Languages

You are here

Альманах «Подарок бедным» (1834) и гендерный подход в историко-журналистских исследованиях

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

 

Ссылка для цитирования: Прохорова И.Е. Альманах «Подарок бедным» (1834) и гендерный подход в историко-журналистских исследованиях // Медиаскоп. 2016. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2162

© Прохорова Ирина Евгеньевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), ieprokhorova@mail.ru

 

Аннотация

Статья посвящена первому в России изданию женского благотворительного общества «Подарок бедным» (Одесса, 1834), который до сих пор мало изучен и представляет особый интерес в гендерном отношении. С этой точки зрения подробно рассматривается связанная с его подготовкой переписка председателя Новороссийского женского общества призрения бедных Е.К. Воронцовой с А.С. Пушкиным, письма Р.С. Эдлинг к В.Г. Теплякову, А.П. Зонтаг к И.В. Киреевскому (некоторые архивные материалы писем Зонтаг впервые вводятся в научный оборот) и др. Анализируются оформление и содержание альманаха, прежде всего, выполнившие роль программных статей А.С. Стурдзы о благотворительности и И.В. Киреевского «О русских писательницах».

Ключевые слова: альманах «Подарок бедным», гендерная точка зрения, женское благотворительное общество как издатель, рассуждения А.С. Стурдзы о благотворительности, статья И.В. Киреевского «О русских писательницах».

 

Актуальная историко-журналистская задача и полузабытое издание Новороссийского женского общества

 Важность реконструкции прошлого отечественной периодики XVIIIXIX вв. с учетом гендерного фактора все четче осознается современным научным сообществом. Решение задачи − максимум, состоящей в разработке целостной истории «старой» русской журналистики в гендерном измерении, предполагает постепенные исследования отдельных, самых разных по своим параметрам, но заметных с гендерной точки зрения явлений печати. Среди них значительное место занимает альманах «Подарок бедным», изданный в 1834 г. в Одессе Новороссийским женским обществом призрения бедных. Гендерному анализу этого издания посвящена данная статья.

 До сих пор «Подарок бедным» мало привлекал внимание историков отечественной периодики. Возможно, отчасти из-за того, что в типологическом отношении «Подарок бедным» считали не альманахом, а литературным сборником. В очень благожелательной рецензии современника на эту «премилую, презанимательную» книгу приветствовалось как раз то, что вопреки тогдашней моде на альманахи в ней «нет никаких альманашных элементов»: не успела к Новому году, не имела ни «картинок», ни «красивой обертки» (издана «без типографской роскоши»), ни литературного обозрения, ни «повести из народных преданий»1.

 Действительно, всегда тонкая грань между альманахом и сборником в «Подарке бедным» минимальна. Однако с категоричностью суждения о «неальманашности» рассматриваемой книжки согласиться нельзя. Ведь альманах не обязательно должен ориентироваться на новогодние праздники, и в данном случае выпуск на русском языке «успел» к другой календарной дате − масленице2. Причем, судя по письму А.П. Зонтаг И.В. Киреевскому, написанному вскоре после выхода из печати русскоязычной альманашной книжки, подобное издание планировалось женским благотворительным обществом и на будущий год, т.е. оно могло стать (хотя и не стало) периодическим3. Да и «картинка», пусть одинокая и недостаточно качественная, в «Подарке бедным» присутствовала − вероятно, рецензент просто не заметил эту не отмеченную в оглавлении черно-белую иллюстрацию к статье о Галлеевой комете. Требовать же от альманаха с благотворительными целями, содержание которого не ограничивалось литературно-художественными текстами, полноценного литературного обозрения неправомерно. Тем более что специфический его вариант – большая статья И.В. Киреевского «О русских писательницах (Письмо к А.П. Зонтаг)» − в «Подарке бедным» занял место одного из программных материалов. Так что издание Новороссийского женского общества по праву можно отнести к альманашному типу, его особой разновидности − благотворительному.

 Первой крупной библиографической работой с информацией о «Подарке бедным» стал труд Н.П. Смирнова-Сокольского (1965: 188). В нем указывалось, что параллельно с русскоязычным органом, хотя и с небольшим опозданием, женское благотворительное общество выпустило в Одессе и франкоязычный La Quêteuse («Нищий»), причем в содержательном отношении альманахи совпадали не полностью. «Парность» (при всей ее относительности) этих книжек дала повод современной исследовательнице альманашного типа изданий Ю.Б. Балашовой увидеть в выпуске La Quêteuse «особый «маркетинговый прием» для «привлечения более широкого читательского круга» (Балашова, 2009). Стоит, однако, уточнить, что параллельность изданий на русском и французском языке в Одессе тех лет – обычная практика, неизбежная в портовом городе, где французский долго оставался, по сути, единственным языком межнационального общения.

