Альманах «Подарок бедным» (1834) и гендерный подход в историко-журналистских исследованиях

 

Ссылка для цитирования: Прохорова И.Е. Альманах «Подарок бедным» (1834) и гендерный подход в историко-журналистских исследованиях // Медиаскоп. 2016. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/?q=node/2162

© Прохорова Ирина Евгеньевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), ieprokhorova@mail.ru

 

Аннотация

Статья посвящена первому в России изданию женского благотворительного общества «Подарок бедным» (Одесса, 1834), который до сих пор мало изучен и представляет особый интерес в гендерном отношении. С этой точки зрения подробно рассматривается связанная с его подготовкой переписка председателя Новороссийского женского общества призрения бедных Е.К. Воронцовой с А.С. Пушкиным, письма Р.С. Эдлинг к В.Г. Теплякову, А.П. Зонтаг к И.В. Киреевскому (некоторые архивные материалы писем Зонтаг впервые вводятся в научный оборот) и др. Анализируются оформление и содержание альманаха, прежде всего, выполнившие роль программных статей А.С. Стурдзы о благотворительности и И.В. Киреевского «О русских писательницах».

Ключевые слова: альманах «Подарок бедным», гендерная точка зрения, женское благотворительное общество как издатель, рассуждения А.С. Стурдзы о благотворительности, статья И.В. Киреевского «О русских писательницах».

 

Актуальная историко-журналистская задача и полузабытое издание Новороссийского женского общества

 Важность реконструкции прошлого отечественной периодики XVIII– XIX вв. с учетом гендерного фактора все четче осознается современным научным сообществом. Решение задачи − максимум, состоящей в разработке целостной истории «старой» русской журналистики в гендерном измерении, предполагает постепенные исследования отдельных, самых разных по своим параметрам, но заметных с гендерной точки зрения явлений печати. Среди них значительное место занимает альманах «Подарок бедным», изданный в 1834 г. в Одессе Новороссийским женским обществом призрения бедных. Гендерному анализу этого издания посвящена данная статья.

 До сих пор «Подарок бедным» мало привлекал внимание историков отечественной периодики. Возможно, отчасти из-за того, что в типологическом отношении «Подарок бедным» считали не альманахом, а литературным сборником. В очень благожелательной рецензии современника на эту «премилую, презанимательную» книгу приветствовалось как раз то, что вопреки тогдашней моде на альманахи в ней «нет никаких альманашных элементов»: не успела к Новому году, не имела ни «картинок», ни «красивой обертки» (издана «без типографской роскоши»), ни литературного обозрения, ни «повести из народных преданий»¹.

 Действительно, всегда тонкая грань между альманахом и сборником в «Подарке бедным» минимальна. Однако с категоричностью суждения о «неальманашности» рассматриваемой книжки согласиться нельзя. Ведь альманах не обязательно должен ориентироваться на новогодние праздники, и в данном случае выпуск на русском языке «успел» к другой календарной дате − масленице². Причем, судя по письму А.П. Зонтаг И.В. Киреевскому, написанному вскоре после выхода из печати русскоязычной альманашной книжки, подобное издание планировалось женским благотворительным обществом и на будущий год, т.е. оно могло стать (хотя и не стало) периодическим³. Да и «картинка», пусть одинокая и недостаточно качественная, в «Подарке бедным» присутствовала − вероятно, рецензент просто не заметил эту не отмеченную в оглавлении черно-белую иллюстрацию к статье о Галлеевой комете. Требовать же от альманаха с благотворительными целями, содержание которого не ограничивалось литературно-художественными текстами, полноценного литературного обозрения неправомерно. Тем более что специфический его вариант – большая статья И.В. Киреевского «О русских писательницах (Письмо к А.П. Зонтаг)» − в «Подарке бедным» занял место одного из программных материалов. Так что издание Новороссийского женского общества по праву можно отнести к альманашному типу, его особой разновидности − благотворительному.

 Первой крупной библиографической работой с информацией о «Подарке бедным» стал труд Н.П. Смирнова-Сокольского (1965: 188). В нем указывалось, что параллельно с русскоязычным органом, хотя и с небольшим опозданием, женское благотворительное общество выпустило в Одессе и франкоязычный La Quêteuse («Нищий»), причем в содержательном отношении альманахи совпадали не полностью. «Парность» (при всей ее относительности) этих книжек дала повод современной исследовательнице альманашного типа изданий Ю.Б. Балашовой увидеть в выпуске La Quêteuse «особый «маркетинговый прием» для «привлечения более широкого читательского круга» (Балашова, 2009). Стоит, однако, уточнить, что параллельность изданий на русском и французском языке в Одессе тех лет – обычная практика, неизбежная в портовом городе, где французский долго оставался, по сути, единственным языком межнационального общения.

 Впервые о том, что одесские благотворительные альманахи 1834 г. и издавшее их женское общество представляют научный интерес, заявил еще в 1903 г. И.А. Шляпкин. Так, известный филолог прокомментировал опубликованное им письмо к Пушкину на французском языке неизвестной корреспондентки (ее подпись публикатором читалась как Е. Вибельман) из Одессы от 26 декабря 1833 г. с просьбой о «милостыни» для готовившегося одесскими дамами издания (Шляпкин, 1903: 185−189). Закономерно, что особое внимание к находке проявили пушкинисты. Возникла полемика относительно атрибуции письма: Шляпкин предположил, что псевдонимом Е. Вибельман подписалась председатель Новороссийского женского общества призрения бедных Е.К. Воронцова, но другие исследователи настаивали на авторстве Р.С. Эдлинг. Роль Эдлинг как вице-председателя названной организации и шире – круг ее интересов и деятельности, а также обстоятельства подготовки и выхода альманахов довольно полно (насколько позволяли доступные тогда документы) охарактеризованы в статье 3.А. Бориневич-Бабайцевой (1926). Правда, три десятилетия спустя найденное ответное письмо Пушкина одесской корреспондентке подтвердило, что ею все же была супруга генерал-губернатора Новороссийского края Е.К. Воронцова, которая, как известно, в период жизни поэта в Одессе стала одной из его главных муз (Алексеев, 1956).

