Ссылка для цитирования: Вещикова И.А. Телевизионная речь в аспекте орфоэпии: пространство нормы/пограничные явления/ошибки // Медиаскоп. 2017. Вып. 1. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2271
© Вещикова Ирина Андреевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), irinavmgu@gmail.com
Статья подготовлена на основе доклада, сделанного на круглом столе «Русский язык на телевидении», который состоялся в рамках научно-практической конференции «Учимся говорить по-русски. Проблемы современного языка в электронных СМИ», проведённой на факультете журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова 12−13 октября 2016 г. при поддержке ФАПМК.
Аннотация
В статье рассматривается круг вопросов, касающийся принципов устройства орфоэпического медиастандарта, его соотношения с литературной нормой, а также его места и роли в языковой ситуации новейшего времени. Материалом исследования послужили телевизионные тексты разных жанров и форматов двух произносительных эпох – советской и постсоветской.
Ключевые слова: телевизионная речь, литературная произносительная норма, орфоэпический медиастандарт, кодифицированные варианты, разговорные варианты, шкала нормативности, орфоэпическая ошибка.
Наметившийся в последней трети XX в. научный интерес к телевизионной речи – ТВР − и ее слагаемым как особому лингвистическому и культурному феномену вполне закономерен и предусматривает осмысление вопросов, касающихся принципов устройства орфоэпического медиастандарта, его соотношения с литературной произносительной нормой, а также его места и роли в современной языковой ситуации. Специальное внимание к этим проблемам и их анализ продиктованы:
Культурно-коммуникативная роль ТВР в разные исторические периоды
В контексте обсуждаемой проблематики уместно вспомнить о том, что «литературный язык – это сложная динамическая система языковых стилей», что «их удельный вес и их взаимоотношения в системе литературного языка находятся в непрерывном изменении» и что «в каждую эпоху развития литературного языка задают тон определённые речевые жанры…» (Бахтин, 1979: 243). Анализируя «историческую динамику этих систем», представители Пражской школы определили её общий вектор и содержание преобразований так: «Для развития современных литературных языков и для их современного состояния всё указывает на то, что постепенно ослабевает влияние языка художественных текстов на образование и на закрепление нормы и, напротив, возрастает влияние и воздействие на неё специального языка <…> и языка публицистики (не только письменной, но и устной). Популярно-научные и публицистические языковые реализации (тексты) имеют в современной коммуникативной практике с точки зрения воздействия на литературную норму центральное значение» (Едличка, 1988: 74). Говоря о новейшем времени, нельзя игнорировать и «социальную историю изменения взаимоотношений между различными СМИ», а именно то, что «в 50-е годы телевидение почти не было представлено в журналистском поле; когда речь заходила о журнализме, мало кто упоминал о телевидении», но «с годами <…> положение изменилось с точностью до наоборот, и телевидение стремится к экономическому и символическому господству в журналистском поле»; «еще более важным последствием, которое невозможно было в своё время предвидеть, является влияние телевидения на совокупность деятельности по производству культурной продукции, в том числе в области науки и искусства» (Бурдье, 1996: 58−59, 53). Начиная с конца XX в. о сдвигах в позиции СМИ и внутри СМИ, а затем и их влиянии на механизмы нормирования стали писать отечественные учёные, утверждая, что «в наше время в качестве авторитетного и полноправного представителя литературного языка выступает язык СМИ» (Солганик, 2012: 10) и что «к концу столетия язык художественной литературы утрачивает нормотворческую значимость. Восприемником этой функции становится язык медиальных средств, причём прежде всего СМИ устных» (Немищенко, 2001: 100). Как видно, сама логика развития литературного языка обусловливает необходимость исследования того, каким образом телевидение приспосабливает литературную норму к своим нуждам и каким образом медиареальность воздействует на литературную норму.
О соотношении литературной нормы и телеорфоэпии
Восстановим важнейшие вехи в истории взаимоотношений этих двух величин, предварив обзор описанием и установлением их некоторых отличий.
