Ссылка для цитирования: Ильченко С.Н. Фейк в практике электронных СМИ: критерии достоверности // Медиаскоп. 2016. Вып. 4. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2237
© Ильченко Сергей Николаевич
доктор филологических наук, доцент кафедры телерадиожурналистики Высшей школы журналистики и массовых коммуникаций СПбГУ (г. Санкт-Петербург, Россия), tv_and_radio@mail.ru
Аннотация
В статье рассматривается тенденция применения формата фейка в практике современных электронных СМИ (телевидение и сеть Интернет). Автор исследует проблему доверия аудитории к тем медиа, в контенте которых доминирует тренд фейковой журналистики, определяемой как часть шоу-цивилизации.
Ключевые слова: фейк, формат, факт, телевидение, информация, достоверность, аудитория.
Все чаще и чаще сегодня теоретики и практики журналистики сталкиваются в современном медиапространстве с явлением под названием «фейк». Частота их присутствия в информационном контенте приближается к критическому порогу и кажется настолько очевидной, что настало время перевести обсуждение возникающих в подобной ситуации издержек в работе СМИ из плоскости их практического существования на более высокий теоретический уровень. Наиболее употребительная сфера применения термина – различные сетевые ресурсы, начиная с интернет-порталов и заканчивая сайтами традиционных СМИ. Фейк, как явление информационной сферы, имеет прямое отношение к такому глобальному явлению, как шоу-цивилизация, имитирующая действительность путем создания виртуальной реальности в электронных СМИ, а также в пространстве Сети. Идентификация новости, информации, события как фейка в журналистской практике означает потерю доверия к нему потенциальной аудитории.
Показательна история проникновения слова в научный и теоретический обиход журналистики. В книге И.И. Романовского «Массмедиа. Словарь терминов и понятий», изданной в 2004 г., мы встречаем исключительно термин «фейкеры», что в интерпретации автора означает «поставщики компрометирующих, неприличных фотофальшивок (особенно известных, знаменитых лиц)»1. В том же году был издан англо-русский словарь Л.М. Земляновой «Коммуникативистика и средства информации»2, в котором отсутствует термин fake. Зато дан перевод словосочетанию fake report. Автор словаря переводит его как «сфабрикованное сообщение с искаженными и недостоверными фактами»3. Однако появление подобных терминов Л.М. Землянова увязывает с влиянием рекламного бизнеса на новостной сегмент деятельности СМИ. В этом же разделе появляется термин fake news report. Он определяется как «псевдоновостной формат, изложение рекламных сообщений в форме новостных блоков»4. И далее следует вывод о причинах фиксируемого формата: «В появлении такого формата аналитики усматривают симптом развивающегося наступления рекламы на СМИ и вытеснения публичной сферы коммерческими новостями»5.
Нынешний ареал вербального распространения понятия «фейк» гораздо шире и с точки зрения распространения в медийном теоретическом дискурсе, и с точки зрения расширения его семантики, чем это было двенадцать лет назад. Сам термин «фейк» уже стал общеупотребительным в публичных дискуссиях экспертов, ученых и практиков, которые еще уделяют фейковой журналистике хотя бы какое-то внимание. Многие их коллеги уже приняли ее принципы как некую эмпирическую данность, не желая анализировать тот тупик в отношениях между самими медиа и их аудиториями, к которым неотвратимо ведет всю информационную деятельность журналистов и их СМИ фейковый вектор. Тупик заключается в образовавшейся перспективе полной (в лучшем случае, частичной) потери доверия массовой аудитории к СМИ как источникам правдивых и объективных свидетельств того, что происходит в мире, стране, регионе. И если для сетевых ресурсов подобная парадигма обратной связи с потребителями информации не принималась и не принимается в расчет, то для традиционного медиа, каким на сегодняшний момент является телевидение, подобный информационный нигилизм со стороны зрителей чреват тем, что в медицине называют «функциональным расстройством нервной системы».
Проще говоря, «избавляясь» от доверия к новостному информационному компоненту в практике нынешнего телевидения, современный телезритель, во-первых, переносит подобное отношение недоверия на весь телеконтент независимо от форматных и жанровых форм, а также доминирующих тематических трендов. А, во-вторых, у значительной части телеаудитории формируется устойчивое скептическое отношение к другим источникам и каналам распространения социально значимой информации. Логика рассуждений зрителя у телеэкрана прямолинейна и проста: «Если уж телевидение способно на обман, то что уж думать о таком оперативном источнике, как Интернет!».
