Русский
English
Русский EnglishMedia System as a Complex of “Information Tornados”
Зорин Кирилл Александрович
кандидат философских наук, доцент, заведующий кафедрой журналистики Сибирского федерального университета, Kirill_zorin@mail.ru
Kirill A. Zorin
PhD, Associate Professor, Head of the Chair of Journalism, Siberia Federal University, Kirill_zorin@mail.ru
Аннотация
Статья посвящена применению принципа нелинейности при изучении медиасистем и медиаорганизаций. Отмечая проблемы использования существующих подходов – медиаиндустриального, функционального, «полевого» – автор предлагает альтернативу. Выдвигается идея понимать информационное поле как совокупность самых разнообразных информационных полей, генерируемых как индивидами, так и общностями. Для их обозначения используется такая метафора, как «информационный вихрь». Мощные информационные поля, создаваемые медиа, обозначаются как «информационные торнадо».
Ключевые слова: нелинейность, информационное поле, медиасистема, массмедиа, открытые социальные системы.
Abstract
The article examines the application of the non-linearity principle to the study of media systems and media organizations. The author outlines the problems of using the existing approaches (media industrial, functional and field approaches) and suggests an alternative idea. A data field is understood as an aggregation of various data fields, generated by both individuals and social groups. For designating these data fields, such a metaphor as “information whirlwind” is used. The powerful data fields produced by media organizations are designated as “information tornados”.
Key words: non-linearity, data field, media system, mass media, open social systems.
Процессы, с которыми столкнулись медиаорганизации за последние 10−15 лет, заставляют не только исследователей медиа, но и специалистов-практиков задаваться вопросами онтологического характера. Конвергенция технологий, видов и способов коммуникации, возникновение глобального информационного пространства (global cyberspace), исчезновение монополии массмедиа на производство и распространение массовой информации (сегодня с профессионалами успешно конкурируют представители аудитории); гибридизация журналистики с рекламой, связями с общественностью – это далеко не полный перечень того, что подталкивает к переосмыслению принципов функционирования медиасистем.
С одной стороны, возникают новые, еще недостаточно изученные практики создания, распространения и потребления медийного контента. Существующие концепции не всегда помогают в понимании происходящего. Так, традиционная типология СМИ хорошо объясняет «бытие» прессы в реальном, «офлайновом» мире, где есть пространственные (географические границы) и временные (часовые пояса со сменой дня и ночи) маркеры. Но она не всегда подходит для объяснения законов функционирования массмедиа в «онлайновом» мире. Ведь там влияние пространственно-временных маркеров ослаблено: сегодня глобальные медиа распространяют информацию не из одной штаб-квартиры, ориентируясь на ритм жизни жителей определенного часового пояса, а из нескольких офисов, которые последовательно становятся «главными» в течение суток. Это делается для того, чтобы информация могла создаваться и распространяться постоянно. И поэтому при ослаблении пространственно-временных границ актуально говорить о растущем влиянии других границ – ментальных. Из-за них даже на территории одного государства могут существовать социальные группы, которые практически никак не взаимодействуют друг с другом, а ориентированные на эти группы медиа могут создавать абсолютно противоположные когнитивные картины мира.
С другой стороны, без осмысления онтологических проблем медиасферы весьма трудно строить прогнозы ее дальнейшего развития, а именно в них все острее нуждаются практики. Им становится сложнее находить эффективные способы общения с аудиторией, рекламодателями, властью. В то же время адаптация чужого опыта – то, что часто срабатывало ранее, – уже не гарантирует успеха. Несмотря на глобализацию самых разных сфер жизни, те самые ментальные границы могут существенно повлиять на процессы массовой коммуникации. Немецкий философ Н. Больц, описывая неравенство в современном мире (которое, по его мнению, теперь определяется не только доступом к финансам, но и доступом в онлайновую среду), отметил положение индийцев. Их можно отнести к неимущим, но они нашли способ включиться в культуру Интернета. И наоборот, Больц выделяет староевропейцев – богатый слой западного мира, не желающий учиться новому1. Очевидно, что заимствование в Европе и внедрение в Индии практик, связанных с созданием и распространением массовой информации будет довольно рискованным. Хотя ранее подобная тактика «переноса» некоего опыта из развитых стран в страны «третьего мира» считалась успешной, поскольку предполагалось, что все развивается по одной траектории.
Таким образом, в современных условиях возникает необходимость искать новые модели устройства и поведения медиасистем, которые могли бы учесть разнообразие факторов, разные варианты взаимодействия и развития элементов этих систем.
О возможностях парадигмы нелинейности (многовариантности)
Нелинейность, предполагающая множественность вариантов развития, траекторий движения, свойственна многим системам, в том числе и общественным. Медиасистемы – часть социальных систем, поскольку неразрывно с ними связаны. Однако использовать парадигму нелинейности стали относительно недавно и, в первую очередь, в естественных науках, которые стали изучать неравновесные структуры, поведение нестабильных систем. Одним из выражений этих идей, например, стала разработанная математиками теория хаоса, описывающая поведение некоторых нелинейных динамических систем. В результате, как отмечает И. Пригожин, «идея нестабильности не только в каком-то смысле теоретически потеснила детерминизм, она, кроме того, позволила включить в поле зрения естествознания человеческую деятельность, дав, таким образом, возможность более полно включить человека в природу», и это позволило преодолеть разобщенность между естественными и социальными науками2.