Таблица 1. Общая характеристика двух типов норм
Основания сопоставления |
Литературная норма |
Орфоэпический медиастандарт |
Нормативные источники |
Описывается в академических словарях, единую линию развития которых составляют АО-1955/1960, десять изданий ОС (1983−2014), БОС-2012, а также РОС1. |
В перечень словарей для работников СМИ входят восемь изданий СУ (1960−2000) и созданные на его основе СА-2010, СЗ-2001 и СШ-2009 и СШ-20162. |
Адресат словарей |
«Словарь рассчитан на специалистов – филологов, преподавателей русского языка и литературы, дикторов радио и телевидения и др. Для всех остальных читателей словарь послужит надёжным нормативным справочным изданием» (ОС-2014: 2). |
«Словарь адресован радио- и тележурналистам, а также представителям других речевых профессий: педагогам, актёрам, адвокатам и т. д. – словом, всем, для кого орфоэпически грамотная речь – важная часть профессиональной культуры» (СУ-2000: 2). |
Подход к нормализации |
«Всё многообразие языковых фактов не укладывается в простое противопоставление норма – не норма. Сколько-нибудь адекватное отражение реального положения вещей невозможно без введения некоторой шкалы нормативности» (ОС-2014: 9). |
«Варианты норм (как в плане хронологическом – старые и новые, так и в плане стилевом – книжные и разговорные) в словарь <...> не включены, так как это нарушило бы установку на <...> единообразие, хотя в других сферах речевого общения подобные варианты закономерно используются» (СУ-1984: 3). |
Специфика описываемой нормы |
Владение литературной нормой, не исключающей наличия вариантов – равноправных (точнЫ и тОчны) и неравноправных (обеспЕчение и доп. обеспечЕние), «демонстрирует приобщённость индивида не к тому или иному социуму – хотя бы и достаточно авторитетному, – а к культуре», а ее авторитетность «обеспечивается не социальным престижем, но <...> связью с традицией» (Успенский, 2002: 14). |
«Традиция рекомендовать для использования на радио и ТВ только один вариант <...> идёт от первых орфоэпических изданий, адресованных работникам эфира» (СШ, 2016: 5), например точнЫ и тОчны или обеспЕчение [не обеспечЕние], влечёт за собой специализацию нормы (она выступает «как знак социума»), усвоение которой демонстрирует приобщение к соответствующему социуму. |
Примеры |
ВМФ [вэмээф], ФСБ [фээсбэшник] |
ВМФ [вэ-эм-эф], ФСБ [эфэсбэ] |
агрессия [ре и допуст. рэ], бассейн [сэ и се], деградация [дэ и допуст. де], конгресс [ре и допуст. рэ], рейтинг [рэ и ре], стратегия [те и допуст. тэ], террорист [тэ и те] |
агрессия [ре], бассейн [се], деградация [дэ], конгресс [ре], рейтинг [рэ и ре], стратегия [те], террорист [тэ и те] (в СШ подчёркнуты варианты для эфира) |
|
редактораА и редАкторы, инспектрА и инспЕкторы, трАкторы и тракторА и др. |
редАкторы, инспЕкторы, трАкторы и др. |
При работе с профессионально ориентированными описаниями надо понимать, что, в отличие от академических словарей – «основных и наиболее авторитетных нормативных источников» по орфоэпии, они рассчитаны на «определённый круг пользователей – работников средств массовой информации» − и «рекомендуют норму, предназначенную для "озвучивания" средствами массовой информации» (Еськова, 2004: 275−276). По справедливому замечанию учёных, «совершенно недопустимо произведённое начиная с издания 1993 изменение названия» («Словарь ударений русского языка» вместо «Словарь ударений для работников радио и телевидения»), поскольку переименование лишает «пользователя» возможности увидеть их специализированный характер. По названной причине важно заострить внимание и на объяснении критического отношения академической науки к позиции создателей орфоэпических словарей для работников устных СМИ – культивировать в эфире один из двух сосуществующих равноправных вариантов: «"отказ" от одного из них (для чего не может существовать объективного критерия) означает искусственное вмешательство в живой язык» (Еськова, 2004: 275).
Кроме того следует принять во внимание, что роль и место ТВР в орфоэпической ситуации исторически изменчивы. В советский период перед телерадиовещанием стояла задача – быть «пропагандистом образцового произношения» (Зарва, 1976: 3). При этом орфоэпическая практика профессионалов эфира была вне круга текстов, на которых базировалось изучение эволюционной динамики литературной нормы. Тогда «законодателем в произношении для культурных людей был театр» (Панов, 1990: 17). В период перестройки и гласности орфоэпия ТВР стала объектом критики как специалистов, так и средних носителей языка. Здесь «предметом особого беспокойства является ударение» и «экспансия разговорной стихии», описанию подлежит «примерно один и тот же перечень наиболее частотных и заметных ошибок в ударении», но «объяснение приводимым фактам, как правило, не дается. Преобладают эмоции» (Воронцова, 2000: 205). В постсоветский период её функции расширяются. В работах культурно-речевой направленности по-прежнему во главу угла поставлена тема ошибок. Что касается собственно научных описаний, то в них исследовательские координаты меняются: устные медиа впервые отнесены к источникам для анализа и осмысления состояния и тенденций развития литературной нормы (Каленчук, Касаткина, 2007). Знаменательно и ещё одно новшество: несмотря на упрёки медийного сообщества в небрежном отношении к норме, именно их речевая практика завоёвывает позиции лидера мнений в процессе орфоэпического образования и воспитания. Об этом говорят такие, например, факты.