Как же определить понятие «фейк»? В переводе с английского слово «fake» означает «фальшивый, ненастоящий», в просторечии – «липовый». Чаще всего термин переводят как существительное, и точно так же он несет в себе негативную коннотацию, так как означает «подделку, фальшивку». Исходя из реальной практики применения принципов фейковой журналистики в современном медиапространстве, мы предлагаем определить фейк как журналистское сообщение, опубликованное в СМИ, содержащее недостоверную и непроверенную информацию, не соответствующую реальным фактам и эмпирической действительности. При этом заметим, что фактор целеполагания подобного действия со стороны представителя медиа не является необходимым условием для квалификации полученной от него информации как фейка. То есть вовсе необязательно видеть в факте появления фейка на полосе газеты или журнала, в радио- или телеэфире, на сайте информагентства злой умысел, в соответствии с которым автор сообщения намеренно исказил событийную фактуру, свидетельства очевидцев, статистику и цифры. Характерный пример – сообщение канала РБК в марте 2016 г. о том, что вследствие санкций производство сельскохозяйственной продукции в России возросло на 3400%6. Понятно, что появление такой цифры – результат невнимательности или ошибки соответствующего редактора. Но вряд ли можно предположить, что журналист, допустивший подобную неточность, намеренно завысил статистику относительно роста сельскохозяйственного производства в нашей стране.
Фейк – не только результат и свидетельство происходящей на наших глазах депрофессионализации и некомпетентности части работников журналистского цеха, но, если угодно, и метод создания информационного продукта подобными сотрудниками СМИ по принципу, однажды прозвучавшему в известном советском мультипликационном фильме: «И так сойдет!». Особенно наглядно подобная негативная тенденция проявляется в практике тележурналистов. В их деятельности доминирующим носителем информации для потенциальной аудитории является видеоизображение, зафиксировавшее факт, персону, события, о которых рассказывает корреспондент или ведущий новостей. Визуализация информации – основа основ тележурналистики. Отсутствие «картинки» с места события снижает как интерес к нему со стороны телезрителей, так и автоматически дезавуирует значимость журналистского рассказа о нем. Так возникает соблазн проиллюстрировать текст каким-либо изображением, которое приблизительно подходит по смыслу и характеру события, ставшего предметом внимания СМИ.
Неслучайно, что до недавнего времени понятие «фейк», как правило, относили более всего к сфере визуальной коммуникации. Поэтому и вариации видов фейка определялись именно через соотношение предлагаемой фейковой журналистикой «картинкой» и реальными обстоятельствами времени, места, характера и содержания события. В современной медиапрактике принято различать следующие типы фейков:
Внедрение фейков в медийную практику отечественных и зарубежных СМИ стало особенно заметно в контексте обострившихся политических противоречий между Россией и Западом, что было спровоцировано киевским майданом 2013_2014 гг., государственным переворотом на Украине, вхождением Крыма и Севастополя в состав РФ и последующими событиями. Их последовательность и совокупность привели к тому состоянию отношений в информационной сфере, которую многие теоретики и практики медиа, а также эксперты, определили как «новую холодную войну». Сторонники более объективной оценки сложившейся ситуации склонялись к использованию менее радикальных оценочных суждений, вводя в оборот концепты «гибридная война», «информационное противостояние», «возрождение агитации и пропаганды».
В подобной парадигме конфронтации в современном медийном пространстве одним из самых существенных вопросов, обсуждаемых в профессиональном журналистской среде, и шире – в обществе, стал вопрос о достоверности информации. Он был и остается на сегодня диалектически и неразрывно связанным с аспектами воздействия информации на аудиторию. Фейки, до этого момента существовавшие как некие экзотические примеры недобросовестной и непрофессиональной работы журналистов и медиа приобрели качественно иной статус. Они трансформировались едва ли не в доминирующий формат пропаганды и контрпропаганды. Причем именно в сфере информации фейк как способ ее презентации оказался в максимальной степени востребованности и внедрения в практику СМИ всех типов и видов, не говоря уже об их национальной принадлежности, форме собственности, политической ориентации и характере отношений с властью. Возникли даже целые интернет-ресурсы в России и на Украине, целью деятельности которых стало обнаружение и разоблачение фейков. Однако приходится констатировать, что подобных проукраинских и прозападных сетевых структур оказалось в конечном счете больше, чем пророссийских. Выход из положения был оперативно найден: к разоблачению фейков «с той стороны» подключились журналисты, обозреватели и ведущие федеральных телеканалов России.