Науки об обществе переходят от идеи детерминизма к идее нестабильности не так быстро. Одну из причин этого выделяет Пригожин: «В детерминистском мире природа поддается полному контролю со стороны человека, представляя собой инертный объект его желаний», и экстраполяция классической физики на общество заставила верить в это долгое время3. Гораздо выгоднее считать социальные системы предсказуемыми и полностью управляемыми.
Другой причиной, вероятно, является то, что исследовать социальные структуры сложнее, чем физические. Социальные системы состоят из большого числа элементов, между которыми существует большое число связей, и поэтому на развитие влияет значительное количество факторов, часть из которых может оставаться скрытой для исследователя. Тем не менее попытки многофакторного исследования общества предпринимались: например, И. Валлерстайном − при объяснении того, как капитализм стал мировой системой и почему данная миросистема становится неэффективной4; П. Сорокиным – для исследования регулярных колебаний западной цивилизации от идеационального общества, ориентированного на ментальное и трансцендентное познание внутреннего мира, к чувственному (здесь торжествует материализм, чувственное восприятие, познание внешнего мира)5.
В условиях продолжающегося формирования парадигмы нелинейного мышления в гуманитарных науках в целом и медиаисследованиях, в частности, приходится использовать традиционные подходы. Авторы монографии «Медиакратия: современные теории и практики» выделяют два основных дискурса о медиа, политике, обществе и власти. Первый появился более ста лет назад и основан на модели потока информации и связанной с ним дихотомии («верх – низ», «коммуникатор – реципиент» и др.). Второй рассматривает коммуникацию примерно так, как физики – понятие поля: коммуникация – «не только явление per se, но и среда, средство, носитель чего-то, кроме себя самой и кроме естественно заложенного в любой информации знания». Данный подход использует модель публичной сферы, которая «опирается на более сложную картину циркуляции социальной информации, интегрирующей и вертикальные, и горизонтальные, и многоуровневые сетевые связи»6.
В рамках первого дискурса обычно используются схемы, изложенные еще в первых теориях массовой коммуникации. Они исходили из того, что «гомогенная» система медиа оказывала вполне успешное воздействие на относительно «гомогенный» социум. Данная идея ярче всего воплотилась в представлениях о природе и силе массовой коммуникации периода Первой мировой войны, которые ретроспективно стали называть «теорией магической пули», или «теорией «волшебной стрелы», а также теорией пропаганды. В начале ХХ в. для понимания социума часто использовалась идея массы как формы обезличенных человеческих отношений. Понимание гомогенности медиасистемы можно также объяснить тем, что до 1930-х гг. она состояла только из одного компонента – печати. Появившийся позже новый компонент – радио – не мог кардинально изменить данных представлений, для этого требовалось время.
Однако вопрос о степени влияния массмедиа на социум оставался одним из центральных в исследованиях массовой коммуникации. Шла дискуссия о пассивности и активности аудитории в процессе восприятия сообщений массовой коммуникации. В ней, например, принимали участие представители франкфуртской школы, бирмингемской школы, торонтской школы и других. Развивались культурологические теории, изучавшие процесс использования медиа при потреблении информации. Работы многих авторов содержали идеи, которые говорили как о нелинейности процессов массовой коммуникации, так нелинейности общественной структуры. Например, в 1950-х гг. на Западе возникли теории, объясняющие, что люди из разных социальных групп неодинаково воспринимают сообщения массовой коммуникации, на них значительное влияние оказывает социальное окружение7. В 1980-х гг. возникла идея «дифференцированного декодирования» текстов, согласно которой большинство медиатекстов полисемично и социальные группы могут их по-разному интерпретировать8.
Модель публичной сферы, используемая вторым дискурсом, который выделяют авторы монографии «Медиакратия: современные теории и практики», более гибкая и дает возможность работать с многообразием информационных потоков и разной степенью вовлеченности социальных групп в коммуникационные процессы. Однако, как отмечают сами авторы, в рамках данного подхода имеется ряд противоречий. Во-первых, публичной сферы в идеальной, описанной Ю. Хабермасом форме никогда не существовало; реальные публичные пространства строились на дискриминации по различным признакам. Во-вторых, возник вопрос о количестве сфер: «даже если публичная сфера была единой, с течением времени она превратилась в разнообразие политических течений, мало связанных друг с другом». Наличие же альтернативных медиа и альтернативных арен еще больше усиливает идею о микросферах публичности. В-третьих, не вполне ясно, для кого публичная сфера существует: «в эпоху свободного рынка публичная дискуссия все больше видится как стратегия, цель которой – убедить рынок». В-четвертых, не вполне понятны границы публичного и частного и кто их должен проводить. Существуют также иные нерешенные вопросы, которые описывают авторы монографии «Медиакратия: современные теории и практики»9.