Если в эфире «пропагандируются» произнесения бу[те]рброд, дЕньгами, одноврЕменно, обеспЕчение, по средАм, п[о]эт, творОг, то ссылка на предписания академических словарей (например, ОС-2014: бу[тэ]рброд ! не рек. бу[те]рброд; деньгАми и допуст. устар. дЕньгами; по срЕдам и срЕдам; п[а]эт и факульт. п[о]эт, творОг и допуст. твОрог) почти бессильны изменить точку зрения носителя языка на то, «как правильно». Заметим, что и создатели руководств и справочников для СМИ обычно обходят молчанием соображения лингвистов относительно того, что «сосуществование известного количества вариантов в процессе языковой эволюции является естественным состоянием языка (Еськова, 2004: 275). К сожалению, практически отсутствуют работы, которые «отреагировали» бы на такого рода ремарки: 1. «В начале XXI века редакторы СМИ рекомендуют ударение на корне слова, т.е. обеспЕчение, одноврЕменно, обрУшение. Но значительная часть носителей литературного языка, людей знающих, образованных автоматически будет следовать своим нормам: обеспечЕние, одновремЕнно. И это не будет ошибкой, это будет равноправный выбор равноправного варианта. В этом пункте проявляется этическая проблема для редакторов СМИ» (Брызгунова, 2003: 195). 2. «Так, в большинстве словарей на первом месте приводится одновремЕнный, а рецензируемый словарь (СЗ-2001) рекомендует одноврЕменный... И это ударение (многим режущее ухо) "насаждено" на радио и телевидении» (Еськова, 2004: 275).
О власти СМИ и последствиях их доминирования свидетельствует и то, с каким трудом принимаются кодификационные переоценки, которые не поддерживаются медийным сообществом. Показательный пример – негативное отношение социума, сформированное массмедиа к узаконению новым академическим словарём, наряду с традиционным вариантом включИт, широко распространённого произнесения вклЮчит с пометой допуст. младш. (БОС-2012). Судя по характеру обсуждения этого вопроса в прессе и на ТВ, более весомой оказалась эмоциональная журналистская оценка: «вздрагиваю от "вклЮчит" и "звОнит", всегда обещаю, что буду отстреливаться, если эти ударения сделают нормой»3, а не объяснения и комментарии фонетистов.
Приведённые примеры, число которых может быть умножено, ведут к заключению, что теперь медиа не только «приобщают к культуре» и следуют образцу, но и начинают соперничать со словарями, в результате чего варианты произношения, престижные для журналистского социума, в отдельных случаях начинают теснить литературный канон, закреплённый в академических изданиях, наделённых функцией законодателя в сфере языка.
ТВР как специфическая культурная практика. Новейшее время
То обстоятельство, что медиа стали восприниматься в качестве едва ли не главного ориентира и эталона в области произношения и ударения, заставляет обратиться к выработанным и изложенным в работах предшествующих лет принципам изучения сфер, наиболее влиятельных в плане орфоэпии. Речь идёт о том, что произносительный медиастандарт (как на предшествующих этапах сценическую речь) следует рассматривать не только с точки зрения предъявляемых к нему «идеальных требований» (такой подход реализован в словарях для работников радио и ТВ), но и с точки зрения «реальной модальности». Это означает, что для выяснения внутренних закономерностей развития орфоэпии СМИ следует «произвести большой объём наблюдений над произносительной практикой» (Аванесов, 1986: 20) и «вскрыть и описать систему норм, фактически существующую их иерархию, их функционально соразмерное распределение, сложившиеся допуски и вариативность в зависимости от характера речевого акта. Иными словами, предлагается положить в основу нормализаторства и вообще культурно-речевой регулятивной деятельности объективный анализ фактической действительности взамен пусть красивых, но предвзятых представлений» (Костомаров, Леонтьев, 1966: 8−9). Применительно к произносительной составляющей ТВР это подразумевает ответ на следующие вопросы: как и когда употребляются слагаемые орфоэпической нормы – кодифицированная (связана с социальными различиями между носителями языка) и некодифицированная (зависит от различий в условиях речевого общения)? насколько близки / дистанцированы тексты двух эпох?