 В рамках данной статьи мы ограничимся анализом русскоязычного альманаха «Подарок бедным», но остановимся на вопросах не только его организации, но и содержания и оформления с гендерной точки зрения. Надо сказать, что перспективность гендерного подхода при рассмотрении этого издания уже отмечалась современной украинской исследовательницей Л.И. Лисунец (2014: 149), однако сделанного в этом направлении явно недостаточно.

 

История организации альманаха в письмах Е.К. Воронцовой и Р.С. Эдлинг: гендерный аспект

Начнем с упомянутых выше писем, которыми обменялись Е.К. Воронцова и А.С. Пушкин в связи с альманашным проектом. Письмо Воронцовой датировано 26 декабря 1833 г., когда Одесса, Новороссийский край, да и вся Россия переживали тяжелые последствия неурожая. Корреспондентка Пушкина подчеркивала, что альманах, задуманный с целью сбора средств для помощи нуждающимся, требовал широкого содействия. Поэтому члены одесского женского благотворительного общества просили «литературных светил» оказать им «поддержку и покровительство», дабы «подарок бедным» сделать более «богатым» (Алексеев, 1956: 252)⁴.

 Свою «смелость обеспокоить» Пушкина Воронцова объясняла «не личным интересом», а заботой о «благодеянии», которое «предназначено для других». Вообще в ее письме соединились «официальное» и «лирическое» дружеское начала, по справедливому указанию М.П. Алексеева (1956: 252). «Официальное» (заметим, традиционно относимое к «мужскому» миру) связано в письме Воронцовой с четкой апелляцией к гражданской миссии проекта, затеянного руководимым ею обществом. «Лирическое» начало проявилось в характерной вообще для женского письма эмоциональности, здесь – в своеобразной смеси стеснительности и кокетства женщины, общение Пушкина с которой почти 10 лет назад было прервано весьма драматично для поэта. Дань светской игре с чертами фемининности очевидна во вступлении: «Право не знаю, должна ли я писать Вам и будет ли мое письмо встречено приветливой улыбкой, или же тем скучающим взглядом, каким с первых же слов начинают искать в конце страницы имя навязчивого автора». Прося Пушкина о «милостыне» для голодающих Новороссии, Воронцова не только напомнила поэту об их «прежних дружеских отношениях» в Одессе, сентиментально назвав воспоминания об этом своим «богатством старости». Она умело воспользовалась и приемом литературного комплимента: Одесса «благодаря Вашему имени войдет в историю»⁵. Так председатель женского благотворительного общества сумела одновременно выразить общее мнение относительно уже созданных Пушкиным одесских строк и изящно польстить потенциальному автору.

 Ответ Пушкина Воронцовой содержал предложение «нескольких сцен из трагедии, которую <…> имел намерение написать» (как полагают исследователи, речь шла о «Русалке»), и извинения, что не может предложить чего-либо «менее несовершенного» (цит. по: Алексеев, 1956: 251). Письмо демонстрировало не только требуемую этикетом авторскую скромность и действительную требовательность поэта к себе, но и его уважительное отношение к просьбе Воронцовой. Особенно если учесть, что на подобную просьбу, с которой в декабре 1830 г. обратился к Пушкину знакомый с ним по Москве М.П. Розберг, один из основателей первого одесского альманаха (см. об этом: Бориневич-Бабайцева, 1926: 55), − поэт не откликнулся вовсе⁶.

 Вместе с тем в общем тоне лаконичного пушкинского ответа можно услышать интонации обычной светской учтивости при нежелании вникать в заботы и переживания Воронцовой в связи с проектом женского общества. Да и с отправкой своей «милостыни» поэт не поторопился – на письмо от 26 декабря 1833 г. он ответил лишь 5 марта 1834 г. Опоздав к сроку выпуска (и не указанному Воронцовой, вероятно, по неопытности), пушкинская «Русалка» не смогла стать приманкой для подписчиков/покупателей «Подарка бедным». М.П. Алексеев (1956: 253−254) связывал задержку с рассеянной светской жизнью Пушкина в начале 1834 г. Правда, пожалованный 30 декабря 1833 г. в камер-юнкеры поэт вел ее во многом по необходимости, а его переписка этих месяцев отразила и постоянную занятость литературными и семейными делами⁷. Так или иначе ценен уже сам обмен письмами между Воронцовой и Пушкиным, который свидетельствует о потенциале сотрудничества женской благотворительной организации, решившейся взять на себя функции издателя, с первым писателем России во имя высокой общественной цели.

