что разговоры о «конвергенции» начались в 1980-х гг. (De Sola Pool, 1983), с мечты о новых интерактивных медиа (взамен традиционных однонаправленных) и идей совмещения всех медиа в едином конечном устройстве (медиа-центре). Это стало технически возможным с появлением в 1990-х гг. цифровых стандартов звука и видео с четким разграничением (на уровне технологии) собственно медиа и систем доставки контента. В конце 1990-х гг. началась массовая миграция печатных СМИ в Интернет, в 2001 г. появляется iPod, в 2004 г. – подкасты и идеология Web 2.0 c ключевым для нее понятием «контента, созданного пользователями» (user-generated content). В 2005 г. появляется YouTube, в 2006 г. – Twitter и одновременно Facebook открывается для всех. Идея конвергенции на тот момент воспринималась как идея скорее «веб-вергенции», или, несколько расширяя контекст, как «размывание различий между телекоммуникациями, компьютерами, радио, телевидением и газетами» (Hanna, 2005: 49). При этом, как отмечал С. Куинн (2005: 29–30), на тот момент уже существовало фундаментальное противопоставление (и потенциальный конфликт) «между бизнес-подходом к конвергентному мультиплатформенному издательству как средству увеличения производительности и продаж и стремлениями журналистов к потенциальным возможностям конвергенции как профессионального совершенствования».
В 2007 г. появляется iPhone, с 2011 г. – «интернет-планшеты» (что стало возможным после введения в действие в 2009 г. стандарта связи LTE). При этом грянувший в 2008 г. экономический кризис форсировал оптимизацию медиабизнеса, нарастание поточного производства 24/7 с расширением присутствия в социальных сетях, перестройку редакционных процессов и начало массового обучения «мультизадачных» (multiskill) журналистов. Такой журналист должен обладать умением писать текст, фотографировать, снимать видео, записывать аудио, все это обрабатывать и доводить до конечного продукта в идеале на одном мобильном устройстве. Как отмечал И. Эрдал (2009: 227), командная творческая работа была фактически заменена внутриредакционной конкуренцией. При этом, если в период «до web 2.0» медиаконвергенция как система производства артефактов была скорее «переводом» журналистских произведений на язык других медиа, например печатных материалов для ТВ или радио или наоборот, но с обязательной публикацией в Интернете (Gordon, 2003; Quandt, Singer, 2009), то конвергенция «после айфона» понимается, с учетом идеологии «web 3.0» и ключевого для нее понятия «семантической паутины», с построением специфических производственных цепочек (iXMP , Intelligent Cross Media Publishing), подразумевающих «интеллектуальные» семантические взаимодействия программного обеспечения на уровне конечных устройств пользователя (Veglis, Dimoulas, Kalliris, 2016).
Отметим, помимо этого, некоторые DIY-технологии, которые также оказали сильнейшее влияние на журналистику в целом и радиожурналистику, в частности. Во-первых, это использование контента, созданного пользователями соцсетей (user-generated content, включая аудио и видео), который де-факто получает равные права с «журналистским произведением» и ограничен только институциализацией (заявлен ли блог, страница или паблик в социальной сети средством массовой информации). Во-вторых, это «копипастинг» и «кросс-постинг» без каких-либо проверок, т.е. использование заранее готовых (ready-made) объектов, породивших так называемую «чурналистику» (churnalism) – использование неоригинального контента (в особенности пресс-релизов) в исходном виде или с минимальным рерайтом; как следствие наблюдается сильнейшее размывание границ между журналистикой, PR и GR. И, наконец, это использование доступных и относительно простых для пользователя технологий веб-строительства, особенно программных систем управления контентом вебсайтов и серверов потокового интернет-вещания, поддерживающих стриминг и подкастинг (Quirk, Boylan, Brown, Pitt et al., 2015), а также сервисов, позволяющих аккумулировать подкасты и составлять на их основе собственные плейлисты (Berry, 2006: 145).
Что же касается современных журналистских практик, то каких-либо качественных изменений не произошло: под «конвергентной журналистикой» понимается комплекс умений журналиста работать с разными медиа и использовать методы как традиционной, так и цифровой журналистики. Ключевым понятием после 2014 г. становится «рассказывание историй» (storytelling), причем «мультимедийный» способ – это когда разные эпизоды истории рассказываются средствами разных медиа (Kalogeras, 2014).