Необходимость разработки новой парадигмы, работающей со множеством вариантов течения информации и взаимодействия массмедиа с получателями сообщений, допускающей существенную неоднородность медиасистемы и нелинейность ее развития, объясняется следующими причинами. В XXI в., когда стали очевидны деполитизация общества, фрагментация аудитории и массмедиа (усиление разницы между элитарными и массовыми медиа), стала видна и десинхронизация работы различных общественных систем и институтов (о ней пишет Э. Тоффлер в работе «Революционное богатство»10). Авторы, исследующие проблемы медиасферы, отмечают что некогда «гомогенные» медиасфера, информационное поле фагментируются, причем этот процесс характерен для разных стран. О фрагментации отечественной аудитории и системы СМИ писали многие авторы: И.И. Засурский11, В.Л. Иваницкий12, В.Т. Третьяков13 и др. Это же явление фиксируют и западные исследователи. Так, описывая ситуацию в современном мире, Н. Больц отмечает, что «теперь нет общих медиа. Разные ценностные системы обслуживают разные медиа. Разные информационные миры отделяют друг от друга демографические, политические и культурные границы»14. О том, что информационное пространство Евросоюза представляет собой лоскутное одеяло национальных массмедиа, говорилось в 2006 г. на конференции Europe as communication в Праге15. В своих работах Дж. Аткинс16, Р. МакЧесней17 отмечали, что американские массмедиа управляются небольшим числом медиагрупп и ориентированы на средний класс и богатых. И в то же время в XXI в. появился такой вид медиа, как коммьюнити-медиа, (community media), ориентированный на локальные и гиперлокальные аудитории, о чем пишет британский профессор Х. Кевин18.
Таким образом, нелинейность обнаруживается, во-первых, при «горизонтальном» исследовании различных медиасистем (систем разных стран, регионов), которые возникали и развивались в разных экономических, политических и культурных условиях. И это свойство даже в условиях глобализации препятствует унификации медиа.
Во-вторых, нелинейность обнаруживается при «вертикальном» изучении медиасистем: закономерности, характерные для нее в целом или для ее «верхних этажей» (то есть для глобальных, национальных медиа), не обязательно будут определять развитие отдельных элементов, или медиа «нижних этажей» – локальных медиа. Это заметно уже сегодня, когда глобальный контент, глобальная повестка дня успешно конкурируют с локальными контентом и повесткой дня, хотя их производят организации, обладающие абсолютно разными политическими, экономическими, кадровыми и технологическими ресурсами.
В-третьих, нелинейность становится все заметнее при взаимодействии медиасистемы с другими социальными системами. Это проявляется в уже замеченном многими исследователями публичной сферы неравенстве доступа различных институтов и социальных групп к массмедиа, в неодинаковости медиапотребления различных социальных стратов.
Несмотря на это, медиасистему продолжают понимать в рамках механистической картины мира, то есть как некий аппарат, функционирующий по единым правилам. И хотя остается дискуссионным вопрос, была ли медиасистема гомогенной изначально, а потом стала фрагментироваться, или ретроспективный взгляд на нее позволяет увидеть нелинейность работы уже на начальных этапах формирования.
Если рассматривать медиасистему как совокупность создающих контент медиаорганизаций и потребителей этого контента (аудиторию), невольно возникает вопрос, как участвовали в массово-информационном обмене люди, не умеющие читать и писать (а это – подавляющая часть общества даже наиболее развитых стран до второй половины ХIХ в.). Самое легкое – считать их исключенными из процесса массовой коммуникации и изучать только элитную аудиторию. Но это не совсем верно. Во-первых, массово-информационная деятельность существовала задолго до появления медиасистемы. Во-вторых, еще до появления не только первых газет, но и книг для информационного обмена была характерна определенная нелинейность, которая никуда не исчезла и после их возникновения. Например, в Европе существовали четыре мощные коммуникационные сети, которые распространяли информацию среди разных социальных слоев. Об этом пишет, в частности, Дж. Томпсон19. Первая информационная сеть была создана католической церковью и позволяла Ватикану координировать работу приходов и поддерживать связь с политическими элитами. Вторую сеть создавали правители стран, дистанционно общаясь друг с другом и с народом. Третья сеть была создана крупными торговцами. Четвертая объединяла мелких купцов, уличных актеров и простолюдинов, основным коммуникационным узлом был рынок, куда ходили не только за товарами, но и за новостями.
Очевидно, что элита и низы общества переходили на новые информационные технологии с разной скоростью, кроме того не мог быть одинаковым и ориентированный на них контент. Пока представители церкви и дворянства вели на страницах первых изданий дискуссии об эффективных формах общественного устройства, крестьяне на рынках или в иных местах слушали «достоверные» рассказы странников о том, что можно упасть, если дойти до края земли; обменивались практическими советами, рецептами и т.п. При этом у пользователей разных коммуникационных сетей оставалась возможность для шифрования передаваемых данных. Элитам определенную секретность гарантировала письменность (основная часть населения не обладала квалификационными навыками для прочтения посланий), а также использование, при необходимости, латыни или иных языков. Представители низов, в свою очередь, могли использовать жаргон, непонятный для непосвященных.