 Способность женщин даже в российской провинции в середине 1830-х гг. браться за издательские проекты и организовывать достойное наполнение редакционного «портфеля» подтверждают письма Р.С. Эдлинг к жившему тогда в Одессе В.Г. Теплякову. Бросается в глаза ее редкая для женщин того времени осведомленность в текущей литературно-журнальной ситуации. В самом начале 1834 г. Эдлинг очень оперативно писала Теплякову, узнав «вчера вечером» об отсутствии «в первых двух номерах “Телескопа” его “Песни Казака”», что теперь она надеется получить это его стихотворение и «Старушку» в «русское издание» одесского альманаха. Эдлинг торопила Теплякова доставить ей тексты уже «вечером, чтобы провести через огонь чистилища, т.е. цензуру, возможно скорее»⁸. А уже в следующем письме, проинформировав автора о разрешении «Казака» (так Эдлинг называла «Песню казака»), высказала уверенность, что благодаря этой публикации «наш альманах будет иметь успех»⁹. Напористость Эдлинг в издательском благотворительном проекте вполне вписывается в «портрет» этой удивительной женщины, отличавшейся серьезной образованностью, литературной одаренностью, трудолюбием и инициативностью. Из опубликованных мемуаров графини и других источников известно о ее интересе к мистицизму (с этим связана и ее дружба со знаменитой баронессой Крюденер, одно из произведений которой уже после смерти писательницы опубликовано в La Quêteuse, очевидно, по инициативе Эдлинг). Вообще в ней уживались преданность многим идеям раннего русского консерватизма, и, казалось бы, далеким от него представлениям о возможности не ограничивать деятельность женщины традиционными рамками семьи¹⁰.

 Бесспорно, в успехе издательского предприятия, предназначенного для помощи голодающим Новороссийского края, был прямо заинтересован М.С. Воронцов, и нельзя исключить, что изначально идея благотворительного альманаха возникла в его канцелярии, например у П.Т. Морозова. Тем более что этот просвещенный энергичный чиновник к 1833 г. имел опыт работы и в Одесском приказе общественного призрения, и организации (совместно с Розбергом) первого одесского альманаха с благотворительной целью (подр. см.: Гребцова, 2014), да и в «Подарке бедным» была помещена его статья «Праздники Рождества Христова и Нового года в Одессе». И все же наша гипотеза о мужской «подсказке» при рождении женского издательского проекта только гипотеза.

 

А.П. Зонтаг и «Подарок бедным»: вопрос о редакторе и сотрудничество с И.В. Киреевским

Очень важен с гендерной точки зрения вопрос о степени мужского участия в редактировании альманаха. Прояснить его помогают письма уже упоминавшейся А.П. Зонтаг из Одессы в Москву к ее племяннику И.В. Киреевскому. Некоторые отрывки из входящих в них опубликованы, хотя с неточностями и минимальными комментариями, в книге М.М. Рябия «Да чисто русская Россия пред нами явится видней!»: От любомудрия к славянофильству» (2007). Трудно согласиться с общим выводом исследователя о включенности «Подарка бедным» в процесс идейных исканий бывших любомудров в движении к славянофильству лишь на основании того, что в этом процессе участвовал Киреевский¹¹. Тем более что чрезвычайно ценные для воссоздания истории альманаха фрагменты писем Зонтаг, которые не вписываются в интерпретацию Рябия, им просто проигнорированы.

 Таково сообщение корреспондентки Киреевского от 9 февраля 1834 г. о судьбе посланного (вероятно, по его рекомендации) в «Подарок бедным» романса Н.Ф. Павлова (речь, судя по деталям описания, шла о стихотворении «Она безгрешных сновидений…»¹²). Зонтаг отмечала, что «прекрасный» романс «не прошел через строгую цензуру» редактора А.С. Стурдзы, который «никак не захотел поместить его в наш небесный Альманах»¹³. Интересно, что всегда глубоко религиозная Зонтаг явно с иронией отнеслась к такой «благочестивости» редакционной цензуры. При этом она указала, что не могла повлиять на ситуацию, поскольку редактор «определен от общества», в котором у нее был «один только, и то незначащий голос, потому что главные голоса принадлежат четырем дамам Совета и Президентше»¹⁴. Так письмо Зонтаг раскрывает некоторые общие механизмы деятельности женского благотворительного общества и принятия непосредственно редакторских решений относительно «Подарка бедным».

 Разумеется, в письмах отразился и бесспорный организаторский успех самой Зонтаг − привлечение к сотрудничеству Киреевского. Конечно, здесь сыграли роль семейные связи. Но письмо Зонтаг с «заказом» Киреевскому, как и письмо Воронцовой Пушкину, имеет признаки «официального» обращения за «милостынию» от «имени дам Новороссийского женского общества призрения бедных», которым «положено» издать альманах на русском и французском языках «в числе средств, придуманных» для «собрания суммы на вспомоществование бедным»¹⁵. Правда, обстоятельства этого решения описаны Зонтаг более эмоционально: «Тебе уже известно, что в здешнем краю совершенный неурожай; голод и бедность ужасны»¹⁶. Так подкрепляется переход к конкретизации просьбы о «благодеянии» − «прислать одну из пиэс» Киреевского «для украшения нашего Альманаха», причем «поспешить этою присылкою»¹⁷, хотя, как и в письме Воронцовой, срок не назван.

 А уже через месяц с небольшим, 22 декабря, Зонтаг передала племяннику «живейшую благодарность всего … общества за милое участие»¹⁸ в «Подарке бедным». Определение «милое участие», отметим, довольно по-женски и неточно характеризует столь значительный вклад Киреевского, как статья «О русских писательницах (Письмо к А.П. Зонтаг)». К концу 1833 г. ее автор зарекомендовал себя как один из самых талантливых представителей молодого поколения, серьезно размышлявший над проблемами современной философии, соотношения русского и западноевропейского просвещения, издатель московского журнала «Европеец», который смог соединить, по словам Пушкина, «дельность с заманчивостью»¹⁹ и был запрещен властями на третьем номере в 1832 г. Получение новой статьи Киреевского провинциальным альманахом – большая удача, которую обеспечил, не в последнюю очередь, вынужденный «простой» публициста, его заинтересованность в трибуне для выражения своих идей.

