Languages

You are here

Религиозный дискурс, религиозный социолект и религиозный стиль – к проблеме определения понятия

Научные исследования: 

Religious Discourse, Religious Sociolect and Religious Style – to the Problem of Concept Definition

 

Миронова Наталья Константиновна
аспирантка кафедры стилистики русского языка факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, руководитель службы «ТАСС-Медиа» ФГУП ИТАР-ТАСС, nkmironova@gmail.com

Natalia K. Mironova
PhD student at the chair of Russian language, Faculty of Journalism, Moscow State University, head of the service TASS-media, nkmironova@gmail.com

 

Аннотация
На сегодняшний день перед исследователями языка, которые анализируют в своих работах тексты религиозных СМИ, остро встает проблема выбора дефиниции для объекта изучения. На наш взгляд, теория дискурса располагает необходимым категориальным аппаратом для того, чтобы описать особенности совокупностей религиозных контент – текстов, так как дискурсивный анализ позволяет проанализировать степень влияния различных факторов коммуникативно-речевой деятельности (экстралингвистический фон) на формирование языковых закономерностей конкретного произведения. Говоря о текстах религиозной направленности, мы подразумеваем культурный, исторический, социальный, риторический (духовный код) фон.

Ключевые слова: религиозный дискурс, православные СМИ, акт коммуникации, духовный код, стратегии и тактики.

Abstracts
For the moment researchers of religious mass media texts face the difficulty of finding definition for their object of study. In our opinion the theory of discourse has all the necessary categorical forms to describe the peculiarities of various groups of religious texts. The discourse analysis helps to review the influence of the various factors of verbal communication (extratextual context) on the development of the linguistic order in a particular text. We should note that we are talking about religious texts taking into consideration their cultural, historical, social, rhetorical aspects (spiritual code).

Key words: religious discourse, orthodox mass media, acts of communication, spiritual code, strategies and tactics.

 

Резкий рост коммуникации в православной среде, развитие православной коммерции и сферы услуг, христианских образовательных проектов, медийных, просветительских, рекламных, выставочных проектов требуют специального анализа этого явления в науке о языке.

Религиозная коммуникация является одним из древнейших типов человеческого общения, однако ее научное изучение началось сравнительно недавно. Социолингвистика предложила собственный подход, основанный на понятии религиозного социолекта1, тогда как исследователи коммуникативной стилистики, когнитивистики, прагмалингвистики и риторики определили свое отношение к этому явлению как к особому виду дискурса2.

Если изучать явление в русле теории дискурса, то в качестве объекта исследования будет рассматриваться общение (акт коммуникации), имеющее своей целью приобщение человека к вере или поддержание веры. При этом важно различать задачу внешней, формальной интеграции собеседника (пропаганда) и более доверительное взаимодействие (свидетельство), имеющее целью не столько добиться формального присоединения собеседника к определенной системе религиозных взглядов, сколько побудить человека к внутренней, незримой духовной работе – акту совести, акту покаяния и т.п.

За тясячелетия церковной коммуникативной практики в полной мере проявила себя и хорошо изучена система ценностей, которая является основой религиозного дискурса. Сложилась разветвленная система жанров религиозного дискурса – от устного предания и проповеди до официального выступления на диспуте или редакционной статьи в иллюстрированном журнале. Вполне очевидна специфика языковых характеристик, речевых средств, используемых в институциональном общении в рамках религиозного дискурса.

Материалом для исследователей становятся, с одной стороны, текстовые фрагменты религиозного дискурса в виде молитв, проповедей, акафистов, притч, псалмов, пасторских обращений, хвалебных молитвословий. С другой стороны, изучаются публикации в массовой печати, в интернете. Отдельной сферой исследования должны быть акты непосредственного речевого общения с участием верующих, вплоть до анекдотов.

Разными исследователями на основе анализа материала предпринимаются первые попытки определить конститутивные признаки религиозного дискурса, выделить и охарактеризовать его основные функции, основные ценности и базовые концепты, определить и охарактеризовать систему жанров религиозного дискурса, выявить прецедентные явления в данном дискурсе, наконец, описать коммуникативные стратегии, специфичные для религиозного дискурса3.