В настоящий момент, после того, как произошли ключевые события мировой истории на стыке 2013_2014 гг., можно констатировать понижение частотности использования фейков в новостных материалах на темы политики и международной жизни, отношений России с Украиной и Западом. Парадоксальность современного состояния шоу-цивилизации, которая и явилась фундаментальной базой для формирования и развития «журналистики фейков», заключается в горизонтальном распространении подобного метода отображения эмпирической действительности на иные сферы и направления журналистского творчества. В первую очередь, от применения фейков страдает деятельность тех журналистов, которые занимаются историей, экономикой, культурой, а также другими сферами человеческой активности. И подобную негативную тенденцию необходимо описывать, изучать и анализировать, чтобы выработать (первоначально хотя бы на теоретическом уровне) механизмы противодействия явлению фейков в журналистику.
В разгар украинского кризиса количество фейков, обнаруженных и разоблаченных всеми заинтересованными сторонами – участниками информационного противостояния, было чрезвычайно велико. Только петербургский ресурс Lenizdat.ru выявил и критически проанализировал около 70 так называемых укрофейков за период с мая 2014 г. по апрель 2015 г. Далее проект явочным порядком был «забыт». На наш взгляд, одной из причин его фактического прекращения как раз и стало резкое снижение количества фейков в журналистской практике. Но и выявленного уже настолько много, что понятие «фейковая журналистика» обрело институциональные черты. Среди наиболее ярких примеров подобного подхода к использованию информации в очевидно пропагандистских целях можно назвать инцидент с «распятым в Донбассе мальчиком», который вполне может быть номинирован как «фейк 2014 года», получивший широкое распространение среди российских СМИ.
С противоположной стороны за время украинского кризиса было организовано и запущено в информационное пространство немало фейков, якобы дискредитирующих Россию, ее граждан и ее власти. Освещение некоторых событий, в том числе и трагического характера, иначе как образцами фейковой журналистики трудно назвать. Например, изложение событий в одесском Доме профсоюзов 2 мая 2014 г. или крушение малазийского «боинга» 17 июля того же года.
Заметим, что в подобных случаях аудитория уже имела дело с фейками, которые носили комплексный характер, когда даже наличие адекватной действительности «картинки» вербально интерпретировалось журналистами, исходя из редакционной политики своего СМИ, ориентации его руководства на конкретные политические силы. За последние несколько лет фейк стал явлением «визуальной неправды» по отношению к тому событию, факту, персоне, о котором ведет рассказ журналист в конкретной ситуации, но и за счет скорости внедрения текстового сообщения превратился в эффективный и оперативный формат манипулятивного воздействия на потенциальную аудиторию.
Критерии достоверности, которые применимы к современной практике в «фейковой журналистике», традиционны и просты. Прежде всего любую информацию журналист в оперативном порядке перепроверяет, используя альтернативные источники информации. Кроме того стоит предпочесть точность сообщаемых сведений скорости их доставки до возможного ее потребителя. У фейковой информации есть один онтологический признак, который позволяет достаточно успешно ее идентифицировать как не соответствующую действительности. Он заключается в том, что фейк выявляет собственную имманентную сущность очень быстро в ограниченном диапазоне времени – от 1_2 часов до одних суток. Поэтому обнаружить лживость информации, которую несет в себе фейк, гораздо легче, если придерживаться принципа обязательной проверки и перепроверки поступающей в конкретное медиа информации по принципу «точность важнее скорости». Существенным фактором оценки достоверности информации является тот канал коммуникации, с помощью которого она поступила в редакцию. При этом важна оценка и пространственно-временного контекста явления новости.
Словом, научная рефлексия на тему критериев достоверности и их роли в расшифровке фейков в практике современного журналиста, еще только начинает приближаться к принципам изучения описанного нами явления. Крайне важно, чтобы это процесс продолжался в научном дискурсе.
Примечания