Тем не менее надежда на появление нового – не столько по организации процесса производства или вовлеченному инструментарию, сколько сущностно мультимодального по восприятию (Kolodzy, 2009) журналистского произведения, – на настоящий момент не оправдалась. Здесь, конечно, можно считать, вслед за В. Гатовым (2016: 236), что понятия мультимедийности и конвергентности «в применении к журналистике возникли для того, чтобы хоть как-то называть переходное состояние от "старой" к "новой" профессии» (обозначая ее как «постжурнализм» − не как профессию, а как набор «актуальных компетенций»).
Радиожурналистика в «постцифровом» мире
Суть журналистских практик все еще остается неизменной – то, что инфотэйнмент вычищает из журналистики «серьезные» смыслы, вовсе не говорит о потере общественно значимых смыслов вообще, а понятие «актуальность» вовсе не означает «остроту» тех или иных проблем. Журналистское произведение существует, хотя и делаются попытки как можно сильнее размыть авторство как ключевую для «произведения» категорию через максимальное ускорение редакционных процессов, но, как ни парадоксально, концепция «сам себе редакция» создает вполне достаточное для сохранения журналистского произведения сопротивление.
Журналистское произведение качественно мало изменилось за прошедшие десять лет движения к конвергентности. Печать, радио и телевидение обрели новые средства доставки контента, но качественного внутреннего сдвига нет. Сочетание разных медиа в мультимедийных лонгридах все равно завязано на текст и страницу-«свиток», на логику последовательного (а вовсе не симультанного, как должно бы по идее) осмысления. То, что в статьях интернет-газет появляются аудио- и видеоиллюстрации, еще не означает конвергенции (к слову, идея печатной газеты с видеоиллюстрациями на манер «Ежедневного пророка» из книг о Гарри Поттере тоже пока неосуществима – «электронная бумага» плохо сгибается, капризна и слишком дорога в массовом производстве). Внедрение радиотрансляции в «дополненную реальность» мало чем отличается от установки плеера прямого эфира на вебсайт; из наиболее заметных попыток сделать «мультимедийное радио» можно отметить разве что довольно старую идею использовать аудио с неподвижной картинкой (Bull, 2010) да несколько «трансмедиапроектов» (Edmond, 2015), в которых радио выступало разве как поводом и сопровождением для флэшмоба или перформанса.
Собственно, ни одна из популярных технологий или носителей медиа третьего поколения, таких, как «дополненная реальность», «интернет-вещь» (IoT) или сочетания «больших данных» (big data) с искусственным интеллектом «автоматического журналиста», к сожалению, не дают принципиально нового системного качества журналистского произведения. Речи о «полной» и по-настоящему «мультимедийной» и полимодальной виртуальной реальности тоже пока нет.
Если мы хотим получить по-настоящему конвергентное (другими словами − «мультимедийное» или «кроссмедийное») журналистское произведение, то нам придется принять во внимание одну важную тонкость – разницу в восприятии статичного контента (печатные издания, гипертекст, фото, рисунки, инфографика) и изменчивого, динамичного (радио, телевидение). Заметим очевидное: печатные издания имеют жесткую статичную рамку контента (обрез в формат), внутри которой контент воспринимается именно как комплекс журналистских произведений – печатный текст и иллюстрации. Но ведь и телевизор, и компьютерные мониторы (а также смартфоны и планшеты) тоже имеют жесткие статичные рамки дисплеев, внутри которых контент воспринимается именно как комплекс журналистских произведений. Именно статика формы позволяет совмещать статичные и динамичные элементы контента в одном поле, а вот переключение способов внимания уже создает серьезные неудобства. К слову, телевидение, совмещающее картинку и звук, как представляется, единственное на данный момент естественно мультимедийное и мультимодальное СМИ. А вот радио не имеет рамки, означает ли это, что оно принципиально неконвергентно?
Приходится признать, что прогноз Г. Дженкинса (2006: 17) о том, что «в ожидаемом будущем конвергенция будет скорее чем-то вроде на скорую руку слепленных беспорядочных отношений между различными медиатехнологиями, а не вполне целостной системой», – становится все более очевидной реальностью. Тем более что на дворе уже некоторое время назад появилась утопия «пост-цифрового мира», идеология которого – в отказе «от бинарных оппозиций цифрового/аналогового, человеческого/нечеловеческого, природы/культуры и виртуального/реального» (Taffel, 2016: 327). Похоже, журналистику снова начинают вовлекать в гонку технологий, только возникает вопрос, на который не было ответа и в начале этой гонки 20 лет назад: появилось ли качественно новое журналистское произведение в силу цифрового многообразия? Он пока остается без ответа.