 Впервые о том, что одесские благотворительные альманахи 1834 г. и издавшее их женское общество представляют научный интерес, заявил еще в 1903 г. И.А. Шляпкин. Так, известный филолог прокомментировал опубликованное им письмо к Пушкину на французском языке неизвестной корреспондентки (ее подпись публикатором читалась как Е. Вибельман) из Одессы от 26 декабря 1833 г. с просьбой о «милостыни» для готовившегося одесскими дамами издания (Шляпкин, 1903: 185−189). Закономерно, что особое внимание к находке проявили пушкинисты. Возникла полемика относительно атрибуции письма: Шляпкин предположил, что псевдонимом Е. Вибельман подписалась председатель Новороссийского женского общества призрения бедных Е.К. Воронцова, но другие исследователи настаивали на авторстве Р.С. Эдлинг. Роль Эдлинг как вице-председателя названной организации и шире – круг ее интересов и деятельности, а также обстоятельства подготовки и выхода альманахов довольно полно (насколько позволяли доступные тогда документы) охарактеризованы в статье 3.А. Бориневич-Бабайцевой (1926). Правда, три десятилетия спустя найденное ответное письмо Пушкина одесской корреспондентке подтвердило, что ею все же была супруга генерал-губернатора Новороссийского края Е.К. Воронцова, которая, как известно, в период жизни поэта в Одессе стала одной из его главных муз (Алексеев, 1956).

 В рамках данной статьи мы ограничимся анализом русскоязычного альманаха «Подарок бедным», но остановимся на вопросах не только его организации, но и содержания и оформления с гендерной точки зрения. Надо сказать, что перспективность гендерного подхода при рассмотрении этого издания уже отмечалась современной украинской исследовательницей Л.И. Лисунец (2014: 149), однако сделанного в этом направлении явно недостаточно.

 

История организации альманаха в письмах Е.К. Воронцовой и Р.С. Эдлинг: гендерный аспект

Начнем с упомянутых выше писем, которыми обменялись Е.К. Воронцова и А.С. Пушкин в связи с альманашным проектом. Письмо Воронцовой датировано 26 декабря 1833 г., когда Одесса, Новороссийский край, да и вся Россия переживали тяжелые последствия неурожая. Корреспондентка Пушкина подчеркивала, что альманах, задуманный с целью сбора средств для помощи нуждающимся, требовал широкого содействия. Поэтому члены одесского женского благотворительного общества просили «литературных светил» оказать им «поддержку и покровительство», дабы «подарок бедным» сделать более «богатым» (Алексеев, 1956: 252)4.

 Свою «смелость обеспокоить» Пушкина Воронцова объясняла «не личным интересом», а заботой о «благодеянии», которое «предназначено для других». Вообще в ее письме соединились «официальное» и «лирическое» дружеское начала, по справедливому указанию М.П. Алексеева (1956: 252). «Официальное» (заметим, традиционно относимое к «мужскому» миру) связано в письме Воронцовой с четкой апелляцией к гражданской миссии проекта, затеянного руководимым ею обществом. «Лирическое» начало проявилось в характерной вообще для женского письма эмоциональности, здесь – в своеобразной смеси стеснительности и кокетства женщины, общение Пушкина с которой почти 10 лет назад было прервано весьма драматично для поэта. Дань светской игре с чертами фемининности очевидна во вступлении: «Право не знаю, должна ли я писать Вам и будет ли мое письмо встречено приветливой улыбкой, или же тем скучающим взглядом, каким с первых же слов начинают искать в конце страницы имя навязчивого автора». Прося Пушкина о «милостыне» для голодающих Новороссии, Воронцова не только напомнила поэту об их «прежних дружеских отношениях» в Одессе, сентиментально назвав воспоминания об этом своим «богатством старости». Она умело воспользовалась и приемом литературного комплимента: Одесса «благодаря Вашему имени войдет в историю»5. Так председатель женского благотворительного общества сумела одновременно выразить общее мнение относительно уже созданных Пушкиным одесских строк и изящно польстить потенциальному автору.

 Ответ Пушкина Воронцовой содержал предложение «нескольких сцен из трагедии, которую <…> имел намерение написать» (как полагают исследователи, речь шла о «Русалке»), и извинения, что не может предложить чего-либо «менее несовершенного» (цит. по: Алексеев, 1956: 251). Письмо демонстрировало не только требуемую этикетом авторскую скромность и действительную требовательность поэта к себе, но и его уважительное отношение к просьбе Воронцовой. Особенно если учесть, что на подобную просьбу, с которой в декабре 1830 г. обратился к Пушкину знакомый с ним по Москве М.П. Розберг, один из основателей первого одесского альманаха (см. об этом: Бориневич-Бабайцева, 1926: 55), − поэт не откликнулся вовсе6.

 Вместе с тем в общем тоне лаконичного пушкинского ответа можно услышать интонации обычной светской учтивости при нежелании вникать в заботы и переживания Воронцовой в связи с проектом женского общества. Да и с отправкой своей «милостыни» поэт не поторопился – на письмо от 26 декабря 1833 г. он ответил лишь 5 марта 1834 г. Опоздав к сроку выпуска (и не указанному Воронцовой, вероятно, по неопытности), пушкинская «Русалка» не смогла стать приманкой для подписчиков/покупателей «Подарка бедным». М.П. Алексеев (1956: 253−254) связывал задержку с рассеянной светской жизнью Пушкина в начале 1834 г. Правда, пожалованный 30 декабря 1833 г. в камер-юнкеры поэт вел ее во многом по необходимости, а его переписка этих месяцев отразила и постоянную занятость литературными и семейными делами7. Так или иначе ценен уже сам обмен письмами между Воронцовой и Пушкиным, который свидетельствует о потенциале сотрудничества женской благотворительной организации, решившейся взять на себя функции издателя, с первым писателем России во имя высокой общественной цели.