 В этой связи необходимо специально остановиться на письме Киреевского А.И. Кошелеву от 6 июля, которое публикаторы относят к 1833 или 1834 г. В нем сообщалось, что после отъезда друга Киреевский «думал и писал о воспитании женщин» – предмете, который не знал, «как ограничить, так он много захватывает других предметов»²⁰. Автор хотел одновременно «умозрительно» и «жизненно» говорить о несоответствии современного «воспитания женщин <…> потребностям времени и просвещения» в широком контексте проблем «отношения между мужчиною и женщиною»²¹. Киреевский осознавал сложность поставленной творческой задачи. Необходима была четко продуманная, взвешенная позиция, чтобы ее «не приписали ни бессмысленному требованию сенсимонической эмансипации, ни плоскому повторению понятий запоздалых»²². Притом изложить ее предстояло «языком общим, равно признанным в гостиных и в школах, изложить в формах самых простых, чтобы женщина могла понять их, и, несмотря на эту ясность, изложить так, чтобы цензура не имела к чему придраться»²³. «Все это сработать» публицист планировал «к сентябрю»²⁴. Если год написания этого письма 1833-й, то можно предположить, что к ноябрю, когда пришел одесский «заказ», у Киреевского уже была готова «теоретическая» часть статьи с размышлениями о месте женщины в обществе. То есть просьба Зонтаг пришлась весьма кстати – этим объясняется оперативность посылки статьи для «Подарка бедным»²⁵.

 Судя по письмам Зонтаг, вдохновленные поддержкой Киреевского издательницы прагматично ожидали от него и дальнейших усилий − привлечения внимания к альманаху и потенциальных «вкладчиков», и подписчиков. 22 декабря 1833 г. Зонтаг писала ему деликатно, но недвусмысленно: «Мы все очень чувствуем, что успех оного [альманаха. – И.П.] зависит от участия, которое в нем примут московские жители, а это участие будет возбуждено тобою, следственно, ты нам товарищ, сотрудник, благодетель наших бедных». А уже в следующем (недатированном) письме она сообщила племяннику о принятии женским обществом «с благодарностью» его предложений «о продаже альманахов» в Москве. Причем, ссылаясь на мнение общества в отношении «французской половины» книжек, Зонтаг высказала надежду, что все они разойдутся по подписке и не нужно будет «цены надбавлять» (последнее, видимо, тоже предлагал Киреевский). Примечательна ответственность и практичность коммерческой стратегии издательниц: не повышать цены, «чтобы объявления … [уже опубликованные. – И.П.] не теряли своего кредита», хотя в случае продолжения издания в будущем году рост цены допускался²⁶.

 Причем коммерческий оптимизм женское общество связывало с сочувствием проекту в первую очередь москвичей. Даже торопясь закончить письмо 22 декабря, чтобы вернуться к подготовке благотворительных спектаклей, Зонтаг не забыла подчеркнуть: «Весело видеть, как наши москвитяне готовы на все доброе прежде всех. В Москве, как в сердце, более жара, нежели где-либо»²⁷. Будто желая подтвердить ее оценку, в поддержку готовящегося альманаха включился и младший брат И.В. Киреевского, Петр, тоже москвич. 6 декабря 1833 г. он, вероятно, со слов брата, писал Н.М. Языкову, что этот проект «замечателен как по благородному намерению, так и по своей необыкновенности; его издает общество одесских дам в пользу голодных Новороссийского края. Это хоть и капля в море, но зато капелька жемчужная»²⁸.

 Возможно, Зонтаг содействовала и появлению в одесском альманахе новой баллады В.А. Жуковского «Братоубийца» − непосредственно или с помощью Киреевских (напомним, все они близкие родственники). Созданное в 1833 г. на берегу Женевского озера произведение, очевидно, было доставлено в Одессу и «допечатано» на последних страницах альманашных книжек «уже после выхода в свет части тиража» (Реморова, 2008)²⁹. Поэтому «Братоубийца» присутствует не во всех экземплярах альманаха и вообще не значится в его оглавлении. В результате большинство писавших о «Подарке бедным» не упоминали об участии в нем Жуковского. Хотя первая публикация его баллады по мотивам немецкого поэта-романтика Л. Уланда, в основе которой гуманистическая христианская идея «милости к страждущему грешнику», образ Девы Марии как всепрощающей матери, по праву стала одной из ключевых в одесском альманахе. Кстати, в этом качестве она была отмечена и полностью перепечатана в упоминавшейся выше рецензии «Северной пчелы»³⁰.

 

Содержание и оформление «Подарка бедным»: «мужское» и «женское»

Теперь более подробно остановимся на анализе содержания и оформления «Подарка бедным» с гендерной точки зрения. Отсутствие каких-либо декоративных элементов, в том числе на титуле, придало изданию своего рода «мужественной» строгости. В то же время умно подобранный латинский эпиграф «Miseris succurrere disco» из «Энеиды» Вергилия мог подсказать внимательному и эрудированному читателю «женский» код благотворительного альманаха. Ведь цитировалась афористичная фраза легендарной основательницы и царицы Карфагена Дидоны, которую Вергилий показал как спасительницу Энея: «Non ignara mali, miseris succurrere disco» (в переводе: «Познав несчастье, я научилась помогать страдальцам»)³¹.