Таким образом, парадигма нелинейности как минимум имеет право на существование при объяснении работы медиасистемы.
Проблемы изучения медиасистеы как разновидности социальных систем в рамках традиционных подходов
Нелинейный подход в изучении медиасистемы актуален еще и потому, что мы имеем дело с разновидностью социальных систем, а они все относятся к открытым, для которых свойственна многовариантность развития.
Идея рассматривать журналистику, массмедиа, равно как и создаваемые медиапродукты, как некую систему (а также изучать функции журналистики как института – то есть социальной подсистемы), уже высказывалась ранее. Например, о том, что понятием «журналистика» обозначают не только деятельность по сбору, обработке и распространению информации, но и совокупность журналистских текстов, совокупность средств массовой коммуникации, писали Е.П. Прохоров20, С.Г. Корконосенко21 и другие авторы. В конце 2000-х гг. возникло и согласие по поводу того, что журналистику и средства массовой коммуникации нельзя отождествлять, поскольку СМК могут распространять не только журналистские тексты, но и рекламу, литературно-художественные произведения и пр.22
Однако конкретное предложение рассматривать медиасистемы как вид открытых социальных систем, появилось недавно. Например, его можно встретить в диссертациях Е.Е. Даниловой23, А.Д. Дедюхиной24. Авторы пишут о существовании связи медиасистемы с иными социальными системами (политической, экономической, социальной, духовной) и развитии в соответствии с законами, описанными еще Фон Берталанфи, то есть трансформирующимися под влиянием внешних и внутренних факторов в момент так называемой бифуркации.
При этом до сих пор нет четкого понимания, что такое медиасистема, то есть из каких компонентов она состоит и с какими иными системами взаимодействует, потому что при использовании разных подходов акцентируется внимание на одних свойствах и качествах, а другие исключаются. Можно перечислить несколько наиболее часто используемых подходов и обозначить их недостатки.
Медиаиндустриальный подход. Его достаточно часто применяют при исследовании медиаорганизаций. С его помощью медиаорганизации можно рассматривать как субъекты экономической (медиаэкономикс) и одновременно духовной деятельности (полиэткономия). Медиаорганизации взаимодействуют с другими организациями – политическими, экономическими, духовными. Медиаорганизации создают и распространяют массово-информационные продукты для аудитории, а саму аудиторию создают для продажи ее в качестве товара рекламодателям.
Сложность подхода, во-первых, связана с тем, что медиаорганизация – это не механический станок, не некая неодушевленная коммуникационная технология. Любая медиаорганизация – социальная общность, причем сегодня она объединяет не только журналистов или иных творческих работников, но представителей разных профессий. Еще в 1978 г. Л. Энгвол обнаружил в медиорганизациях четыре субкультуры: политическую, экономическую, творческую и техническую25. Субкультуры конфликтуют друг с другом, и даже внутри одной единство обнаружить трудно. Например, представители творческой субкультуры могут по-разному относиться к аудитории, власти, понимать свою профессиональную миссию и т.д. И все это − так или иначе − влияет на взаимосвязи с другими организациями.
Во-вторых, даже если игнорировать социальную природу медиаорганизаций, сама специфика товаров и услуг медиарынка (товары – контент и собственно аудитория как товар) заставляет делать множество допущений, работать с абстрактными моделями, а не с реальными ситуациями. Так, аудитория как товар должна быть продана рекламодателю задолго до того, как он появится на рынке, и никто не гарантирует, что потенциальная аудитория совпадет с фактической.
Не легче обстоит дело и с другим товаром – контентом. Ведь социальный состав медиаорганизации напрямую влияет на содержание сообщений, на типизацию и стереотипизацию гендерных ролей, подачу меньшинств и т. д. Например, исследователи отмечают, что когда-то в США новости были обозначены как жанр, представляющий взгляд на мир белого гетеросексуального мужчины из среднего класса26. Следовательно, иные взгляды на мир новостные программы представляли избирательно или не представляли вовсе.
В-третьих, не только технологические и (зачастую) экономические причины, но и социальные влияют на весь процесс медиапроизводства, например на отношение медиаорганизации с источниками информации. Так, Р. МакЧесней критикует концепцию профессиональной журналистской объективности, на которую опираются современные журналисты США, за то, что она лишила их права голоса. Любая проблема поднимается только тогда, когда есть источник информации (эксперт, политик), готовый о ней говорить. Если источник отсутствует, то проблема игнорируется, ибо в случае, если ее поднимет сам журналист, его могут обвинить в предвзятости, субъективности27.