 Способность женщин даже в российской провинции в середине 1830-х гг. браться за издательские проекты и организовывать достойное наполнение редакционного «портфеля» подтверждают письма Р.С. Эдлинг к жившему тогда в Одессе В.Г. Теплякову. Бросается в глаза ее редкая для женщин того времени осведомленность в текущей литературно-журнальной ситуации. В самом начале 1834 г. Эдлинг очень оперативно писала Теплякову, узнав «вчера вечером» об отсутствии «в первых двух номерах “Телескопа” его “Песни Казака”», что теперь она надеется получить это его стихотворение и «Старушку» в «русское издание» одесского альманаха. Эдлинг торопила Теплякова доставить ей тексты уже «вечером, чтобы провести через огонь чистилища, т.е. цензуру, возможно скорее»8. А уже в следующем письме, проинформировав автора о разрешении «Казака» (так Эдлинг называла «Песню казака»), высказала уверенность, что благодаря этой публикации «наш альманах будет иметь успех»9. Напористость Эдлинг в издательском благотворительном проекте вполне вписывается в «портрет» этой удивительной женщины, отличавшейся серьезной образованностью, литературной одаренностью, трудолюбием и инициативностью. Из опубликованных мемуаров графини и других источников известно о ее интересе к мистицизму (с этим связана и ее дружба со знаменитой баронессой Крюденер, одно из произведений которой уже после смерти писательницы опубликовано в La Quêteuse, очевидно, по инициативе Эдлинг). Вообще в ней уживались преданность многим идеям раннего русского консерватизма, и, казалось бы, далеким от него представлениям о возможности не ограничивать деятельность женщины традиционными рамками семьи10.

 Бесспорно, в успехе издательского предприятия, предназначенного для помощи голодающим Новороссийского края, был прямо заинтересован М.С. Воронцов, и нельзя исключить, что изначально идея благотворительного альманаха возникла в его канцелярии, например у П.Т. Морозова. Тем более что этот просвещенный энергичный чиновник к 1833 г. имел опыт работы и в Одесском приказе общественного призрения, и организации (совместно с Розбергом) первого одесского альманаха с благотворительной целью (подр. см.: Гребцова, 2014), да и в «Подарке бедным» была помещена его статья «Праздники Рождества Христова и Нового года в Одессе». И все же наша гипотеза о мужской «подсказке» при рождении женского издательского проекта только гипотеза.

 

А.П. Зонтаг и «Подарок бедным»: вопрос о редакторе и сотрудничество с И.В. Киреевским

Очень важен с гендерной точки зрения вопрос о степени мужского участия в редактировании альманаха. Прояснить его помогают письма уже упоминавшейся А.П. Зонтаг из Одессы в Москву к ее племяннику И.В. Киреевскому. Некоторые отрывки из входящих в них опубликованы, хотя с неточностями и минимальными комментариями, в книге М.М. Рябия «Да чисто русская Россия пред нами явится видней!»: От любомудрия к славянофильству» (2007). Трудно согласиться с общим выводом исследователя о включенности «Подарка бедным» в процесс идейных исканий бывших любомудров в движении к славянофильству лишь на основании того, что в этом процессе участвовал Киреевский11. Тем более что чрезвычайно ценные для воссоздания истории альманаха фрагменты писем Зонтаг, которые не вписываются в интерпретацию Рябия, им просто проигнорированы.

 Таково сообщение корреспондентки Киреевского от 9 февраля 1834 г. о судьбе посланного (вероятно, по его рекомендации) в «Подарок бедным» романса Н.Ф. Павлова (речь, судя по деталям описания, шла о стихотворении «Она безгрешных сновидений…»12). Зонтаг отмечала, что «прекрасный» романс «не прошел через строгую цензуру» редактора А.С. Стурдзы, который «никак не захотел поместить его в наш небесный Альманах»13. Интересно, что всегда глубоко религиозная Зонтаг явно с иронией отнеслась к такой «благочестивости» редакционной цензуры. При этом она указала, что не могла повлиять на ситуацию, поскольку редактор «определен от общества», в котором у нее был «один только, и то незначащий голос, потому что главные голоса принадлежат четырем дамам Совета и Президентше»14. Так письмо Зонтаг раскрывает некоторые общие механизмы деятельности женского благотворительного общества и принятия непосредственно редакторских решений относительно «Подарка бедным».

 Разумеется, в письмах отразился и бесспорный организаторский успех самой Зонтаг − привлечение к сотрудничеству Киреевского. Конечно, здесь сыграли роль семейные связи. Но письмо Зонтаг с «заказом» Киреевскому, как и письмо Воронцовой Пушкину, имеет признаки «официального» обращения за «милостынию» от «имени дам Новороссийского женского общества призрения бедных», которым «положено» издать альманах на русском и французском языках «в числе средств, придуманных» для «собрания суммы на вспомоществование бедным»15. Правда, обстоятельства этого решения описаны Зонтаг более эмоционально: «Тебе уже известно, что в здешнем краю совершенный неурожай; голод и бедность ужасны»16. Так подкрепляется переход к конкретизации просьбы о «благодеянии» − «прислать одну из пиэс» Киреевского «для украшения нашего Альманаха», причем «поспешить этою присылкою»17, хотя, как и в письме Воронцовой, срок не назван.

 А уже через месяц с небольшим, 22 декабря, Зонтаг передала племяннику «живейшую благодарность всего … общества за милое участие»18 в «Подарке бедным». Определение «милое участие», отметим, довольно по-женски и неточно характеризует столь значительный вклад Киреевского, как статья «О русских писательницах (Письмо к А.П. Зонтаг)». К концу 1833 г. ее автор зарекомендовал себя как один из самых талантливых представителей молодого поколения, серьезно размышлявший над проблемами современной философии, соотношения русского и западноевропейского просвещения, издатель московского журнала «Европеец», который смог соединить, по словам Пушкина, «дельность с заманчивостью»19 и был запрещен властями на третьем номере в 1832 г. Получение новой статьи Киреевского провинциальным альманахом – большая удача, которую обеспечил, не в последнюю очередь, вынужденный «простой» публициста, его заинтересованность в трибуне для выражения своих идей.