Исследователи религиозного дискурса отмечают частотность конкретных дискурсивных актов во всех возможных типах речевых коммуникаций – аргументативной, экспрессивной, социальной, ритуальной.

С одной стороны, теория дискурса позволяет в полной мере учесть при рассмотрении церковной и околоцерковной коммуникации весь спектр параметров, предлагаемых прагмалингвистической школой. Учитывая, что дискурс отражает менталитет и культуру, как национальную и всеобщую, так и частную и индивидуальную, с особым вниманием исследователи изучают предпредикативную составляющую дискурса.

Стремление говорящего к адекватному восприятию, «развернутость» дискурса на слушателя приводит к тому, что не только локально-временные условия, но и представление о культурном уровне и духовных ценностях собеседника или аудитории становятся определяющим при выборе конкретных языковых средств. Так, одна и та же информация, будучи адресована члену религиозной общины или «внешнему» человеку, получит принципиально различный набор языковых средств.

С другой стороны, представляется неясным, как оценивать с точки зрения теории дискурса те акты коммуникации в околоцерковной среде, которые осуществляются с помощью средств массовой информации и могут учитывать лишь гадательно, в самых общих чертах как специфические локально-временные условия восприятия, так и уровень духовной, интеллектуальной языковой культуры слушателя.

Например, выступление церковного деятеля на светском радио может быть услышано как монахом в келье, так и далеким от ценностей православия человеком. В этой ситуации невозможность учета прагматического контекста речевого акта почти лишает инициатора коммуникации сколько-нибудь широкого выбора речевых средств, а исследователей – надежных критериев оценки структуры и эффективности дискурса.

Прогнозирование локально-временных условий и культурно-языковой компетенции аудитории не представляет особого труда при использовании так называемых «нишевых» средств массовой информации, которые, строго говоря, являются не такими уж массовыми. Они ориентированы на довольно замкнутую целевую аудиторию, как правило, не превышающую 5–7 тыс. человек – например, прихожан отдельной епархии или москвичек православного исповедания старше 35 лет (радио «Радонеж»).

Однако при использовании средств массовой информации с большими тиражами и диверсифицированной аудиторией прогнозирование прагматического контекста резко затрудняется. Думается, что это и заставляет современных исследователей религиозного дискурса намеренно ограничивать рамки своего исследования, оставляя за этими рамками публикации в СМИ.

Приведем пример. Докторская диссертация Е.В.  Бобыревой, защищенная три года назад в Волгоградском государственном университете под руководством В.И.  Карасика, называется так: «Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии». Автор определяет предмет исследования как общение, содержанием которого «являются священные тексты и их религиозная интерпретация, а также религиозные ритуалы». При этом участниками могут быть только священнослужители и прихожане, а «типичный хронотоп – храмовое богослужение»4.

Очевидно, что дискурс, содержанием которого является, например, обсуждение нового кинофильма, участниками – светский журналист православного исповедания и нецерковная молодежь, а хронотопом – студия кабельного телеканала, не подпадает под указанное выше определение. Вместе с тем запись и трансляция подобного телешоу, посвященного, например, кинофильму «Остров», несколько лет назад вышедшему на экраны, вполне соответствует заявленной выше цели религиозного дискурса – «общение с целью приобщения людей к Вере». К сожалению, существующие параметры изучения религиозного дискурса оставляют без внимания огромный пласт церковной и околоцерковной коммуникации, связанной с деятельностью СМИ.

Может быть, именно поэтому сторонники теории религиозного социолекта не раз высказывали мнение, что дискурсивный анализ религиозной коммуникации (литургический дискурс, исповедальный дискурс и т.д.) исключает исследование речи верующих вне темы религии.