В-четвертых, нельзя забывать и о том, что аудитория не только потребляет информацию, но и сама активно создает и распространяет ее. И это не является чем-то новым, возникшим благодаря Интернету и новым способам коммуникации. О том, что люди обменивались важными сведениями, слухами, произведениями устного народного творчества еще до возникновения журналистской деятельности, говорилось ранее. Г.В. Лазутина назвала это спонтанным видом создания массовой информации, когда информация возникает без какого-то плана, просто из-за предрасположенности человека к общению. Позже этот вид распространения массовой информации дополнил так называемый организованный вид: в данной деятельности стали участвовать специалисты, появившиеся в результате разделения труда28. В диссертации Е.В. Осетровой отмечается, что традиционный канал распространения социального знания – так называемый устный канал – никуда не исчез. Его можно сегодня ставить в один ряд с такими каналами массовой коммуникации, как телевидение, радио, печать, Интернет. Работа канала заключается в том, что по цепочке межличностных контактов от одного человека к другому транслируются устные сообщения: неавторизованная информация, принимающая актуальные формы анонимных новостей (слухи, сплетни, вести, россказни), а также фольклор и тексты житейской мудрости29.
Функциональный подход. Еще один подход позволяет рассматривать массмедиа как социальный институт. Он, безусловно, удобен для исследования общественных функций медиаорганизаций, журналистики, медиасферы. Но, опять же, он заставляет рассматривать их как нечто гомогенное, хотя далеко не каждая медиорганизация будет реализовывать весь спектр функций, характерный для медиасистемы в целом. Эти функции сложно увязывать даже с какими-либо классификациями СМК: можно найти немало идентичных по типологическим характеристикам СМК, которые по-разному реализуют функции журналистики как социального института. И причина уже называлась: медиаорганизации – это разновидность социальных общностей, и их работоспособность, эффективность и целеполагание определяют многие факторы, например, групповая динамика.
«Пространственный» («полевой») подход. Более подходящим для исследования медиасистемы и ее свойств, конечно, является подход, работающий с понятиями «информационное пространство / поле», «медиапространство» и тому подобными. Его можно условно обозначить как «полевой».
Основная проблема работы с ним состоит в том, что строгого определения информационного пространства никто так и не дал, как отмечает И.М. Дзялошинский. Автор подробно описывает различные понимания информационного пространства: геополитическое, информационно-ноосферное, социальное и пр.30 Трудность создает, во-первых, многообразие точек зрения. А во-вторых, то, что, рассуждая о сложности создающих «пространство» связей, отношений, компонентов (от символов до видов массмедиа), авторы обычно ограничиваются общими характеристиками. Они вполне пригодны для понимания «пространства» в целом, для исследования «общепланетарных» (иногда – общенациональных свойств). Но они не дают четкого понимания многообразия медиаорганизаций, «информационных групп» и различных способов взаимодействия участников коммуникации. Кроме того некоторые концепции используют критикуемую в данной статье парадигму линейности и настаивают на идее иерархичности структуры информационного пространства.
Альтернативный подход: о совокупности «информационных вихрей»
В качестве альтернативы мы хотели бы предложить подход, опирающийся на две основные идеи. Первая: информационное поле предлагается понимать не только как объект физического мира, но и как образование ментального (либо когнитивного) плана, Вторая: информационное поле – это не гомогенное образование, а многокомпонентная структура. Таким образом, информационное поле – это не только совокупность неких данных, существующих независимо от человеческого сознания, но и ментальных образований (мыслеформ), которые создают индивид и целые группы людей при осмыслении окружающего их мира.
Возможно, такой подход несколько противоречит традиционному пониманию информационного поля, в том числе из-за того, что понятие «информационное поле» используется в определенном смысловом контексте. Но в отличие от физики, математики, кибернетики, информатики и ряда других дисциплин, журналистика, теория массовой коммуникации работают не только с объективными, существующими вне зависимости от человеческого сознания, данными. Журналистике, теории массовой коммуникации также интересно то, как воздействуют новые сведения на когнитивную картину мира. Грубо говоря, физик или математик будет вполне удовлетворен изучением того, как поток данных распространяется по сети от одного компьютера к другому, вне зависимости от того, идет ли речь о дистанционном общении двух людей либо же об автоматическом обновлении программы-антивируса. Для исследователя массовой коммуникации, журналистики движение цифровых данных само по себе мало интересно − важнее то, как с их помощью передаются и усваиваются смыслы. Ведь человек – не машина, реагирующая на внешние раздражители согласно алгоритмам. Кроме того, как мы уже отмечали в начале статьи, сегодня ментальные, когнитивные границы становятся более важными, чем физическими.