При систематизации кодифицированных вариантов было установлено, что, с одной стороны, сегодняшний эфир вбирает в себя чрезвычайно широкий их спектр, с другой – выбор из зарегистрированных словарями звучаний подчиняется определенной логике. Работающие в дикторском амплуа – ведущие программ «Вести» («Россия 1»), «Время» («Первый канал»), «Сегодня» (НТВ), «Новости культуры» («Россия-Культура») и под. – в большинстве случаев придерживаются предписаний профессионально ориентированных изданий, тогда как многие корреспонденты, журналисты и ведущие программ и проектов типа «Вести в субботу» с С. Брилёвым, «Постскриптум» с А. Пушковым, «Поединок» и «Воскресный вечер» с В. Соловьёвым, «60 минут» с О. Скабеевой и Е. Поповым, «Право голоса» с Р. Бабаяном, «Тем временем» с А. Архангельским, «Мой Эрмитаж» с М. Пиотровским и под. не исключают формы, которые не канонизированы словарем для работников СМИ.
Среди показательных примеров – произнесение иноязычных слов типа ПАСЕ. Несмотря на то что руководство настаивает на произнесении в эфире [ПАСЕ], используемый А. Норкиным, А. Пушковым, Р. Бабаяном, В. Соловьёвым и др. вариант с твёрдым согласным [ПАСЭ] не будет ошибкой, поскольку хорошо известно, что решения, относящиеся к произношению согласных перед е в иноязычных словах, во многих случаях условны: «Почему <...> нормативным признаётся произношение твёрдого т в слове протеже, а в слове протекция нормативны оба варианта?». И далее: «Такие вопросы возникают для очень многих новых и не очень новых заимствований. Изменчивый узус не дает возможности устояться норме, её консерватизм под угрозой. В такой ситуации нормативные установленияочень затруднительны» (Лаптева, 2003: 64−65). Другой пример касается произнесения имён собственных. Заметим, что все издания «Словаря ударений...» дают вариант Псково-Печорский. Однако на официальном сайте РПЦ встречаем написание Псково-Печерский, а в фильме «Псково-Печерская обитель», автором которого является ответственный секретарь Патриаршего совета по культуре епископа Егорьевского Тихона (Шевкунова), звучит Псково-Пе[че]рский. В ТВР представлены оба варианта, но только журналисты могут позволить себе действовать без оглядки на «свой» словарь.
При обсуждении устройства произносительного облика ТВР большой интерес представляют суждения журналистов, склонных к речевой рефлексии. Одно касается имён собственных: «У нас [Евроньюс. – И.В.] норма, навязанная моим "диктатом" выглядит следующим образом: если имя появляется в первый раз, мы его произносим (даже если есть схожие аналоги имён) так, как оно звучит в родном языке. Для этого у нас уникальные возможности: кроме русского языка – а мы работаем все вместе на равных началах – семь других языков... Если речь идет об историческом имени, то у нас, конечно, говорят Джорж ВашингтОн – мы от этого не уйдём. Но газета называется "ВАшингтон пост", и я тоже от этого никуда уйти не могу» (Федоров, 2009: 10−11). Второе связано с широко дискутируемым случаем: «По поводу обеспечЕния заработных плат! Или обеспЕчения, – озабоченно повернулся он [Путин. – И.В.] к президенту Санкт-Петербургского университета Людмиле Вербицкой. – ОбеспЕчения, – кивнула она. – ОбеспЕчения, – согласился и Владимир Путин, а я вздрогнул, потому что слишком хорошо помню, как на лекциях на факультете журналистики МГУ имени Ломоносова покойный ныне, а тогда уже бесконечно пожилой Дитмар Эльяшевич Розенталь во время своих нечастых появлений на журфаке внушал нам мысль о том, что ни в коем случае нельзя говорить "обеспЕчение", а можно только "обеспечЕние". Видимо, следует принимать во внимание противостояние в этом вопросе разных научных школ – московской и петербургской. Если такие, конечно, существуют»4. Размышления над подобными ремарками говорят о важности изучения не только речевой практики профессионалов телевидения, но и их языкового сознания, или, другими словами, их представлений об орфоэпическом медиастандарте.
Необходимо привлечь внимание и к тому, что в телевизионных медиа наряду с кодифицированными регулярно встречаются некодифицированные (иначе – разговорные, компрессированные) варианты. Не приводит ли их использование в эфире к снижение качества текста? Если за точку отсчёта принять господствующую во многих практических пособиях точку зрения, то обращение к формам типа ко(г)да, Государс(твен)ный, сознат(ель)но, двадц(ать) надо считать изъяном, указывающим на недостаточный уровень культуры представителей студии. Между тем эмпирический материал это опровергает. Поэтому мы сочли рациональным пойти иным путём, каталогизировав типовые для ТВР разговорные варианты. Итоги наших наблюдений выглядят следующим образом.