Библиография
Асафьев Б.В. Музыкальная форма как процесс. Л.: Музыка, 1971.
Бунич Е. По городу с плеером // Микроурбанизм. Город в деталях / под ред. О. Бредниковой и О. Запорожец. М.: Новое литературное обозрение, 2014. С. 94–108.
Бурдье П. Власть журналистики // Бурдье П. О телевидении и журналистике. М.: Прагматика культуры, ИЭС, 2002. С. 89–104.
Бурдье П. Формы капитала // Экономическая социология. 2005. Т. 6. № 3. С. 60–74.
Волков В.В., Хархордин О.В. Теория практик. СПб: Изд. ЕУ СПб, 2008.
Гатов В. Будущее журналистики // Как новые медиа изменили журналистику. 2012–2016 / под ред. С. Балмаевой и М. Лукиной. Екатеринбург: Гуманитарный ун-т, 2016. С. 206–267.
Гофман Э. Где находится действие // Гофман Э. Ритуал взаимодействия: Очерки поведения лицом к лицу. М.: Смысл, 2009. С. 178–311.
Каган М.С. Философия культуры. СПб: ТОО ТК «Петрополис», 1996.
Ким М.Н. Журналистика как форма общественного познания // Вестн. СПбГУ. Сер. 9. 2006. Вып. 1. С. 119–123.
Корконосенко С.Г. Теория журналистики: моделирование и применение: учеб. пособие. М.: Логос, 2010.
Корконосенко С.Г. Журналистика сетевых СМИ: смена исследовательских парадигм или продолжение традиций? // Ученые записки ЗабГГПУ. Сер.: Филология, история, востоковедение. 2012. № 2. С. 234–239.
Корконосенко С.Г. Культура понимания как поле интегральных исследований журналистики // Научные ведомости БелГУ. Сер.: Гуманитарные науки. 2015. Т. 27. № 18(215). С. 5–9.
Кущ Е.В. Фонокультура как новая парадигма акустического пространства // Культурная жизнь юга России. 2013. № 1(48). С. 20–21.
Лотман Ю.М. Природа киноповествования // Лотман Ю.М. Об искусстве. СПб: «Искусство-СПб», 2005. С. 661–671.
Мамардашвили М.К. Мысль в культуре // Мамардашвили М.К. Сознание и цивилизация. СПб: Азбука, Азбука-Аттикус, 2011. С. 99–114.
Налимов В.В. Вероятностная модель языка. О соотношении естественных и искусственных языков. 2-е изд. М.: Наука, 1979.
Хорольский В.В. Коммуникативистика и теория журналистики в контексте медийной глобализации: методологические загадки // Вестн. ВолГУ. Сер. 8. 2009. № 8. С. 78–89.
Ala-Fossi M., Lax S., O'Neill B., Jauert P., Shaw H. (2008) The Future of Radio is Still Digital – But Which One? Expert Perspectives and Future Scenarios for Radio Media in 2015. Journal of Radio & Audio Media 15(1): 4–25.
Beer D. (2007) Tune out: music, soundscape and the urban mise-en-scéne. Information, Communication & Society 10(6): 846–866.
Berry R. (2006) Will the iPod Kill the Radio Star? Profiling Podcasting as Radio. Convergence 12(2): 143–162.
Borden S.L. (2007) Journalism as practice: MacIntyre, virtue ethics and the press. Aldershot: Ashgate Publishing.
Bull A. (2010) Multimedia Journalism: A Practical Guide. N.Y.: Routledge.
Bull M. (2000) Sounding out the city: Personal stereos and the management of everyday life. Oxford: Berg.
Creech B., Mendelson A.L. (2015) Imagining the Journalist of the Future: Technological Visions of Journalism Education and Newswork. The Communication Review 18(2): 142–165.
Davies W.J., Adams M.D., Bruce N.S., Cain R. et al. (2013) Perception of soundscapes: An interdisciplinary approach. Applied Acoustics 74(2): 224–231.
De Sola Pool I. (1983) Technologies of Freedom. Cambridge MA: The Belknap Press.
Edmond M. (2015) All platforms considered: Contemporary radio and transmedia engagement. New media & society 17(9): 1566–1582.