Так как речь идет о ментальном плане, применять категории, разрабатываемые в рамках современной теории поля нам кажется неправильным, например, связывать информационные поля с каким-то типом (векторные, скалярные). Эти вопросы оправданы, если работать с понятием «информация» с позиций физика, математика, кибернетика и т. д. и искать проявления информационных полей в физическом мире. Однако к ментальному пространству применять их затруднительно. Например, мы не можем измерить размер мысли, идеи, глубину, интенсивность. Мы может лишь говорить о ее качестве (истинная, ложная), и то лишь при сравнении с объектом такого же ментального плана – другой мыслью. Даже о влиянии мысли, идеи на человека мы можем говорить лишь со значительным допущением: человек не всегда проявляет свои истинные помыслы. Однако мы не можем спорить с тем, что отдельные индивиды и целые группы людей создают и распространяют, в том числе и через каналы массовой коммуникации, идеи, смыслы, которые способны (и порой существенно) менять отношение других людей к себе, к окружающему миру и его отдельным компонентам. И если при подходе к медиаконтенту с позиций физического мира достаточно просто: можно легко вычислять структурные единицы, подсчитывать их количество, производить иные манипуляции, то работа со смыслами намного труднее. И две единицы контента, одинаковые по формальным признакам, могут иметь совершенно иное значение для получателя сообщения из-за разницы смыслов, идей, в них включенных.
Поскольку мы не можем применить категории физического мира к ментальному пространству, то считаем допустимым использовать метафоры для объяснения своих положений. Более того, нам необходимо к ним прибегнуть, поскольку ментальный план трудно представить.
Ментально-информационные «поля», которые создают индивиды / группы индивидов, можно условно сравнить с воздушными массами в земной атмосфере. У них отсутствуют четкие границы, они диффузны, но при этом могут отличаться составом, температурой, плотностью и многими другими характеристиками. При этом воздушные массы не находятся в каком-то зафиксированном состоянии. Они постоянно видоизменяются: движутся в различной скоростью и в различных направлениях, а также могут конденсироваться, выпадать в виде осадков и т.д.
Нечто подобное можно заметить и в поведении информационного поля, если его рассматривать, в том числе, как совокупность объектов ментального плана.
Во-первых, оно не является однородным. Например, помимо общей для больших групп «повестки дня» (списка наиболее актуальных тем или проблем), всегда есть индивидуальная повестка у каждого отдельного человека. И даже у разных общностей повестка не совпадает: новости о футбольном матче могут быть полностью проигнорированы теми, кто не увлекается спортом. Соответственно идеи, содержащиеся в сообщениях, вообще никак не повлияют на их когнитивную картину мира. Кроме этого существование большого разнообразия социальных групп и «ценностных миров», о которых говорил Н. Больц, свидетельствует о наличии множества когнитивных картин мира.
Во-вторых, интенсивность генерации и распространения смыслов (идей) неодинаковая. Усилия группы, генерирующей ментально-информационное поле, могут быть направлены (в том числе с участием массмедиа) на то, чтобы поддерживать существующую картину мира и вносить в нее лишь незначительные корректировки, а могут быть направлены на ее разрушение, создание новой. И очень часто мы наблюдаем последнее в период информационных войн, когда делаются «вбросы» новых данных, сведений для изменения когнитивной картины мира как отдельного человека (например, общественного лидера), так и всего общества.
Метафорично информационное поле как образование ментального плана, генерируемое человеком, можно обозначить как некий вихрь, который может существовать сам по себе, а может соединяться с другими, усиливая тем самым свое воздействие на когнитивное пространство. «Вихрь» как метафора предлагается лишь потому, что она подчеркивает динамичность информационного поля индивида как образования ментального плана.
Следует подчеркнуть, что понимание информационного поля как объекта ментального плана тесно связано с обычным пониманием информационного поля как совокупности данных: человек фиксирует свои мысли в различных знаковых системах, воплощает в конкретных действиях. Они могут быть опредмечены – когда человек производит некие манипуляции с собственным телом, с объектами окружающего мира, разрушает, видоизменяет существующие или создает новые. Поэтому «информационный вихрь» индивида или группы, являясь явлением тонкого ментального плана, может оказывать влияние на плотный материальный мир. Конечно, можно допустить и прямое воздействие «информационных вихрей» на уровне ментального плана, но такое явление, как телепатия, в рамках официальной науки не изучается.
Через материальный мир генерируемый человеком «информационный вихрь» может видоизменять, и порой существенно, параметры «информационных вихрей» других людей и их проявления в материальном мире. Так, люди могут совершать различные действия (часто – вопреки внутреннему желанию), например, осуществлять трудовую деятельность по приказу начальства, в тот момент, когда им хочется отдыхать; могут иначе оценивать других людей и их действия (испытывать те или иные эмоции по отношению к людям, предметам, явлениям природы и общества). В некоторых же случаях сила генерируемого человеком (или группой) «информационного вихря» такова, что под его воздействием другие люди могут менять свои убеждения, приоритеты и даже систему жизненных ценностей.
«Информационные вихри», как образования ментального плана, оставляют свой информационный след в физическом мире. Благодаря этому криминалисты, археологи способны при анализе предметов физического пространства рассказать о произошедших событиях, о чертах характера людей; лингвисты и социологи, исследуя высказывания отдельных людей, способны выявить глубинные смыслы, которые они в них вкладывали и т.д. С совершенствованием способов хранения информации, консервации сведений в различных базах данных, «слепки» личностей и общностей в физическом мире стали еще более четкими. Однако большая часть «частных» или локальных информационных полей-«вихрей» остается труднодоступной для большинства членов общества. Но даже «информационные вихри», созданные отдельными индивидами, могут оказать влияние на множество других. Например, можно вспомнить дневник Анны Франк, который содержал описания частной жизни обычного человека, но стал важным историческим документом, оказал определенное влияние если не на траекторию жизни других людей, то на их оценку определенных исторических событий.