 В этой связи необходимо специально остановиться на письме Киреевского А.И. Кошелеву от 6 июля, которое публикаторы относят к 1833 или 1834 г. В нем сообщалось, что после отъезда друга Киреевский «думал и писал о воспитании женщин» – предмете, который не знал, «как ограничить, так он много захватывает других предметов»20. Автор хотел одновременно «умозрительно» и «жизненно» говорить о несоответствии современного «воспитания женщин <…> потребностям времени и просвещения» в широком контексте проблем «отношения между мужчиною и женщиною»21. Киреевский осознавал сложность поставленной творческой задачи. Необходима была четко продуманная, взвешенная позиция, чтобы ее «не приписали ни бессмысленному требованию сенсимонической эмансипации, ни плоскому повторению понятий запоздалых»22. Притом изложить ее предстояло «языком общим, равно признанным в гостиных и в школах, изложить в формах самых простых, чтобы женщина могла понять их, и, несмотря на эту ясность, изложить так, чтобы цензура не имела к чему придраться»23. «Все это сработать» публицист планировал «к сентябрю»24. Если год написания этого письма 1833-й, то можно предположить, что к ноябрю, когда пришел одесский «заказ», у Киреевского уже была готова «теоретическая» часть статьи с размышлениями о месте женщины в обществе. То есть просьба Зонтаг пришлась весьма кстати – этим объясняется оперативность посылки статьи для «Подарка бедным»25.

 Судя по письмам Зонтаг, вдохновленные поддержкой Киреевского издательницы прагматично ожидали от него и дальнейших усилий − привлечения внимания к альманаху и потенциальных «вкладчиков», и подписчиков. 22 декабря 1833 г. Зонтаг писала ему деликатно, но недвусмысленно: «Мы все очень чувствуем, что успех оного [альманаха. – И.П.] зависит от участия, которое в нем примут московские жители, а это участие будет возбуждено тобою, следственно, ты нам товарищ, сотрудник, благодетель наших бедных». А уже в следующем (недатированном) письме она сообщила племяннику о принятии женским обществом «с благодарностью» его предложений «о продаже альманахов» в Москве. Причем, ссылаясь на мнение общества в отношении «французской половины» книжек, Зонтаг высказала надежду, что все они разойдутся по подписке и не нужно будет «цены надбавлять» (последнее, видимо, тоже предлагал Киреевский). Примечательна ответственность и практичность коммерческой стратегии издательниц: не повышать цены, «чтобы объявления … [уже опубликованные. – И.П.] не теряли своего кредита», хотя в случае продолжения издания в будущем году рост цены допускался26.

 Причем коммерческий оптимизм женское общество связывало с сочувствием проекту в первую очередь москвичей. Даже торопясь закончить письмо 22 декабря, чтобы вернуться к подготовке благотворительных спектаклей, Зонтаг не забыла подчеркнуть: «Весело видеть, как наши москвитяне готовы на все доброе прежде всех. В Москве, как в сердце, более жара, нежели где-либо»27. Будто желая подтвердить ее оценку, в поддержку готовящегося альманаха включился и младший брат И.В. Киреевского, Петр, тоже москвич. 6 декабря 1833 г. он, вероятно, со слов брата, писал Н.М. Языкову, что этот проект «замечателен как по благородному намерению, так и по своей необыкновенности; его издает общество одесских дам в пользу голодных Новороссийского края. Это хоть и капля в море, но зато капелька жемчужная»28.

 Возможно, Зонтаг содействовала и появлению в одесском альманахе новой баллады В.А. Жуковского «Братоубийца» − непосредственно или с помощью Киреевских (напомним, все они близкие родственники). Созданное в 1833 г. на берегу Женевского озера произведение, очевидно, было доставлено в Одессу и «допечатано» на последних страницах альманашных книжек «уже после выхода в свет части тиража» (Реморова, 2008)29. Поэтому «Братоубийца» присутствует не во всех экземплярах альманаха и вообще не значится в его оглавлении. В результате большинство писавших о «Подарке бедным» не упоминали об участии в нем Жуковского. Хотя первая публикация его баллады по мотивам немецкого поэта-романтика Л. Уланда, в основе которой гуманистическая христианская идея «милости к страждущему грешнику», образ Девы Марии как всепрощающей матери, по праву стала одной из ключевых в одесском альманахе. Кстати, в этом качестве она была отмечена и полностью перепечатана в упоминавшейся выше рецензии «Северной пчелы»30.

 

Содержание и оформление «Подарка бедным»: «мужское» и «женское»

Теперь более подробно остановимся на анализе содержания и оформления «Подарка бедным» с гендерной точки зрения. Отсутствие каких-либо декоративных элементов, в том числе на титуле, придало изданию своего рода «мужественной» строгости. В то же время умно подобранный латинский эпиграф «Miseris succurrere disco» из «Энеиды» Вергилия мог подсказать внимательному и эрудированному читателю «женский» код благотворительного альманаха. Ведь цитировалась афористичная фраза легендарной основательницы и царицы Карфагена Дидоны, которую Вергилий показал как спасительницу Энея: «Non ignara mali, miseris succurrere disco» (в переводе: «Познав несчастье, я научилась помогать страдальцам»)31.