 Композиция «Подарка бедным» тоже вполне удачна. По мнению Л.И. Лисунец (2014: 150), это заслуга Р.С. Эдлинг. Но документальных подтверждений данной оценки историк не привела, лишь повторив сказанное Бориневич-Бабайцевой об активном участии в издании вице-председателя женского благотворительного общества. Таким путем, по сути, пошла и одесская исследовательница И.С. Гребцова (2001: 160), причем в ее статье Эдлинг прямо объявлена выполнявшей «задачу редакционной подготовки альманаха»: «договаривалась с типографией, комплектовала отделы издания, вела переписку с авторами». Однако представленное нами выше свидетельство Зонтаг о редакторской цензуре А.С. Стурдзы дает основание предположить, что ему принадлежала и решающая роль в построении альманашной книжки. Впрочем, известно, что влияние на него старшей сестры всегда было велико.

 Достоинство композиции обнаруживается, прежде всего, в разнообразии и вместе с тем в сбалансированном соотношении публикаций разных жанров, акцентирующих разные темы и образы при создания единого ансамбля альманаха. Правда, отмечавшееся выше пόзднее включение в книжку ряда важных произведений не позволяет в полной мере представить изначальный редакционно-издательский замысел.

 Вполне удачно соположение в альманахе наиболее весомых − и по объему, и по содержанию − материалов А.С. Стурдзы и И.В. Киреевского, которые вместе определили сквозные идеи «Подарка бедным». Статья Киреевского «О русских писательницах», помещенная в начале второй половины книжки (с. 120−158 в 200-страничном издании) и объединившая все четыре главные темы альманаха − благотворительность, просвещение, женщина, творчество, − значительно дополнила пафос открывающих альманах рассуждений А.С. Стурдзы «О частной благотворительности» и «О благотворительности общественной» (с. 1−48).

 Надо сказать, что обе статьи Стурдзы были написаны и впервые опубликованы еще в 1817 г. в созданном при его участии «Журнале Императорского человеколюбивого общества»³². При их перепечатке в «Подарке бедным», несмотря на изменившиеся время, место и тип издания, автор не внес практически никакой правки. Традиционно объявляя «неравенство состояний, как и все прочие многосложные бедствия общежития», «плодом первоначального грехопадения», автор сумел уйти от характерных для патриархатной идеологии рассуждений об особой «женской вине» (истории Евы). В моралистических «беседованиях» публицист остался чужд и другого гендерного стереотипа – представлять женщин чувствительными более мужчин и, следовательно, склонными к милосердию, филантропии. Знаменательно также то, что автор обращался к «читателям», очевидно, используя это слово в собирательном значении (в отличие от широко распространенной тогда формулы «читатели и читательницы»). Вообще в рассматриваемых статьях соотношение «женское» − «мужское», кажется, мало интересовало Стурдзу, занятого проповедью идеи, что благотворительность – «обязанность каждого», «долг братства» христиански просвещенного человека, возможность восстановить некое «произвольное равенство»³³ между людьми.

 В отличие от Стурдзы Киреевский уже в заголовке «О русских писательницах» фокусировал внимание на «женской» теме. Статья, вполне закономерно построенная в форме письма Зонтаг − не просто близкому человеку, но женщине-литератору, начинается с декларации, что, хотя «в России особенно есть женщины, созданные с душою возвышенною», способные «к делам <…> высоким, даже героическим», реализовывать эти возможности россиянкам позволит только развитие просвещения. Если рассматривать данное суждение в контексте статьи в целом, можно определенно утверждать, что понятие просвещения используется Киреевским в гораздо более широком смысле, чем у Стурдзы с его акцентом на религии. Под влиянием просвещения (в понимании Киреевского) россиянки смогут «действовать вместе», как «в государствах больше просвещенных» − в пример приводится опыт женских благотворительных обществ в Европе и Соединенных Штатах³⁴.

 Киреевский приветствовал попытки женщин выступить самостоятельной социальной группой, желающей и готовой включиться в решение насущных общественных проблем с помощью организованной благотворительности, корпоративной издательской деятельности. «Хороший знак» публицисту видится в том, «что одесские дамы выбрали как одно из средств издать альманах». Он полагает подобные действия «признаком большей зрелости … общественной образованности»³⁵. Выражаясь современным языком, Киреевскому удалось пунктирно наметить своеобразную «дорожную карту» социализации женщин.

 По Киреевскому, «просвещение у нас продвигается быстро» и «успехи его еще заметнее в женщинах, чем в мужчинах». Это, конечно, не просто отголосок «старых» идей «феминизации» литературы, известных по программным высказываниям карамзинистов начала XIX в. Показательна сравнительная степень слова «заметнее»: нынешние «успехи просвещения» в женском сообществе, которое в большей степени, чем мужское, прежде страдало от его недостатка, действительно более заметны. Киреевский уточнил, в чем видел «неслыханные» перемены: теперь женщины «начали мыслить, и большая часть из них имеет образ мыслей уже не гостиный, не накладной, но свой, настоящий», «хотят иметь мнение, чувствуют, что, не украшенные сердечным убеждением в некоторых истинах, они теряют половину своей прелести». Предупредив, что опирается лишь на свои «частные» наблюдения, публицист решился предположить, что «в этом отношении [способности мыслить. – И.П.] чуть ли прекрасный пол не опередил другой, который приписывает себе право на разум по преимуществу [курсив Киреевского. – И.П.]»³⁶. Так в статье Киреевского появляется не только признание «успехов просвещения» среди женщин, но и ирония в отношении одного из классических мифов андроцентричного сознания. При этом автор стремился, вероятно, не столько оценить реальное положение дел в сфере «общественной образованности», сколько помочь общественному мнению «нового поколения и частью среднего» избавляться от гендерных стереотипов, от привычки «видеть в женщине полуигрушку»³⁷, неколебимой в старшем поколении светского общества. Эта стратегия прослеживается при разработке Киреевским всей тематической цепочки «женщина − просвещение – благотворительность – творчество».