С этим трудно согласиться, потому что религиозные ценности пронизывают всю сферу человеческой деятельности – от фундаментальной науки, искусства, практической медицины до педагогики, массовой физкультуры и даже легкой промышленности. Интервью со сценаристом фильма «Зоино стояние» Юрием Абрамовым наглядно отражает именно такое понимание места, которое занимают религиозные ценности в жизни людей: «Рейтинговый успех “Острова” при показе на 2-ом канале телевидения (сценарий к этой картине писал мой ученик Дима Соболев), да и мой взгляд, связан с тематической новизной и желанием начать закладывать новую, связующую страну идеологию, которая сейчас строится и все никак не может выстроиться… Постановка подобных вопросов важна, во-первых, для государства, которое на основе Православия пытается склеить Россию. Во-вторых, для людей, понимающих, что падать дальше некуда, что за последние двадцать лет произошла нравственная и культурная деградация нашей страны. Россия потеряла свою культурную идентичность, духовный код, который связан с постановкой духовно-нравственных проблем внутри искусства. Это то, что начинается от Лермонтова, Гоголя и Достоевского, идет через Толстого и Серебряный век и составляет фундамент нашего мировосприятия»5.

Проблема выпадения за рамки исследования религиозного дискурса существенно важных пластов церковной и околоцерковной коммуникации обсуждается широко. Как бы в стремлении разрешить эту проблему сторонники теории медиалекта подчеркивают, что их подход не ограничивается внутрицерковной коммуникацией, исследуя речь верующих в разных ситуациях. В этом случае используется весь методологический аппарат социолингвистики. Выстраивается триада «диалект – социолект – социальный вариант».

В отличие от диалекта, под которым сегодня понимают территориально ограниченные языковые состояния, социолект обозначает «разновидность языка, ограниченную социально. Это профессиональные языки охотников, рыболовов, гончаров, сапожников, программистов и др. Это групповые, или корпоративные, жаргоны или сленги учащихся, студентов, спортсменов, солдат и других, главным образом, молодежных, коллективов. Это тайные языки, арго деклассированных элементов, а также – варианты общенародного языка, характерные для определенных экономических, кастовых, религиозных и т.п. групп населения»6.

Разумеется, отличия языка церковной и околоцерковной коммуникации от профессиональных жаргонов очевидны. Участниками и инициаторами коммуникации зачастую являются не «профессионалы» – диаконы, священники, монахи, миссионеры, – а люди самых разных профессий, разделяющие ценности церкви. Кроме того, у самих священнослужителей характерные особенности речи проявляются не только при обсуждении профессиональных вопросов и отнюдь не в целях упрощения коммуникации во время богослужений.

Дистанцируясь от сближения религиозного социолекта с профессиональными жаргонами, сторонники этой теории подчеркивают то, что социолект верующих есть прежде всего «устойчивая, социально маркированная подсистема национального языка»7. Эта подсистема характеризуется собственной системой ценностей, особенностями лексического, фонетического, словообразовательного и грамматического плана. Кроме того, она испытывает мощное воздействие церковнославянского языка. И.В.  Бугаева в своей монографии «Язык православных верующих» дает дефиницию религиозного социолекта как «речи людей, объединенных ценностными ориентирами в разных коммуникативных ситуациях»8.

На наш взгляд, очевидно, что это определение не позволяет включить в круг проявлений религиозного социолекта исторически важнейшие, фундаментальные жанры церковного слова – миссионерскую проповедь и выступление на диспуте. В первом случае речь обращена к людям, которые еще не стали членами церкви, их ценности отличаются от ценностей говорящего. Более того, известен жанр проповеди-обличения, когда оратор прямо обличает ценности аудитории (например, язычников). В современной коммуникативной практике подобной проповедью среди неоязычников, неверующих, агностиков занимаются некоторые христианские журналисты. Следуя логике сторонников теории религиозного социолекта, эти выступления также нельзя отнести к числу его проявлений.

Во втором случае, выступая на церковных диспутах, которых в истории православия было очень много, оратор прямо высказывался против ценностей существенной части аудитории. Между тем именно эти выступления отцов церкви семи Вселенских соборов, направленные против ариан, несториан и других еретиков, считаются лучшими образцами церковной риторики. Таким образом, из поля зрения исследователей религиозного социолекта выпадают образцы, наиболее интересные с точки зрения сторонников прагмалингвистического подхода.

Помимо «религиозного дискурса» и «религиозного социолекта» существует множество терминов, предложенных для описания сферы религиозной коммуникации – культовый язык, сакральный язык, духовная словесность, теолингвистика и др. Все они в той или иной мере недооценивают или вовсе оставляют за границами сферы исследования язык средств массовой информации, фокусируясь или на языке прямого общения человека с Богом, или на внутрицерковной коммуникации, включая общение в малых группах.