 Композиция «Подарка бедным» тоже вполне удачна. По мнению Л.И. Лисунец (2014: 150), это заслуга Р.С. Эдлинг. Но документальных подтверждений данной оценки историк не привела, лишь повторив сказанное Бориневич-Бабайцевой об активном участии в издании вице-председателя женского благотворительного общества. Таким путем, по сути, пошла и одесская исследовательница И.С. Гребцова (2001: 160), причем в ее статье Эдлинг прямо объявлена выполнявшей «задачу редакционной подготовки альманаха»: «договаривалась с типографией, комплектовала отделы издания, вела переписку с авторами». Однако представленное нами выше свидетельство Зонтаг о редакторской цензуре А.С. Стурдзы дает основание предположить, что ему принадлежала и решающая роль в построении альманашной книжки. Впрочем, известно, что влияние на него старшей сестры всегда было велико.

 Достоинство композиции обнаруживается, прежде всего, в разнообразии и вместе с тем в сбалансированном соотношении публикаций разных жанров, акцентирующих разные темы и образы при создания единого ансамбля альманаха. Правда, отмечавшееся выше пόзднее включение в книжку ряда важных произведений не позволяет в полной мере представить изначальный редакционно-издательский замысел.

 Вполне удачно соположение в альманахе наиболее весомых − и по объему, и по содержанию − материалов А.С. Стурдзы и И.В. Киреевского, которые вместе определили сквозные идеи «Подарка бедным». Статья Киреевского «О русских писательницах», помещенная в начале второй половины книжки (с. 120−158 в 200-страничном издании) и объединившая все четыре главные темы альманаха − благотворительность, просвещение, женщина, творчество, − значительно дополнила пафос открывающих альманах рассуждений А.С. Стурдзы «О частной благотворительности» и «О благотворительности общественной» (с. 1−48).

 Надо сказать, что обе статьи Стурдзы были написаны и впервые опубликованы еще в 1817 г. в созданном при его участии «Журнале Императорского человеколюбивого общества»32. При их перепечатке в «Подарке бедным», несмотря на изменившиеся время, место и тип издания, автор не внес практически никакой правки. Традиционно объявляя «неравенство состояний, как и все прочие многосложные бедствия общежития», «плодом первоначального грехопадения», автор сумел уйти от характерных для патриархатной идеологии рассуждений об особой «женской вине» (истории Евы). В моралистических «беседованиях» публицист остался чужд и другого гендерного стереотипа – представлять женщин чувствительными более мужчин и, следовательно, склонными к милосердию, филантропии. Знаменательно также то, что автор обращался к «читателям», очевидно, используя это слово в собирательном значении (в отличие от широко распространенной тогда формулы «читатели и читательницы»). Вообще в рассматриваемых статьях соотношение «женское» − «мужское», кажется, мало интересовало Стурдзу, занятого проповедью идеи, что благотворительность – «обязанность каждого», «долг братства» христиански просвещенного человека, возможность восстановить некое «произвольное равенство»33 между людьми.

 В отличие от Стурдзы Киреевский уже в заголовке «О русских писательницах» фокусировал внимание на «женской» теме. Статья, вполне закономерно построенная в форме письма Зонтаг − не просто близкому человеку, но женщине-литератору, начинается с декларации, что, хотя «в России особенно есть женщины, созданные с душою возвышенною», способные «к делам <…> высоким, даже героическим», реализовывать эти возможности россиянкам позволит только развитие просвещения. Если рассматривать данное суждение в контексте статьи в целом, можно определенно утверждать, что понятие просвещения используется Киреевским в гораздо более широком смысле, чем у Стурдзы с его акцентом на религии. Под влиянием просвещения (в понимании Киреевского) россиянки смогут «действовать вместе», как «в государствах больше просвещенных» − в пример приводится опыт женских благотворительных обществ в Европе и Соединенных Штатах34.

 Киреевский приветствовал попытки женщин выступить самостоятельной социальной группой, желающей и готовой включиться в решение насущных общественных проблем с помощью организованной благотворительности, корпоративной издательской деятельности. «Хороший знак» публицисту видится в том, «что одесские дамы выбрали как одно из средств издать альманах». Он полагает подобные действия «признаком большей зрелости … общественной образованности»35. Выражаясь современным языком, Киреевскому удалось пунктирно наметить своеобразную «дорожную карту» социализации женщин.

 По Киреевскому, «просвещение у нас продвигается быстро» и «успехи его еще заметнее в женщинах, чем в мужчинах». Это, конечно, не просто отголосок «старых» идей «феминизации» литературы, известных по программным высказываниям карамзинистов начала XIX в. Показательна сравнительная степень слова «заметнее»: нынешние «успехи просвещения» в женском сообществе, которое в большей степени, чем мужское, прежде страдало от его недостатка, действительно более заметны. Киреевский уточнил, в чем видел «неслыханные» перемены: теперь женщины «начали мыслить, и большая часть из них имеет образ мыслей уже не гостиный, не накладной, но свой, настоящий», «хотят иметь мнение, чувствуют, что, не украшенные сердечным убеждением в некоторых истинах, они теряют половину своей прелести». Предупредив, что опирается лишь на свои «частные» наблюдения, публицист решился предположить, что «в этом отношении [способности мыслить. – И.П.] чуть ли прекрасный пол не опередил другой, который приписывает себе право на разум по преимуществу [курсив Киреевского. – И.П.]»36. Так в статье Киреевского появляется не только признание «успехов просвещения» среди женщин, но и ирония в отношении одного из классических мифов андроцентричного сознания. При этом автор стремился, вероятно, не столько оценить реальное положение дел в сфере «общественной образованности», сколько помочь общественному мнению «нового поколения и частью среднего» избавляться от гендерных стереотипов, от привычки «видеть в женщине полуигрушку»37, неколебимой в старшем поколении светского общества. Эта стратегия прослеживается при разработке Киреевским всей тематической цепочки «женщина − просвещение – благотворительность – творчество».