 Основную часть статьи занимают бегло, но с акцентированной симпатией набросанные портреты более 10 русских «дам − поэтов» 1820 – начала 1830-х гг., среди которых Е.П. Ростопчина, З.А. Волконская, Е.Б. Кульман, Н.С. Теплова, С.С. Теплова, А.И. Готовцова, К.К. Яниш (после замужества − Павлова). Киреевский с сочувствием писал о них как жертвах господствующего в России «предрассудка против писательниц», который находил отголосок и среди литературных критиков (в те годы занятие почти исключительно мужское). С этим предрассудком он связывал ограничение свободы его соотечественниц в самореализации: сочинять, переводить, тем более печатать свои произведения, а все же напечатанное подписывать своим именем. Вынужденный сохранять чужую тайну, автор статьи тоже почти не называл имен, говоря о различных, как правило, непростых в таких условиях судьбах русских писательниц.

 Для Киреевского, критика-философа, не приемлема односторонность − ни в комплиментарном подходе ко всему написанному представительницами прекрасного пола³⁸, ни в упреках им в неизменной замкнутости в мире лишь «внутренних» событий. В статье «О русских писательницах» верно указывалось на обычно вынужденный, обусловленный давлением извне характер такой камерности. При этом очень высокой оценки удостоилась лирика Н.С. Тепловой − «музыкальная исповедь девушки-поэта», язык которой «иногда мужественно силен, часто необыкновенно грациозен»³⁹. В целом Киреевский одним из первых в русской критике сумел аргументированно показать читателям, что их поэтически одаренные соотечественницы не только могут превосходить «хваленых французских дам-стихотворцев», но и занять «почетное место не в одной дамской литературе»⁴⁰. Следовательно, недостаточно справедливы выводы И.Л. Савкиной, что общий тон рассматриваемой статьи Киреевского «комплиментарно − мадригальный», что автор «не только полемизирует против предрассудков старого поколения, но и в значительной степени их воспроизводит» (Савкина: 1998). Хотя, как говорилось выше, Киреевский тогда действительно дистанцировался и от «понятий запоздалых», и от идей «сенсимонической эмансипации», развивая традиции восприятия женственности в русском образованном обществе, как и романтической рецепции женской поэзии.

 Обращает на себя внимание, что в статье Киреевского почти ничего не сказано о женской прозе – за исключением слегка завуалированной похвалы сочинениям Зонтаг в финале. Как будто подтверждая исключительно стихотворный характер литературных опытов русских писательниц, в «Подарке бедным» они представлены лишь в поэтическом отделе: из восьми авторов три − женщины. Это были поэтессы, заслужившие самые благожелательные отзывы Киреевского, – Н.С. Теплова, Е.П. Ростопчина, А.И. Корнилова, урожденная Готовцева (правда, имя первой нигде не названо, а вместо фамилии Корнилова в оглавлении почему-то указана Крылова). Стоит отметить, что сотрудничество женщин в альманахе, изданном женским благотворительным обществом, приветствовала и «Северная пчела»: «Особенно щедро подарили его дамы, а это есть у нас большая редкость». Причем, подчеркнув ценность новой баллады Жуковского и подробно представив публикации трех поэтесс, рецензент ограничился простым перечислением других «вкладчиков» поэтической части, заявив: «По совести надобно признаться, что Г-жа …… [Ростопчина. – И.П.] перегнала их и далеко оставила за собою»⁴¹.

 Напечатанные на страницах «Подарка бедным» стихотворения Ростопчиной особенно интересны в аспекте нашей темы. Так, лирическая героиня «Фантазии» позиционирует себя как женщина с богатым и сложным внутренним миром, отнюдь не замкнутым лишь на переживании «внутренних событий». Она способна ощутить сопричастность разным эпохам и народам, слышать и «бранный вопль Тиртея», и «звуки серенад», и − с особым чувством − «русский колокол звенящий»⁴². Конечно, такой женский образ соседствовал в поэтической части альманаха с более традиционным, связанным исключительно с пространством семьи. Вполне патриархальный идеал женщины рисовался в переведенном С.Е. Раичем отрывке «Похвала женщинам» из поэмы «Неистовый Орландо» Ариосто. Но и здесь акцентировалась возможность для женщины прославиться, пусть лишь в семейном кругу, «возвысясь в скромной доле»⁴³.

 Итак, «Подарок бедным» − издание действительно незаурядное и с точки зрения соотношения женского и мужского участия в его организации, и в плане идейного смысла «послания», с которым этот печатный орган женского благотворительного общества обратился к аудитории. Подчеркнем, «лицо» альманаха определили не только перепечатки рассуждений его редактора А.С. Стурдзы на темы общехристианской филантропии, но и публикации новых произведений разных авторов, в разных жанрах непосредственно разрабатывавших проблематику, которую сегодня принято называть гендерной, в духе преодоления патриархатных стереотипов. Ключевым здесь оказалось литературно-критическое выступление с явным публицистическим пафосом − статья И.В. Киреевского «О русских писательницах».