«В отечественной науке термин “дискурс” оказался привнесенным и наложился на уже существующие традиции функционально-стилистического анализа речи»9.

Первая попытка выделить особый религиозный стиль была предпринята в нашей науке Л.П.  Крысиным. Он предложил термин «религиозно-проповеднический стиль». Однако впоследствии многими отмечалось, что в названии других стилей нет жанрового компонента, ведь мы не говорим «официально-договорный» стиль. А проповедь – просто один из многих жанров. Другой вариант термина – «богослужебный стиль» – также подвергся критике, поскольку в русской церкви богослужение ведется не на русском, а на церковнославянском языке.

Попытки выделить черты «религиозного стиля» наталкиваются на неодолимое препятствие. Дело в том, что реальная практика речи верующих далеко не ограничивается молитвами, проповедями и посланиями. Особенности такой речи проявляются во всех жанрах всех функциональных стилей без исключения – официально-деловом, научном, газетно-публицистическом, в разговорном языке и языке художественной литературы. Очевидно, что задача свидетельства о Боге учитывается говорящим и пишущим в любом жанре. Поэтому многие ученые утверждают, что сфера религии находится как бы над функциональными стилями.

Нам представляется необходимым в рамках своей исследовательской работы оговорить, какое значение мы вкладываем в понятие «религиозный дискурс».

Если под дискурсом понимать совокупность тематически соотнесенных текстов (в нашем случае это акты коммуникации, которые нацелены либо на приобщение человека к вере, либо на ее поддержание), то содержание дискурса, или тема, раскрывается «не отдельным текстом, а интертекстуально, т.е. в комплексном взаимодействии отдельных текстов».

Более того, нам кажется, что даже применение интертекстуального подхода недостаточно для описания религиозного дискурса, так как интертекстуальный подход ставит себе задачей анализ смысловых связей между самыми различными текстами. Ведь если мы описываем дискурс как содержательно-тематическую общность текстов, то мы должны охарактеризовать также и «коммуникативно-прагматические, социальные условия, в которых функционируют тексты и которые обусловливают их тематическую общность в той или иной сфере коммуникации, т.е. – это отражаемая в речи действительность, субъективно-авторское начало и потенциал восприятия (перцепция), а также общие (надындивидуальные) когнитивные стратегии, воплотившиеся в текстах»10.

На данный момент основные стратегии и тактики в рамках дискурсивного анализа представляют собой разнообразные междисциплинарные исследования, «для которых характерно многообразие как способов постановки проблем интерпретации, так и их решения в плане трактовки содержания текстов»11.

Поэтому в границах рассматриваемого нами проблемного поля предполагается возможность соотнесения друг с другом таких качественных методик изучения текстов, входящих в состав религиозного дискурса, как риторический, речедеятельностный, социально-ролевой, жанровый, исторический, культурологический типы анализа, этно-, когнитивно-лингвистический анализ, а также анализ коммуникативных стратегий (под которыми мы понимаем общие прагмалингвистические принципы реализации иллокутивного смысла. К.Ф.   Седов выделяет две глобальные коммуникативные стратегии речевого поведения: репрезентативную, или изобразительную, и нарративную, или аналитическую)12.

Опираясь на все сказанное выше, заметим, что наиболее масштабным и перфомативным нам видится контекстуальный подход к описанию дискурса.

В рамках данного направления принято считать, что «текст вплетен в некую “паутину значений” – сеть, “сотканную” и автором, и адресатом, а также обществом и культурой, в которых и стало возможным общение между ними. В тексте и его интерпретациях обнаруживается сама история, поскольку любые высказывания, дискурсы и “дискурсивные комплексы” приобретают определенный смысл только в конкретной исторической ситуации»13.

Вследствие всего изложенного выше мы не можем в своем исследовании согласиться с Е.В. Бобыревой, которая в своей работе «Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии» ограничивает тематическое поле религиозного дискурса таким образом, что хронотопом является храм, участниками религиозного дискурса – только священнослужители и прихожане, а тематика дискурса связана только с богослужением, обрядами и их толкованием.