Во-первых, подтверждается ранее высказанная нами мысль о том, что разговорные формы, будучи фонетически неоднородны, могут иметь разный нормативный статус. Очевидно, они должны быть градуированы, однако шкала нормативности, принятая для кодифицированных вариантов, по отношению к «объективно встречающимися в разных условиях формам: g∧v∧rít, gəv∧rít, gə∧rít, gərít, grit и т.д.» (Щерба, 1957: 21) не применима, поскольку в рассматриваемом случае «нормативность явления может быть определена лишь в условиях контекста, а не в условиях изоляции» (Костомаров, Леонтьев, 1966: 10). Объективная сложность оценки разговорных вариантов обусловливается её подвижностью, которая зависит от того, кто (имеется в виду статусно-ролевая характеристика работающего в эфире), когда (речь идёт о типе программы, жанре и формате) и какой вариант (тип разговорности) использует. Их своеобразие и отличие от кодифицированных вариантов заключается в том, что вполне органичный в одних условиях вариант перестаёт быть уместным в других.
Во-вторых, анализ текстов, которые аудиторы полагают качественными, показывает, что телеэфир открыт не для всех типов фонетической разговорности, вследствие чего представителям медиа следует контролировать и ограничивать действие тенденции к компрессии. В зону нежелательных попадают те, для узнавания которых требуется дополнительный контекст, которые контрастируют с кодифицированными формами и которые не способны к самостоятельному употреблению (например, т(еп)ерь, ч(елов)ек, бу(дет), (з)десь, к(огд)а, ща (=сейчас), [шъ]=что, п(ятьде)сят), поскольку они нарушают принцип, согласно которому «подчёркнуто-полное удовлетворение интересов слушателя – вот что в первую очередь определяет произносительную сторону публичной речи» (Панов, 1968: 14).
В-третьих, существенным кажется и то, что в отношении фонетической разговорности ТВР многолика и по степени раскрепощённости и насыщенности указанными формами может быть представлена так.
Таблица 2. Фонетическая разговорность в условиях ТВ СМИ
ТВР |
|||
Дикторская речь |
Недикторская речь |
||
↓↓↓ |
↓ |
||
при торжественно-патетической тональности (Минута молчания) они табуированы, что является одним из средств создания соответствующего эффекта |
при сугубо официальной тональности (Парад на Красной площади) они присутствуют как единичные вкрапления и вне направленного аудирования не останавливали на себе внимание |
при нейтральной тональности (новости) вполне органичны те из них, которые могут выступать как потенциальные слова и не препятствуют восприятию содержания |
у корреспондентов, ведущих информационно-аналитические программы, общественно-политические ток-шоу, познавательные передачи их объём и палитра могут увеличиваться, что определяется предшествующим опытом и индивидуальной манерой речи |
Принципы устройства произношения в ТВР советского времени
Разнообразие репертуара наличествующих в современном телеэфире орфоэпических форм первоначально заставило думать, что и расширение границ рекомендованной для работников СМИ кодифицированной нормы, и использование фонетических компрессий, является новшеством, а исповедуемые профессионально ориентированными словарями установки отражают уходящий или ушедший медистандарт. Такой вывод мы полагали справедливым до тех пор, пока в орбиту исследования не были вовлечены записи советского периода, основной корпус которых составили программы «Время», «Международная панорама» (ведущие – А. Овсянников, А. Бовин, В. Овчинников, Г. Герасимов, В. Ильяшенко, Б. Стрельников и др.), «Камера смотрит в мир» (ведущие – Г. Боровик, И. Фесуненко и др.), «9 студия» (ведущий В. Зорин), публицистические фильмы В. Зорина и Ф. Сейфуль-Мулюкова, а также выступления И. Андроникова. Результаты исследования оказались крайне неожиданными, поскольку орфоэпия ТРВ советского периода в своих основных чертах совпадает с сегодняшней картиной, суть которой в следующем: «большая ошибка – думать, что в принципе можно употреблять в устной речи только кодифицированные языковые средства – некодифицированные в ней обязательно присутствуют (исключения редки)» (Лаптева, 2003: 63). На практике это означает, что дикторы стремились исполнять рекомендации «Словаря ударений...», однако добиться полного отсутствия вариантов не удавалось и тогда (Зарва, 1976). Журналисты, корреспонденты и телеведущие были более свободны в своём выборе: кто-то предпочитал вариант, запрограммированный словарями для работников СМИ, а кто-то не отказывался от предоставляемых произносительной системой возможностей и сознательно или бессознательно ориентировался на предписания академических словарей. Что касается разговорных форм, то приходится признать, что ТВР была для них проницаема уже в советский период. Наш материал даёт положительный ответ на вопрос: «Может быть, мы всё-таки заблуждаемся, приписывая успехи разговорной фонетики последним десятилетиям?» (Панов, 1990: 176).