 Проведенный анализ показывает, что альманах, выпущенный в 1834 г. в Одессе женским обществом призрения бедных, благодаря его деятельному сотрудничеству со многими известными авторами, в том числе столичными, сумел стать явлением отнюдь не регионального масштаба. Да и в функциональном отношении «Подарок бедным» вышел за рамки печатного органа с коммерческой установкой, пусть и связанной с высокими благотворительными целями. Изучение этого во многом новаторского альманаха, несомненно, требует продолжения, поиска материалов, проясняющих историю взаимоотношений издательниц, редактора и авторов, распространения и восприятия издания читателями, в том числе с учетом гендерного фактора. Ведь исследования «старой» русской журналистики в гендерном измерении, как видим, весьма продуктивны.

 

---

Примечания

1. ВВВ [Строев В.М.] [Рецензия на альманах «Подарок бедным»] // Северная пчела. 1834. № 128. С. 309−311. Любопытно, что в статье А.И. Рейтблата, авторитетного исследователя альманаха 1820−1830-х гг. как социокультурной формы, «Подарок бедным» упомянут лишь в сноске к соответствующей цитате о критериях альманашного типа издания (Новые безделки: Сборник статей к 60-летию В.Э. Вацуро. М., 1995–1996. С. 167−182).
2. См. об этом: Русский библиофил. 1916. № 5. С. 20.
3. Зонтаг А.П. Письма к И.В. Киреевскому // РГАЛИ. Фонд И.В. и П.В. Киреевских (№ 236). Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 7.
4. Здесь и далее письмо Воронцовой цитируется по переводу, использованному в статье М.П. Алексеева (1956: 252).
5. Ср. слова Туманского в письме Пушкину в апреле 1827 г. о том, что созданный им в «Евгении Онегине» образ Одессы − «грамота на бессмертие нашего города» и что эти строки будут вскоре напечатаны в только что организованной газете «Одесский вестник» (цит. по: Боровой, 1961: 265). Понятно, что эта формула Туманского из частного письма могла дойти до Воронцовой, в том числе и благодаря их светскому общению, устраиваемым Воронцовыми литературным вечерам. Кроме того соответствующие высказывания появлялись в одесской прессе (Боровой, 1961: 278).
6. В этой связи надо сказать, что встречающиеся в научной литературе указания, что сам Пушкин во время пребывания в Одессе собирался издать там альманах, не совсем верны. Документально подтверждается лишь то, что возможность организации «своего» литературного журнала обсуждалась им тогда в переписке с П.А. Вяземским. Причем в письме от 7 июня 1824 г. Пушкин высказался об этом скептически, в том числе о перспективах покровительства изданию М.С. Воронцова (Пушкин А.С. Полн. собр. соч.: в 10 т. Л: Наука, 1979. Т. 10. С. 72).
7. См., напр., письмо А.С. Пушкина к П.В. Нащокину от середины марта 1834 г. с «отчетом» о своей напряженной жизни последних месяцев (Там же. С. 364).
8. Письма гр. Р.С. Эдлинг к В.Г. Теплякову // Русский библиофил. 1916. № 5. С. 20 (все письма напечатаны в переводе с французского языка). Публикаторы отнесли цитируемое письмо Эдлинг к февралю − марту 1834 г. Учитывая еженедельную периодичность журнала «Телескоп» в 1834 г. и то, что дополнительные материалы для альманаха проходили цензуру 8 марта 1834 г. (уже после указанной в самом альманахе даты 10 января 1834 г.), можно уточнить датировку ее письма – «не позднее первой недели марта».
9. Там же. Это письмо Эдлинг датировано: «воскресенье, март 1834». Имеется в виду, вероятно, 9 марта − первое воскресенье после дня прохождения цензуры двумя упомянутыми стихотворениями Теплякова. Поздним их включением, видимо, обусловлено и то, что подборка из трех стихотворений Теплякова оказалась «разбита» прозаической статьей М.Л. М[агницкого] об «ожидаемой в 1835 г. комете».
10. См. об этом: Русский Архив. 1887. Вып. 2. С. 202−228; Вып. 3. С. 289–304; Вып. 4. С. 421–438. По довольно противоречивой идейной позиции Р.С. Эдлинг (урожденная Стурдза) близка своему младшему брату Александру, которого принято считать одним из представителей первого поколения русских консерваторов 1810–1820-х гг.
11. Довольно обстоятельная критика монографии Рябия в целом и его оценки «Подарка бедным», в частности, содержится в рецензии В.А. Кошелева «Нечто о “чисто русской России”». Режим доступа: http://magazines.russ.ru/nlo/2008/92/ko33.html
12. Романс датируется по воспоминаниям М.И. Глинки, указавшего, что в начале лета 1834 г. в московском доме своего приятеля Н.А. Мельгунова он встретил Павлова и «при нем же» положил на музыку «незадолго им сочиненный» романс «Не называй ее небесной … etc.» (Глинка М.И. Записки. М.: Музыка, 1988. С. 61). Композитор привел название по ставшей весьма популярной строчке стихотворения Павлова, которое в том же году вполне успешно прошло московскую цензуру и было издано Мельгуновым вместе с другими произведениями «на музыку» Глинки.
13. РГАЛИ. Ф. 236. Оп. 1. Ед. хр. 74. Л. 4. (Здесь и далее все подчеркивания принадлежат автору писем).
14. Там же.
15. Там же. Л. 1.
16. Там же.
17. Там же. Любопытно, что Зонтаг просила племянника адресовать ответ на ее имя в одесский дом Воронцовой, куда «графиня перетащила» ее с семьей «на всю зиму».
18. Там же. Л. 3.
19. См.: Пушкин А.С. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 313.
20. Киреевский И.В. Письмо к А.И. Кошелеву от 6 июля [1833 или 1834 г.] // Киреевский И.В. Критика и эстетика. М.: Искусство, 1979. С. 360.
21. Там же
22. Там же. С. 360−361.
23. Там же.
24. Там же. С. 361.
25. В пользу датировки письма Киреевского 1833 г. говорит и свидетельство А.И. Кошелева о том, что он действительно тем летом уезжал в подмосковную (Записки Александра Ивановича Кошелева (1812−1883 годы). М.: Наука, 2002. С. 36).
26. Там же. Л. 7−7-об.
27. Там же. Л. 3-об.
28. Письма П.В. Киреевского к Н.М. Языкову. М.-Л.: [б. и.], 1935. С. 57.
29. В подробном историческом комментарии Реморовой, к сожалению, допущена одна неточность: в книжках альманаха, содержащих балладу, она опубликована не анонимно, а с подписью Жуковского (Подарок бедным. C. 200).
30. Северная пчела. 1834. № 128. С. 310-311.
31. См. об этом: Латинско-русский и русско-латинский словарь крылатых слов и выражений. М., 1982. Режим доступа: http://dic.academic.ru/dic.nsf/latin_proverbs/1654/N%C3%B3n
32. Журнал Императорского человеколюбивого общества. СПб, 1817. Ч. 1. С. 218–231; Ч. 2. С. 364–384. Первая статья датирована 29 октября; вторая – 26 ноября 1817 г. и подписана полным именем, в обоих случаях обозначено место написания − Москва. Заметим, кстати, что Стурдза был причастен и собственно к организации общества.
33. Подарок бедным. Одесса. 1834. С. 3−4, 17, 7, 8.
34. Киреевский И.В. О русских писательницах // Киреевский И.В. Критика и эстетика. С. 123−124.
35. Там же. С. 124.
36. Там же. С. 124−125.
37. Там же. С. 126.
38. По остроумному замечанию К. Хайдер, в России в конце XVIII – первой трети XIX вв. суждения о женском творчестве вообще «дрейфовали» между «мадригалом» и «мизогинным тоном» (об этом см. в сб.: Пол. Гендер. Культура, 2000: 131−153).
39. Киреевский И.В. О русских писательницах. С. 129.
40. Там же. С. 131.
41. ВВВ [Строев В.М.] [Рецензия на альманах «Подарок бедным»]. С. 309−311.
42. Подарок бедным. С. 46−47.
43. Там же. С. 82.