Для каждого индивида самым главным информационным полем-«вихрем» является то, которое генерирует он сам. Далее располагается «близкий круг»: поля-«вихри» микрообщностей его семьи, семей его друзей, родителей. И только потом «дальний круг», в который входят информационные поля, генерируемые теми социальными институтами, в которые он включен. Это организация, в которой индивид трудится, политическая партия, в которой он состоит, члены его спортивного клуба, территориальная община, массмедиа, к которым он регулярно обращается и т.д. Понятно, что могут быть и иные варианты, когда человек сознательно абстрагируется от своего окружения, чтобы посвятить себя исследованию проблем мироздания. По мере развития и социализации, расширения социальных связей индивид учится управлять как генерируемым им информационным полем-«вихрем», так и оказывать влияние на чужие, равно как и противостоять чужому влиянию.
«Информационные вихри» генерируются постоянно, причем всеми людьми и общностями. Большей частью они создаются неосознанно, но возможно и намеренное управление ими. Это происходит тогда, когда человек (или группа) пытаются повлиять на других. Наличие двух способов генерации информационного поля социальной общности хорошо заметно при изучении работы специалистов по коммуникациям крупных компаний и организаций. Целые отделы стараются регулировать информационные импульсы, которые посылает вовне такая общность и малые группы в ее составе, мониторить внешние информационные поля, однако информационные импульсы могут спокойно преодолевать созданные барьеры. Обиженный клиент может подать на компанию в суд, недовольный сотрудник, плохо инкорпорированный в общность организации (не разделяющий ее ценности, отношения и пр.) – описать в блоге подробности производственной деятельности, внутренние противоречия и т.д.
Говорить о четких пространственных и временных границах «информационного вихря» трудно. Во-первых, к объектам ментального плана невозможно применять систему координат физического мира. Во-вторых, информационные вихри часто создают общности, а они сами не обладают четкими границами во времени и пространстве. Даже если некая социальная общность в течение длительного времени проживает на одной территории, ее члены могут мигрировать, продолжая ощущать близость с остальными членами группы. Например, представители волн русской иммиграции, с которыми за границу «уезжали» и таким образом сохранялись типы социальных отношений, характерные для российского общества в определенные периоды времени, потом исчезавшие. Помимо этого созданный социальной общностью «информационный вихрь» может сохраниться в случае фиксации на каких-то носителях, даже если сама общность исчезнет.
Медиаорганизации как «информационные торнадо»
Как было сказано, большинство людей генерирует «информационные вихри» (как объекты ментального плана, часто оставляющие свой информационный след в физическом мире) неосознанно. Это не основной продукт деятельности. Иная ситуация с индивидами и общностями, чья трудовая активность связана с производством символических продуктов – смыслов. Представители культуры, образования, религиозных и политических организаций, а также специалисты сферы массовых коммуникаций специально учатся управлять индивидуальными и коллективными «информационными вихрями» для того, чтобы оказывать влияние на другие, заставлять их резонировать со своими. И если ученые, политики, художники, представители духовенства больше специализируются на создании нового символического содержания, то работники различных медиаорганизаций – на быстром распространении, в том числе благодаря адаптации смыслов для отдельных социальных групп.
Для того чтобы отделить продукты деятельности таких людей и социальных групп от обычных «информационных вихрей», необходимо использовать еще одну метафору − «информационное торнадо». Таким образом, мы остаемся в рамках нашей условной визуализации объектов ментального плана и подчеркиваем то, что такое образование обладает большей способностью влиять на когнитивные картины мира индивидов, чем «информационный вихрь».
Итак, медиасистему можно понимать как совокупность «информационных торнадо». «Торнадо» могут возникнуть как при объединении отдельных индивидов и создаваемых ими «информационных вихрей», так и заново создаваться некоей общностью (например, редакцией). Такой подход позволяет объяснить то, почему одновременно одни редакции могут распространять яркие авторские тексты, а другие – унифицированный информационный продукт или почему ранее, до возникновения таких специфических общностей, как медиаорганизации, не только газеты, журналы, но и книги, листовки, письма – «медиапродукты одного автора» – могли оказывать значительное влияние на жизнь большого числа людей.
Период жизни информационного «торнадо», созданного как одним человеком, так и целым коллективом, не имеет четких временных границ: оно может усиливаться и ослабляться под влиянием самых разных факторов (противоречия в коллективе, воздействие внешней среды и т.д.), может практически исчезать вместе с создателем или создателями, оставив след в информационных хранилищах человечества, либо заново «оживать» под влиянием других «информационных вихрей» и «торнадо». Так, обращение к книгам ушедших из жизни писателей, равно как и экранизация их произведений, каждый раз актуализирует созданные ими смыслы, идеи, помогает возникать новым.
