Consequences of Technological Catastrophes in the Press
Гегель Игорь Владимирович
аспирант кафедры периодической печати факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, главное архивное управление города Москвы, ведущий специалист, gegeligor@mail.ru
Igor V. Gegel
PhD student at the chair of print media, Faculty of Journalism, Moscow State University, main archive division of Moscow, leading specialist, gegeligor@mail.ru
Аннотация
В статье рассмотрены причины, приведшие к техногенным катастрофам, которые произошли в разное время и в разных странах: в СССР на Чернобыльской АЭС, в Российской Федерации на Саяно-Шушенской ГЭС, в США в Мексиканском заливе. Важным аспектом данного исследования стал анализ действий власти и журналистов в их общем стремлении разобраться в причинах катастроф и наказать истинных виновных. Исследование показало, что экономические системы государства и частные компании стремятся уйти от ответственности, возлагая всю вину за случившееся на исполнителей.
Ключевые слова: Техногенные катастрофы, расследование причин катастрофы, судебный процесс, власть, пресса.
Abstracts
The article analyses the reasons which led to the technogenic accidents which have occurred at various times and in different countries: in the USSR on the Chernobyl NPP, in the Russian Federation on Sajano-Shushenskaya hydroelectric power station, in the USA in the Gulf of Mexico. A prominent aspect of the given research comprises the analysis of authorities’ and journalists’ actions in their general aspiration to understand the reasons of the accidents and to punish those who are guilty. Research showed that economic systems of the state and the private companies tend to slip away from responsibility, laying all the blame on contractor companies.
Key words: technogenic accidents, investigation of causes of the accident, authorities, press.
В апреле 1986 г. произошла крупнейшая техногенная катастрофа на Чернобыльской АЭС, последствия которой для окружающей среды и пострадавшего населения и по сей день невозможно ликвидировать. А в августе 2009 г. случилась техногенная авария уже на Саяно-Шушенской ГЭС, которая также имела все предпосылки перерасти в крупную экологическую катастрофу, и этого не случилось только в силу счастливого стечения обстоятельств. Казалось бы, между этими двумя трагическими событиями нет ничего общего – они просто несопоставимы по масштабам последствий. Но как ни странно, сходство между ними прослеживается в организации информационной кампании по поиску и выявлению виновников трагедий, несмотря на изначально разные условия, в которых находилось общество, власть и СМИ в 1986 г. и в 2009 г.
Прежде всего, необходимо еще раз обратить внимание на то, что катастрофа на ЧАЭС и авария на СШГЭС несопоставимы по масштабам последствий для окружающей среды и количеству пострадавшего населения. Рассматривая мобильность и своевременность или несвоевременность действий государственных структур, направленных на ликвидацию техногенной катастрофы на СШГЭС, важно строго учитывать тот факт, что им не пришлось принимать беспрецедентные меры и задействовать все материальные и человеческие ресурсы страны для локализации аварии, как это было в зоне катастрофы на ЧАЭС. Но в принципе сравнить степень готовности власти и журналистов современной России к крупномасштабным техногенным катастрофам, подобным чернобыльской, можно.
При этом нужно учитывать, что оба трагических события произошли при разных государственных устройствах и политических системах. Чернобыльская катастрофа случилась хоть и в период перестройки, но все же при системе полного государственного контроля над экономикой и обществом. В тот исторический период времени журналистика подменялась тоталитарной пропагандой и партийной идеологией. Авария на Саяно-Шушенской ГЭС случилась в Российской Федерации, политическая система которой отличается от советской, и такого давления цензуры, какое испытывала журналистика в СССР, современные СМИ не ощущают.
Кроме того, нужно взять в расчет разные технические возможности, которыми могли пользоваться советские и современные российские журналисты. Эти возможности просто несопоставимы. За последние 15–20 лет научно-техническое развитие в сфере коммуникационных технологий сделало огромный прорыв, который позволил не только профессиональным журналистам, но и любым представителям читательской аудитории принимать активное участие в наполнении контентом информационного пространства. Без этого сопоставление судебно-следственных мероприятий было бы некорректным.