Пространство нормы в телеэфире
Исследование орфоэпии ТВР в плане реальной модальности доказывает уязвимость подхода, декларируемого профессионально ориентированными словарями. Установка на единообразие не может быть экстраполирована на всё пространство ТВР, а предписания соответствующих источников не должны выступать единственным мерилом качества всех телетекстов. В ином случае пришлось бы отказать в законности вариантам, вполне обычным для профессионалов СМИ, а орфоэпия ТВР стала бы искусственным образованием.
В настоящее время можно утверждать, что:
Переходные явления или ошибки?
В толковании понятия орфоэпической ошибки взгляды практиков и теоретиков расходятся. Так, авторов пособий для работников СМИ ошибками считают следующие явления: «коррэктность (вместо: корректность), токо (вместо: только), скоко (вместо: сколько), конечно (вместо: конешно), скучно (вместо: скушно), беспреценденто (вместо: беспрецедентно), что (вместо: што) и др.» (Сенкевич, 1994: 10), а также «устойчиво воспроизводимые ошибки, имеющие диалектные, просторечные, жаргонные или узкопрофессиональные источники», например, августОвский, благовЕст, бомжИ, бомжЕй, в сетИ, вАловый, маркЕтинг, маркЕтинговый, мИзерный (Иванова, 2001: 155). С научной точки зрения, изложенное понимание трудно признать удовлетворительным, поскольку здесь не разграничены принципиально разные типы случаев.
Во-первых, придётся повторить, что наличие элементов разговорной фонетики в эфире не является ошибкой, хотя они не всегда уместны.
Во-вторых, особого разговора заслуживает вопрос, относящийся к вариантам, наделённым в разных словарях разным статусом, например: ПикАссо, СИдней, КАтынь, ХОнсю (СА-2010); ПикассО и ПикАссо, СиднЕй и СИдней, КатЫнь, ХонсЮ и ХОнсю (СШ-2016); (со)врАло и допуст. млад. (со)вралО, гренадЕр и допуст. гренадЁр, о[де]сский и о[дэ]сский (БОС-2012); соврАло, гренадЕр [не дё], Одесса [не дэ] (СШ-2016). Какой вариант считать правильным в ситуации отсутствия консенсуса о норме? Думается, что стоит прислушаться к языковедам, с именами которых связано становление орфоэпии как особой области знания. По их убеждению, рассогласованность оценок авторитетных лексикографических описаний является знаком активности процессов на том или ином участке произносительной системы. Следуя этой логике, надо согласиться с тем, что ни один из приведённых выше вариантов нельзя считать ошибкой, поскольку они узаконены и отражают динамику нормы. Каким может и должен быть алгоритм действий журналиста? Если исходить из того, что телеорфоэпия призвана оберегать традиции, то прибегать к инновациям (вариантам, имеющим в академических словарях пометы допуст. млад. или допуст.) представителям журналистского цеха и, прежде всего, выступающим в дикторском амплуа, вероятно, надо с большой осторожностью.
В-третьих, ставя вопрос о произносительных ошибках, будем, таким образом, квалифицировать «употребление, не соответствующее ни одной из норм» (Лаптева, 2003: 287). Варианты, находящиеся за пределами литературной нормы, могут быть трёх типов. Первый составляют просторечные произнесения, большая часть которых в словарях сопровождается запретительными пометами: не – в профессионально ориентированных; не реком., неправ., грубо неправ. – в академических. Приведём примеры некоторых частотных ошибок: афёра, БалАшиха, бАловать, БАльмонт, благА, блокбас[те]р, бомбардИровать, вАловый, вероисповедАние, всенО[щ]ное бдение, в стенАх (трещины), Г[а]сдума (Госдума), грАффити, [дете]ктив, диспАнсер, зАнявшему, зАперлись, конкурентноспособный, кон[се]нсус, Мар[се]ль, нефтепрОвод, новорОжденный, облЕгчить, прИнялись, рАзвитые (страны), не разобрАлись, р[а]ддом, РошалЯ, [тэ]рмин, тя[хч]айший, обогнАла, Оптовый, прИбывший, складоОв, укрАинский, уведомИт, Умерший, ши[нэ]ль и др. Вторая категория случаев включает в себя профессиональные варианты нормы, снабжаемые в академических словарях разными пометами: у медиков флюорографИя; неправ. профессион. осУжденный; в профессион. речи. мн. бамперА, -Ов. По нашим наблюдениям, для представителей студии подобные ошибки не типичны. Третья группа объединяет диалектные варианты, которые в словниках орфоэпических словарей не маркируются. О таких особенностях сообщается лишь в правилах произношения, но во многих словарях, изданных в XXI в., соответствующий раздел отсутствует. В настоящее время к «наиболее устойчивым, маркированным и широко распространённым явлениям двух региональных вариантов – северно- и южнорусского» (Лаптева, 2000: 346) относятся: варианты типа [iа]пония, [ч'а]сы, [т'а]жёлый, произнесения типа ж[а]леть, лош[а]дей, южнорусская редукционная модель слова. Диалектные черты встречаются в речи корреспондентов, реже – у телеведущих. Но, вероятно, не стоит драматизировать ситуацию и гиперболизировать недостатки современного эфира, поскольку «непоследовательность и, если хотите, ошибки, мы можем найти даже у великих актёров Малого театра старшего поколения» (Аванесов, 1986: 20). Не была свободна от ошибок и произносительная сторона речи и многих известнейших журналистов советского периода: облЕгчит, [ч]тобы, отвер[х], вокру[х], ни[х]то, п[рэ]сса (А. Бовин); НикарагуА, о сОзыве, упрочЕние (В. Ильяшенко); НикарагуА, дипломати[тс]кий, [ч]то, миллиар[де]р, трид[ца]ти (Б. Стрельников); разобрАлись, прИнялись, поднЯло, [те]зис (Г. Боровик); ску[чн]о, [дэ]тали (И. Андроников). Принимая это во внимание, следует помнить о том, что «обучение русскому литературному произношению так же необходимо, как и обучение правописанию и грамматике» (Аванесов, 1984: 19).