Взаимодействие «информационных торнадо» друг с другом и со всей совокупностью «информационных вихрей» и «торнадо» может быть разнообразным. Они могут как усиливать друг друга, так и ослаблять, если они противодействуют. Если их создатели знают (в том числе интуитивно) медийную логику, логику информационно-психологического воздействия, имеют доступ к эксклюзивным и «резонансным» сведениям, то не только «информационное торнадо» медиаорганизации, но и отдельный «информационный вихрь» человека может повлиять на всю совокупность информационных полей-«вихрей». Примеры – информационная деятельность Джулиана Ассанжа, Эдварда Сноудена и др.
Так как медиаорганизация – это социальная общность, то «информационные вихри» ее членов всегда будут оказывать влияние на коллективно создаваемое «информационное торнадо». Внутренний климат, способность управленцев вовремя разрешать возникающие противоречия, групповая стабильность, зависящая от степени консолидации (у представителей творческих профессий − всегда низкая) и другие факторы всегда будут оказывать свое воздействие. И хотя медиаорганизации стали объектом изучения в 1970-х гг., исследователи отмечают, что история медиа (в том числе массовых медиа) всегда была битвой. Ее вели между собой правители, владельцы СМК, творцы, журналисты, аудитория и ученые31. То есть информационные «вихри» отдельных индивидов всегда влияют на генерируемое медиаорганизацией «информационное торнадо».
Аналогичную ситуацию, впрочем, мы можем наблюдать и в других коллективах. Именно поэтому ряд компаний специально управляет внутренними коммуникациями и организационной культурой: это позволяет ослабить негативное воздействие отдельных «информационных вихрей».
Заключение
Существующие подходы исследования медиасистемы (медиаиндустриальный, функциональный, подход с использованием понятий «информационное пространство», «медиапространство») удобны для изучения ее отдельных аспектов, но не всегда позволяют осмыслить информационное поле как многокомпонентную структуру, где каждый компонент может развиваться по своей собственной траектории.
В качестве альтернативы предлагается осмыслить информационное поле не как совокупность данных, качеств материи, существующих в физическом мире, а как совокупность данных и объектов ментального плана (идей, смыслов), которые оказывают воздействие на когнитивную картину мира. Эти ментальные образования создаются под влиянием данных внешней по отношению к человеку среды и, как правило, оставляют в ней свой «информационный след».
Для упрощения работы с такой трактовкой информационного поля предлагается метафора «информационный вихрь», подчеркивающая то, что генерируемые индивидами и группами информационные поля находятся в постоянном движении. «Информационные вихри» создаются спонтанно, но иногда ими можно управлять намеренно. Они отличаются по размерам, интенсивности генерации информации, «силе» ее распространения. Они могут «вливаться» и взаимно усиливать друг друга, могут противодействовать, могут существовать независимо друг от друга.
«Информационные вихри» могут не только проявляться в физическом мире, но и влиять на него. С одной стороны, создаваемые человеком и наполняющие его индивидуальное информационное поле мыслеформы, символические конструкции могут быть выражены в устной и письменной речи (и таким образом переданы другим), в действиях по отношению к другим. Они могут быть опредмечены в различных объектах физического мира, которые способен преобразовать человек ради некой цели. С другой стороны, проявленные в речи, действиях, предметах «информационные вихри», генерируемые одним человеком, могут изменить параметры и траекторию «информационных вихрей» других людей и групп.
«Информационные вихри» создаются каждым человеком, но есть индивиды и группы, которые специализируются на производстве и трансляции символических смыслов, а потому специально изучающих способы управления информационными полями-«вихрями». Это те, кто работает в сфере культуры, образования и науки, политики, религии, идеологии, массовой коммуникации и т.д.
Специализирующиеся в этой области отдельные индивиды и целые общности, например медиаорганизации, способны создавать то, для чего можно использовать еще одну метафору – «информационные торнадо», т.е. более мощные «информационные вихри». Воздействие информационных полей-«торнадо» на участки всей совокупности информационных полей-«вихрей» неодинаково. «Торнадо» могут как усиливать друг друга, так и «гасить». Помимо этого отдельные индивиды могут как сознательно, так и подсознательно блокировать воздействие информационных «вихрей» других индивидов и групп, не допуская влияния на себя чужеродных мыслей, идей, действий. Для каждого индивида самым главным, центральным является то информационное поле, которое создает он сам. И при желании он может успешно противостоять воздействию на себя даже очень мощных информационных полей, создаваемых такими общностями, как нация, этнос.
Предложенные идеи, безусловно, требуют обсуждения и критического восприятия. Возможно, будут найдены более удобные метафоры, чем «вихрь», «торнадо». Однако, на наш взгляд, они помогают объяснить не только то, почему информационное поле и медиасистема крайне неоднородны, но и дать новые импульсы для изучения медиаорганизаций, создающих и распространяющих не только единицы контента, но и разнообразные смыслы.