 Основную часть статьи занимают бегло, но с акцентированной симпатией набросанные портреты более 10 русских «дам − поэтов» 1820 – начала 1830-х гг., среди которых Е.П. Ростопчина, З.А. Волконская, Е.Б. Кульман, Н.С. Теплова, С.С. Теплова, А.И. Готовцова, К.К. Яниш (после замужества − Павлова). Киреевский с сочувствием писал о них как жертвах господствующего в России «предрассудка против писательниц», который находил отголосок и среди литературных критиков (в те годы занятие почти исключительно мужское). С этим предрассудком он связывал ограничение свободы его соотечественниц в самореализации: сочинять, переводить, тем более печатать свои произведения, а все же напечатанное подписывать своим именем. Вынужденный сохранять чужую тайну, автор статьи тоже почти не называл имен, говоря о различных, как правило, непростых в таких условиях судьбах русских писательниц.

 Для Киреевского, критика-философа, не приемлема односторонность − ни в комплиментарном подходе ко всему написанному представительницами прекрасного пола38, ни в упреках им в неизменной замкнутости в мире лишь «внутренних» событий. В статье «О русских писательницах» верно указывалось на обычно вынужденный, обусловленный давлением извне характер такой камерности. При этом очень высокой оценки удостоилась лирика Н.С. Тепловой − «музыкальная исповедь девушки-поэта», язык которой «иногда мужественно силен, часто необыкновенно грациозен»39. В целом Киреевский одним из первых в русской критике сумел аргументированно показать читателям, что их поэтически одаренные соотечественницы не только могут превосходить «хваленых французских дам-стихотворцев», но и занять «почетное место не в одной дамской литературе»40. Следовательно, недостаточно справедливы выводы И.Л. Савкиной, что общий тон рассматриваемой статьи Киреевского «комплиментарно − мадригальный», что автор «не только полемизирует против предрассудков старого поколения, но и в значительной степени их воспроизводит» (Савкина: 1998). Хотя, как говорилось выше, Киреевский тогда действительно дистанцировался и от «понятий запоздалых», и от идей «сенсимонической эмансипации», развивая традиции восприятия женственности в русском образованном обществе, как и романтической рецепции женской поэзии.

 Обращает на себя внимание, что в статье Киреевского почти ничего не сказано о женской прозе – за исключением слегка завуалированной похвалы сочинениям Зонтаг в финале. Как будто подтверждая исключительно стихотворный характер литературных опытов русских писательниц, в «Подарке бедным» они представлены лишь в поэтическом отделе: из восьми авторов три − женщины. Это были поэтессы, заслужившие самые благожелательные отзывы Киреевского, – Н.С. Теплова, Е.П. Ростопчина, А.И. Корнилова, урожденная Готовцева (правда, имя первой нигде не названо, а вместо фамилии Корнилова в оглавлении почему-то указана Крылова). Стоит отметить, что сотрудничество женщин в альманахе, изданном женским благотворительным обществом, приветствовала и «Северная пчела»: «Особенно щедро подарили его дамы, а это есть у нас большая редкость». Причем, подчеркнув ценность новой баллады Жуковского и подробно представив публикации трех поэтесс, рецензент ограничился простым перечислением других «вкладчиков» поэтической части, заявив: «По совести надобно признаться, что Г-жа …… [Ростопчина. – И.П.] перегнала их и далеко оставила за собою»41.

 Напечатанные на страницах «Подарка бедным» стихотворения Ростопчиной особенно интересны в аспекте нашей темы. Так, лирическая героиня «Фантазии» позиционирует себя как женщина с богатым и сложным внутренним миром, отнюдь не замкнутым лишь на переживании «внутренних событий». Она способна ощутить сопричастность разным эпохам и народам, слышать и «бранный вопль Тиртея», и «звуки серенад», и − с особым чувством − «русский колокол звенящий»42. Конечно, такой женский образ соседствовал в поэтической части альманаха с более традиционным, связанным исключительно с пространством семьи. Вполне патриархальный идеал женщины рисовался в переведенном С.Е. Раичем отрывке «Похвала женщинам» из поэмы «Неистовый Орландо» Ариосто. Но и здесь акцентировалась возможность для женщины прославиться, пусть лишь в семейном кругу, «возвысясь в скромной доле»43.

 Итак, «Подарок бедным» − издание действительно незаурядное и с точки зрения соотношения женского и мужского участия в его организации, и в плане идейного смысла «послания», с которым этот печатный орган женского благотворительного общества обратился к аудитории. Подчеркнем, «лицо» альманаха определили не только перепечатки рассуждений его редактора А.С. Стурдзы на темы общехристианской филантропии, но и публикации новых произведений разных авторов, в разных жанрах непосредственно разрабатывавших проблематику, которую сегодня принято называть гендерной, в духе преодоления патриархатных стереотипов. Ключевым здесь оказалось литературно-критическое выступление с явным публицистическим пафосом − статья И.В. Киреевского «О русских писательницах».