Выводы
«Специфика "экранной жизни" слова» (выражение С.В. Светаны-Толстой) определяется двумя разнонаправленными тенденциями: с одной стороны, «в основе языкового обеспечения официального публичного... общения находится регулируемое речевое поведение» (Немищенко, 2003: 251), с другой – «даже образцовое произношение не может быть всегда абсолютно одинаковым» (Винокур, 1997: 107). При этом в нетождественности орфоэпического облика разных сегментов ТВР нет противоречия и конфликта, о чём дополнительно свидетельствуют размышления практиков СМИ. Ещё в начале телевизионной эры о «ненужном сходстве» писал И. Андроников (1975: 215−216): «А нам, зрителям, слушателям, не нужны двойники и дублёры <…> Нужны индивидуальности – новые, разные, непохожие. И мы снова приходим к мысли о необходимости расширять "амплуа" – на этот раз диктора телевидения. Почему мы признаем амплуа в театре? На эстраде? В литературе, в искусствах изобразительных? Автор скетча не пишет обычно трагедий. Карикатурист редко выступает в жанре батальном <…> надо расширять семью дикторов, подбирая их, как в театральную труппу, в которой есть исполнители на самые разные роли». Эта позиция была поддержана С.А. Муратовым (2009: 44), по словам которого, «несмотря на всё своё обаяние, теледиктор – фигура слишком условная». Схожие мысли находим у Р. Кармена: «Сейчас кажется архаической крикливая, назойливая, излишне патетическая <…> тональность дикторского текста той поры (1930−1940 гг.)... Зритель сегодняшний предпочитает, может быть, лишённый профессиональной актёрской дикции, чуть хрипловатый, но зато человечный, задушевный разговор Михаила Ромма <…> Константина Симонова…» (Светана-Толстая, 2007: 12−13). Созвучны этому рассуждения В. Тодоровского: «Телевизионный ведущий, общаясь со своей аудиторией, должен говорить на максимально живом языке, даже если это приводит к каким-либо языковым ошибкам. Можно говорить по-своему, с какими-то своими особенностями. Всё это может создать некий интересный характер передачи, делающий её непохожей на другие. Образцовый литературный язык – прерогатива дикторов» (Светана-Толстая, 2007: 298). Невозможно объяснить, почему ни узус двух произносительных эпох, ни научные представления, ни позиция практиков не были услышаны и учтены авторами и редакторами нормативных изданий для работников СМИ.
В заключение надо сказать, что и роль телевидения в жизни современного социума, и влияние языка и стиля устных медиа на языковое сознание и поведение носителей языка говорят об актуальности мониторинга ТВР и важности портретирования «ТВР в лицах». При этом в ходе анализа и осмысления специфики и особенностей устройства орфоэпической составляющей данной сферы бытования литературного языка целесообразно опираться на комплекс диагностирующих признаков, показанных в таблице. Без этого восстановление достоверной и адекватной картины недостижимо.
Таблица 3. Оценочная шкала для орфоэпической составляющей ТВР
Пространство нормы |
Пограничные случаи |
Ошибки |
|
Кодифицированные формы |
Некодифицированные (разговорные) формы |
Присутствие форм с неустойчивой нормативной характеристикой неизбежно, хотя в жёстко регламентированных сегментах предпочтительными будут варианты, традиционные для СМИ. |
Просторечные, диалектные, профессиональные явления в идеале должны быть табуированы. Отступление от нормы «часто является не только лингвистической, но и этической проблемой» (Панов, 1979: 206) |
Здесь сосуществуют две основные стратегии. В дикторской речи ориентиром являются рекомендации «Словарей ударений...», в недикторской – академических. |
Разговорные формы используются избирательно как в плане количества, так и качества. Здесь табуирован весь их спектр. Их употребление регулируют несколько факторов: дикторская – недикторская речь, тональность речи, тип разговорности. Нормативные характеристики компрессий могут базироваться на оппозиции уместно / неуместно, лучше / хуже. |
Примечания
Библиография
Аванесов Р.И. Вопросы русского сценического произношения // Культура речи на сцене и на экране. М.: Наука, 1986. С. 5−21.