Emmerson S. (1994) 'Live' versus 'real-time'. Contemporary Music Review 10(2): 95–101.
Erdal I.J. (2008) Cross-Media News Journalism. Institutional, Professional and Textual Strategies and Practices in Multi-Platform News Production: PhD dis … Faculty of Humanities, University of Oslo, 2008.
Erdal I.J. (2009) Cross-media (re)production cultures. Convergence 15(2): 215–231.
Erdal I.J. (2011) Coming to Terms with Convergence Journalism: Cross-Media as a Theoretical and Analytical Concept. Convergence 17(2): 213–223.
Ferrington G. (1994) Audio design: Creating multi-sensory images for the mind. Journal of Visual Literacy 14(1): 61–67.
Frith J., Ahern K.F. (2015) Make a sound garden grow: Exploring the new media potential of social soundscaping. Convergence 21(4): 496–508.
Gordon, R. (2003). The meanings and implications of convergence. In: K. Kawamoto (ed.) Digital Journalism: Emerging Media and the Changing Horizons of Journalism. New York: Rowman & Littlefield, pp. 57–73.
Hanna M. (2005) Convergence. In: Franklin B., Hamer M., Hanna M., Kinsey M., Richardson J.E. Key Concepts in Journalism Studies. L.2005 SAGE
Hartley J. (2000) Radiocracy: Sound and citizenship. International journal of cultural studies 3(2): 153–159.
Jenkins H. (2006) Convergence Culture: Where old and new media collide. N.Y.: N.Y. University Press.
Kalogeras S. (2014) Transmedia Storytelling and the New Era of Media Convergence in Higher Education. N.Y.: Palgrave Macmillan.
Kolodzy J (2009) Convergence explained. In: Grant A and Wilkinson J (eds.) Understanding Media Convergence. Oxford: Oxford University Press, pp. 31–51.
Kolodzy J., Grant A.E., DeMars T.R., Wilkinson J.S. (2014) The Convergence Years. Journalism & Mass Communication Educator 69(2): 197–205.
Kuznetsov S., Paulos E. (2010) Rise of the expert amateur: DIY projects, communities, and cultures. In: Proceedings of the 6th Nordic Conference on Human-Computer Interaction: Extending Boundaries. Reykjavik: ACM, pp. 295–304.
Luhmann N. (2000) The Reality of Mass Media. Stanford University Press.
Phillips A. (2015) Journalism in context: practice and theory for the digital age. N.Y.: Routledge.
Postman N. (2006) Amusing Ourselves to Death: Public Discourse in the Age of Show Business. 2nd ed. NY: Penguin Books.
Quinn S. (2005) Convergence's Fundamental Question. Journalism Studies 6(1): 29–38.
Quandt T., Singer J.B. (2009) Convergence and Cross-Platform Content Production. In: K.Wahl-Jorgensen & T. Hanitzsch (eds.) The handbook of journalism studies. N.Y.: Routledge, 130–144.
Quirk V., Boylan E., Brown P., Pitt F. et al. (2015) Guide to Podcasting. The Tow Center for Digital Journalism. Dec, 7. Режим доступа: http://towcenter.org/research/guide-to-podcasting/ (дата обращения: 20.12.2016).
Russial J., Laufer P., Wasko J. (2015) Journalism in Crisis? Javnost − The Public 22(4): 299–312.
Starkey G. (2016) Radio: The resilient medium in today's increasingly diverse multiplatform media environment. Convergence – Online First, 20 October. Режим доступа: http://journals.sagepub.com/doi/full/10.1177/1354856516673354 (дата обращения: 25.12.2016).
Steensen S., Ahva L. (2015) Theories of Journalism in a Digital age. Digital Journalism 3(1): 1–18.
Tacchi J. (2000) The need for radio theory in the digital age. International journal of cultural studies 3(2): 289–298.
Taffel S. (2016) Perspectives on the postdigital: Beyond rhetorics of progress and novelty. Convergence, 22(3): 324–338.
Veglis A., Dimoulas C., Kalliris G. (2016) Towards Intelligent Cross-Media Publishing: Media Practices and Technology Convergence Perspectives. In: A. Lugmayr, C. Dal Zotto (eds.) Media Convergence Handbook. Vol. 1: Journalism, Broadcasting, and Social Media Aspects of Convergence. Berlin: Springer, pp.131–150.