В нашем понимании религиозный дискурс непременно включает в себя средства массовой информации, хронотоп дискурса определяется ситуацией, в которой находится адресат (например, пассажир метро, читающий журнал «Фома»), а участниками религиозного дискурса не могут быть только люди. Главным, что отличает религиозный дискурс, является непременное присутствие Бога и общение с ним. Вспомним момент из Библии, когда Господь на Синае даровал Моисею скрижали с десятью заповедями. Ведь именно они как нравственный закон легли в основу жизни каждого верующего человека до пришествия Иисуса Христа. В свою очередь, тематика дискурса связана и с богослужениями, и с таинствами, и с обрядами, и с историей религии, и с культурологическими особенностями адресантов и адресатов, а также со всеми актами, направленными на поддержание веры или приобщение к ней.

В рамках исследования религиозного дискурса мы можем говорить о существовании религиозного дискурса христианства, религиозного дискурса ислама, иудаизма и т.п.

В.Е.  Чернявская, опираясь на концепцию Мишеля Фуко, предлагает выделять отдельные специальные дискурсы или типы дискурсов, которые французский исследователь называл дискурсивными формациями. Они рассматриваются как «отдельные социально-исторически сложившиеся сферы человеческого познания и коммуникации»14.

О.Г.  Ревзина отмечает, что «дискурсивные формации (разновидности дискурса) образуются на пересечении коммуникативной и когнитивной составляющих дискурса. К коммуникативной составляющей относятся возможные позиции и роли, которые предоставляются в дискурсе носителям языка – языковым личностям. К когнитивной составляющей относится знание, содержащееся в дискурсивном сообщении. Дискурсивные формации переплетаются между собой, частично совпадая по коммуникативным и когнитивным признакам, по используемым жанрам. Для дискурса релевантным является принцип “семейного сходства”»15.

Но различным христианским конфессиям не может соответствовать один и тот же тип религиозного дискурса, так как в структуре когнитивной составляющей существуют немногочисленные, но принципиально важные различия. Да и коммуникативная составляющая будет иметь существенные различия, связанные с прагмалингвистическими принципами реализации иллокутивного смысла.

Поэтому мы предлагаем выделение православного, католического, протестантского и т.п. типов дискурса, а точнее – субдискурсов, в рамках религиозного христианского дискурса.

Интерес к исследованию языка церковной и околоцерковной коммуникации резко возрос среди исследователей коммуникативной стилистики и прагматической лингвистики, когнитивистики и социолингвистики. Конвергентный подход, возможно, позволит изучить богатый спектр ценностных, жанровых, языковых явлений в этой стремительно расширяющейся сфере коммуникации.

 


  1. Бугаева И.В. Язык православных верующих в конце XX – начале XXI века. М., 2008.
  2. Бобырева Е.В. Религиозный дискурс: ценности, жанры, стратегии: на материале православного вероучения : дис. … док-ра филол. наук: 10.02. 19 / Волгогр. гос. пед. ун-т. Волгоград, 2007. С. 389–450.
  3. Там же.
  4. Интервью с Юрием Абрамовым – сценаристом фильма «Зоино стояние» // Фома. 2009. Дек., № 12 (80).
  5. Там же.
  6. ЛЭС – Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В.Н. Ярцева. М., 1990. С. 133.
  7. Чернявская В.Е. Лингвистика текста: Поликодовость, интертекстуальность, интердискурсивность: учеб. пособие. М., 2009. С. 146-147.
  8. Бугаева И.В. Указ. соч. С. 33-34.
  9. Чернявская В.Е. Указ. соч. С. 144-145.
  10. Там же. С. 146-147.
  11. Там же. С. 147.
  12. Седов К.Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. М., 2004. С. 35.
  13. Гирц К. Интерпретация культур / пер. с англ. К. Гирц; послесл. А.Л. Елфимова // Культурология. XX век. Энциклопедия. СПб, 1998. Т. 1, 2. С. 527.
  14. Чернявская В.Е. Указ. соч. С. 144-145.
  15. Ревзина Г.О. Дискурс и дискурсивные формации // Критика и семиотика. Новосибирск, 2005. Вып. 8. С. 71.