Аванесов Р.И. Русское литературное произношение. М.: Просвещение. 6-е изд., перераб. и доп. 1984.
Андроников И.Л. Слово написанное и слово сказанное // Избр. произведения: в 2 т. М.: Худ. лит., 1975. Т. 2. С. 347−364.
Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. С. 237−280.
Брызгунова Е.А. Связь внутренних законов языка с нормой устной и письменной речи // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2003. С. 189−198.
Бурдье П. О телевидении и журналистике / пер. с фр. Т. Анисимовой, Ю. Марковой; отв. ред., предисл. Н. Шматко. М.: Фонд научных исследований «Прагматика культуры», Ин-т экспериментальной социологии, 2002.
Вартанова Е.Л. Постсоветские трансформации российских СМИ и журналистики. М.: МедиаМир, 2013.
Винокур Г.О. Биография и культура. Русское сценическое произношение. М.: Рус. словари, 1997.
Винокур Г.О. Культура языка. М.: Федерация, 1929.
Воронцова В.Л. Активные процессы в области ударения // Русский язык конца XX столетия (1985–1995). 2-е изд. М.: Языки рус. культ., 2000. С. 305–325.
Едличка А. Литературный язык в современной коммуникации // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. XX. Теория литературного языка в работах учёных ЧССР. М.: Прогресс, 1988. С. 38−134.
Еськова Н.А. Рецензия на словари М.В. Зарвы «Русское словесное ударение» и Ф.Л. Агеенко «Собственные имена в русском языке. Словарь ударений» // Русский язык в научном освещении. 2004. № 1(7). С. 272−278.
Зарва М.В. Произношение в радио- и телевизионной речи. М.: Искусство, 1976.
Иванова Т.Ф. Норма и узус в языке СМИ // Словарь и культура русской речи. К 100-летию со дня рождения С.И. Ожегова. М.: Индрик, 2001. С. 148−163.
Каленчук М.Л., Касаткина Р.Ф. Звучащая речь в средствах массовой информации // Язык массовой и межличностной коммуникации. М.: МедиаМир, 2007. С. 301−320.
Костомаров В.Г., Леонтьев А.А. Некоторые теоретические вопросы культуры речи // Вопросы языкознания. 1966. № 5. С. 3−15.
Лаптева О.А. Живая русская речь с телеэкрана. М.: УРСС, 2000.
Лаптева О.А. Теория современного русского литературного языка. М.: Выс. шк., 2003.
Муратов С.А. Кофе и люди // Телевидение в поисках телевидения. М.: Изд-во Моск. ун-та, 2009. С. 43−46.
Немищенко Г.П. Динамика речевого стандарта современной публичной вербальной коммуникации: проблемы, тенденции развития // Вопросы языкознания. 2001. № 1. С. 98−132.
Немищенко Г. П. Языковая ситуация в славянских странах: Опыт описания. Анализ концепций. М.: Наука, 2003.
Панов М.В. Глава первая // Фонетика современного русского литературного языка. Социолого-лингвистическое исследование. М.: Наука, 1968. С. 9−21.
Панов М.В. Современный русский язык. Фонетика. М.: Выс. шк., 1979.
Панов М.В. История русского литературного произношения XVIII−XX вв. М.: Наука, 1990.
Светана-Толстая С.В. Русская речь в массмедийном пространстве / под ред. Я.Н. Засурского. М.: МедиаМир, 2007.
Сенкевич М.П. Культура телевизионной и радиоречи. М.: Ин-т повышения квалификации работников телевидения и радио, 1994.
Солганик Г.Я. Введение // Язык СМИ и политика. М.: Изд-во Моск. ун-та; Фак. журн. МГУ, 2012. С. 8–26.
Успенский Б.А. История русского литературного языка (XI−XVIII вв.). 3-е изд., испр. и доп. М.: Аспект Пресс, 2002.
Федоров П.Р. Речь в современном медиаэфире. Обретения и потери // Журналистика и культура русской речи. 2009. № 2. С. 4−21.
Щерба Л.В. О разных стилях произношения и об идеальном фонетическом составе слов // Избранные работы по русскому языку. М.: Учпедгиз, 1957. С. 21−25.