 Проведенный анализ показывает, что альманах, выпущенный в 1834 г. в Одессе женским обществом призрения бедных, благодаря его деятельному сотрудничеству со многими известными авторами, в том числе столичными, сумел стать явлением отнюдь не регионального масштаба. Да и в функциональном отношении «Подарок бедным» вышел за рамки печатного органа с коммерческой установкой, пусть и связанной с высокими благотворительными целями. Изучение этого во многом новаторского альманаха, несомненно, требует продолжения, поиска материалов, проясняющих историю взаимоотношений издательниц, редактора и авторов, распространения и восприятия издания читателями, в том числе с учетом гендерного фактора. Ведь исследования «старой» русской журналистики в гендерном измерении, как видим, весьма продуктивны.

 



Примечания

  1. ВВВ [Строев В.М.] [Рецензия на альманах «Подарок бедным»] // Северная пчела. 1834. № 128. С. 309−311. Любопытно, что в статье А.И. Рейтблата, авторитетного исследователя альманаха 1820−1830-х гг. как социокультурной формы, «Подарок бедным» упомянут лишь в сноске к соответствующей цитате о критериях альманашного типа издания (Новые безделки: Сборник статей к 60-летию В.Э. Вацуро. М., 1995–1996. С. 167−182).
  2. См. об этом: Русский библиофил. 1916. № 5. С. 20.
  3. Зонтаг А.П. Письма к И.В. Киреевскому // РГАЛИ. Фонд И.В. и П.В. Киреевских (№ 236). Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 7.
  4. Здесь и далее письмо Воронцовой цитируется по переводу, использованному в статье М.П. Алексеева (1956: 252).
  5. Ср. слова Туманского в письме Пушкину в апреле 1827 г. о том, что созданный им в «Евгении Онегине» образ Одессы − «грамота на бессмертие нашего города» и что эти строки будут вскоре напечатаны в только что организованной газете «Одесский вестник» (цит. по: Боровой, 1961: 265). Понятно, что эта формула Туманского из частного письма могла дойти до Воронцовой, в том числе и благодаря их светскому общению, устраиваемым Воронцовыми литературным вечерам. Кроме того соответствующие высказывания появлялись в одесской прессе (Боровой, 1961: 278).
  6. В этой связи надо сказать, что встречающиеся в научной литературе указания, что сам Пушкин во время пребывания в Одессе собирался издать там альманах, не совсем верны. Документально подтверждается лишь то, что возможность организации «своего» литературного журнала обсуждалась им тогда в переписке с П.А. Вяземским. Причем в письме от 7 июня 1824 г. Пушкин высказался об этом скептически, в том числе о перспективах покровительства изданию М.С. Воронцова (Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Л: Наука, 1979. Т. 10. С. 72).
  7. См., напр., письмо А.С. Пушкина к П.В. Нащокину от середины марта 1834 г. с «отчетом» о своей напряженной жизни последних месяцев (Там же. С. 364).
  8. Письма гр. Р.С. Эдлинг к В.Г. Теплякову // Русский библиофил. 1916. № 5. С. 20 (все письма напечатаны в переводе с французского языка). Публикаторы отнесли цитируемое письмо Эдлинг к февралю − марту 1834 г. Учитывая еженедельную периодичность журнала «Телескоп» в 1834 г. и то, что дополнительные материалы для альманаха проходили цензуру 8 марта 1834 г. (уже после указанной в самом альманахе даты 10 января 1834 г.), можно уточнить датировку ее письма – «не позднее первой недели марта».
  9. Там же. Это письмо Эдлинг датировано: «воскресенье, март 1834». Имеется в виду, вероятно, 9 марта − первое воскресенье после дня прохождения цензуры двумя упомянутыми стихотворениями Теплякова. Поздним их включением, видимо, обусловлено и то, что подборка из трех стихотворений Теплякова оказалась «разбита» прозаической статьей М.Л. М[агницкого] об «ожидаемой в 1835 г. комете».
  10. См. об этом: Русский Архив. 1887. Вып. 2. С. 202−228; Вып. 3. С. 289–304; Вып. 4. С. 421–438. По довольно противоречивой идейной позиции Р.С. Эдлинг (урожденная Стурдза) близка своему младшему брату Александру, которого принято считать одним из представителей первого поколения русских консерваторов 1810–1820-х гг.
  11. Довольно обстоятельная критика монографии Рябия в целом и его оценки «Подарка бедным», в частности, содержится в рецензии В.А. Кошелева «Нечто о “чисто русской России”». Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2008/92/ko33.html
  12. Романс датируется по воспоминаниям М.И. Глинки, указавшего, что в начале лета 1834 г. в московском доме своего приятеля Н.А. Мельгунова он встретил Павлова и «при нем же» положил на музыку «незадолго им сочиненный» романс «Не называй ее небесной … etc.» (Глинка М.И. Записки. М.: Музыка, 1988. С. 61). Композитор привел название по ставшей весьма популярной строчке стихотворения Павлова, которое в том же году вполне успешно прошло московскую цензуру и было издано Мельгуновым вместе с другими произведениями «на музыку» Глинки.
  13. РГАЛИ. Ф. 236. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 4. (Здесь и далее все подчеркивания принадлежат автору писем).
  14. Там же.
  15. Там же. Л. 1.
  16. Там же.
  17. Там же. Любопытно, что Зонтаг просила племянника адресовать ответ на ее имя в одесский дом Воронцовой, куда «графиня перетащила» ее с семьей «на всю зиму».
  18. Там же. Л. 3.
  19. См.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 313.
  20. Киреевский И.В. Письмо к А.И. Кошелеву от 6 июля [1833 или 1834 г.] // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979. С. 360.
  21. Там же
  22. Там же. С. 360−361.
  23. Там же.
  24. Там же. С. 361.
  25. В пользу датировки письма Киреевского 1833 г. говорит и свидетельство А.И. Кошелева о том, что он действительно тем летом уезжал в подмосковную (Записки Александра Ивановича Кошелева (1812−1883 годы). М.: Наука, 2002. С. 36).
  26. Там же. Л. 7−7-об.
  27. Там же. Л. 3-об.
  28. Письма П.В. Киреевского к Н.М. Языкову. М.-Л.: [б. и.], 1935. С. 57.
  29. В подробном историческом комментарии Реморовой, к сожалению, допущена одна неточность: в книжках альманаха, содержащих балладу, она опубликована не анонимно, а с подписью Жуковского (Подарок бедным. C. 200).
  30. Северная пчела. 1834. № 128. С. 310-311.
  31. См. об этом: Латинско-русский и русско-латинский словарь крылатых слов и выражений. М., 1982. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/latin_proverbs/1654/N%C3%B3n
  32. Журнал Императорского человеколюбивого общества. СПб, 1817. Ч. 1. С. 218–231; Ч. 2. С. 364–384. Первая статья датирована 29 октября; вторая – 26 ноября 1817 г. и подписана полным именем, в обоих случаях обозначено место написания − Москва. Заметим, кстати, что Стурдза был причастен и собственно к организации общества.
  33. Подарок бедным. Одесса. 1834. С. 3−4, 17, 7, 8.
  34. Киреевский И.В. О русских писательницах // Киреевский И.В. Критика и эстетика. С. 123−124.
  35. Там же. С. 124.
  36. Там же. С. 124−125.
  37. Там же. С. 126.
  38. По остроумному замечанию К. Хайдер, в России в конце XVIII – первой трети XIX вв. суждения о женском творчестве вообще «дрейфовали» между «мадригалом» и «мизогинным тоном» (об этом см. в сб.: Пол. Гендер. Культура, 2000: 131−153).
  39. Киреевский И.В. О русских писательницах. С. 129.
  40. Там же. С. 131.
  41. ВВВ [Строев В.М.] [Рецензия на альманах «Подарок бедным»]. С. 309−311.
  42. Подарок бедным. С. 46−47.
  43. Там же. С. 82.