 

Библиография

    Алексеев М.П. Новое письмо Пушкина // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. М., 1956. Т. XV. Вып. 3. С. 250−254.
    Балашова Ю.Б. Специализированные разновидности альманаха (историко-типологический анализ) // Вестн. ун-та Рос. акад. образования. 2009. № 2. Режим доступа: http://jf.spbu.ru/upload/files/file_1321472606_3145.doc (дата обращения: 16.05.16).
    Бориневич-Бабайцева 3.А. Пушкин и одесские альманахи // Пушкин. Статьи и материалыОдесса: [б. и.], 1926. Вып. II. С. 51−69.
   Боровой С.Я. «Путешествие Онегина» и одесская тема в русской литературе первой трети XIX века // Пушкин на юге. Кишинев: [б. и.], 1961. Т. II.
   Гребцова И. Т.П. Морозов: становление ученого и публициста // Вісн. Чернігівськ. національн. пед. ун-ту. Сер.: Історичні науки. 2014. Вип. 123. С. 60−65. Режим доступа: http://nbuv.gov.ua/UJRN/VchdpuI_2014_123_13
   Гребцова И.С. Региональные альманахи первой половины XIX в. в социокультурном развитии Новороссийского края и Бессарабской области // Клио: журнал для ученых. 2001. № 2(14). С. 158−163.
   Пол. Гендер. Культура. Немецкие и русские исследования: в 2 т. / под ред. Э. Шоре, К. Хайдер. М.: РГГУ, 2000. Т. 2.
   Реморова Н.[Б]. Комментарии [к балладе «Братоубийца»] // Жуковский В.А. Полн. собр. соч. и писем: в 20 т. М.: Языки славянской культуры, 2008. Т. 3. С. 431−432.
    Рябий М.М. Альманах «Подарок бедным» − «дело истинно просвещенное» // Рябий М.М. «Да чисто русская Россия пред нами явится видней!»: От любомудрия к славянофильству. М.: Пашков Дом, 2007. С. 323−328.
    Савкина И.Л. Провинциалки русской литературы (женская проза 30−40-х годов XIX века). Wilhelmshorst, 1998. Режим доступа: http://www.a-z.ru/women_cd1/html/s_bibl.htm (дата обращения: 16.05.16).
    Смирнов-Сокольский Н.П. Русские литературные альманахи и сборники XVIII−XX веков. М.: Книга, 1965.
Шляпкин И.А. Из неизданных бумаг А.С. Пушкина. СПб: [б. и.], 1903.

    Лісунець Л.І. Жінки-благодійниці як засновниці літературних альманахів «Подарок бедным» та «La Queteuse» в Одесі // Актуальні проблеми вiтчизняноi та всесвiтньоi iсторii: збірник наукових праць. Харків, 2014. Вип. 17. С. 148−154.