 

Библиография

    Алексеев М.П. Новое письмо Пушкина // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. М., 1956. Т. XV. Вып. 3. С. 250−254.
    Балашова Ю.Б. Специализированные разновидности альманаха (историко-типологический анализ) // Вестн. ун-та Рос. акад. образования. 2009. № 2. Режим доступа: http://jf.spbu.ru/upload/files/file_1321472606_3145.doc (дата обращения: 16.05.16).
    Бориневич-Бабайцева 3.А. Пушкин и одесские альманахи // Пушкин. Статьи и материалыОдесса: [б. и.], 1926. Вып. II. С. 51−69.
   Боровой С.Я. «Путешествие Онегина» и одесская тема в русской литературе первой трети XIX века // Пушкин на юге. Кишинев: [б. и.], 1961. Т. II.
   Гребцова И. Т.П. Морозов: становление ученого и публициста // Вісн. Чернігівськ. національн. пед. ун-ту. Сер.: Історичні науки. 2014. Вип. 123. С. 60−65. Режим доступа: http://nbuv.gov.ua/UJRN/VchdpuI_2014_123_13
   Гребцова И.С. Региональные альманахи первой половины XIX в. в социокультурном развитии Новороссийского края и Бессарабской области // Клио: журнал для ученых. 2001. № 2(14). С. 158−163.
   Пол. Гендер. Культура. Немецкие и русские исследования: в 2 т. / под ред. Э. Шоре, К. Хайдер. М.: РГГУ, 2000. Т. 2.
   Реморова Н.[Б]. Комментарии [к балладе «Братоубийца»] // Жуковский В.А. Полн. собр. соч. и писем: в 20 т. М.: Языки славянской культуры, 2008. Т. 3. С. 431−432.
    Рябий М.М. Альманах «Подарок бедным» − «дело истинно просвещенное» // Рябий М.М. «Да чисто русская Россия пред нами явится видней!»: От любомудрия к славянофильству. М.: Пашков Дом, 2007. С. 323−328.
    Савкина И.Л. Провинциалки русской литературы (женская проза 30−40-х годов XIX века). Wilhelmshorst, 1998. Режим доступа: http://www.a-z.ru/women_cd1/html/s_bibl.htm (дата обращения: 16.05.16).
    Смирнов-Сокольский Н.П. Русские литературные альманахи и сборники XVIII−XX веков. М.: Книга, 1965.
Шляпкин И.А. Из неизданных бумаг А.С. Пушкина. СПб: [б. и.], 1903.

    Лісунець Л.І. Жінки-благодійниці як засновниці літературних альманахів «Подарок бедным» та «La Queteuse» в Одесі // Актуальні проблеми вiтчизняноi та всесвiтньоi iсторii: збірник наукових праць. Харків, 2014. Вип. 17. С. 148−154.