Суд над виновными в катастрофе на Чернобыльской АЭС состоялся в июле – августе 1987 г. в г. Чернобыле, т.е. через год с небольшим после случившегося. Он проходил в закрытой зоне, хотя по советскому радио и телевидению этот суд был назван открытым . Вот что по этому поводу сказал в фокусированном интервью очевидец этого процесса – бывший исполняющий обязанности директора Чернобыльской АЭС Юрий Парфеньевич Сараев: «Суд изначально был предвзятым. Судили эксплуатационный персонал станции. Я не могу их полностью оправдать. Они нарушили регламент проведения эксперимента, но доля их преступления была ничтожна по сравнению с теми, кто проектировал, разрабатывал и создавал реактор РБМК-1000. В конструкции установки было столько дефектов и недоделок, что становится странным, как такая катастрофа не произошла раньше. Персонал станции не имел полных знаний о физических процессах, которые происходили в реакторе данного типа. Но эти процессы не были изучены до конца и самими его создателями. Примерно 90% вины за случившееся лежит на ученых и конструкторах атомной промышленности. Приведу пример, чтобы было понятно любому неспециалисту, из-за чего произошла авария. Представьте, что вы едете на автомобиле по трассе, на которой стоит знак ограничения скорости до 40 км в час. Но трасса пустая, помех нет. И вы решаете увеличить скорость до 80 км в час. Вы нарушили регламент. За это можно и нужно наказать, но само по себе нарушение не может привести к трагедии. Оно может сыграть свою роль в катастрофе при комплексном стечении многих обстоятельств. Но само по себе явиться причиной аварии не может. В любом случае в машине есть педаль тормоза на случай нештатной ситуации на дороге, чтобы можно было экстренно остановить транспортное средство. И вот неожиданно на дорогу выскочил, скажем, лось. Вы резко жмете на педаль тормоза, а она, вместо того чтобы остановить автомобиль, разгоняет его до 180 км в час. Вот примерно то же самое произошло и на 4-м энергоблоке. Персонал нажал кнопку АЗ (автоматической защиты), которая должна была немедленно заглушить реактор, а она разогнала его до ста номинальных мощностей». Из данного примера можно сделать вывод – эксплуатационный персонал нарушил некоторые инструкции во время проведения испытания на выбег турбины, из-за чего сложилась аварийная ситуация. А далее техника, призванная исправлять ошибки операторов, усугубила их и привела к катастрофе. Но на скамье подсудимых оказались обычные исполнители.
Судя по первым сообщениям в прессе СССР, советская атомная энергетика оказалась под угрозой временного закрытия. Сразу после ката строфы США и другие западные страны развернули кампанию против Советского Союза. Они обвиняли советскую технику в ненадежности, а науку в дилетантизме. Мировая общественность начала давление на Советский Союз с требованием остановить атомные станции и провести полную их инспекцию и проверку на безопасность. Ситуация грозила вылиться в жесткие экономические санкции со стороны Запада. Поэтому СССР нужно было спасать свое лицо – доказывать, что его АЭС по надежности не уступают мировым стандартам. Следовательно, обвинение в причинах катастрофы было выдвинуто против эксплуатационного персонала, чтобы система в целом и чиновники высоких рангов в частности ушли от ответственности.
На суд было допущено 36 советских и 13 иностранных журналистов. Ни один из них не находился в зале суда в течение всего судебного процесса. Но в то же время наши корреспонденты были заведомо ограничены в возможностях передачи какой-либо информации, кроме официального сообщения ТАСС. А западные агентства сразу же организовали работу по освещению судебных заседаний. Через час после начала процесса Би-би-си уже передавало первую информацию. Западная аудитория была в курсе всех событий, происходящих в нашей стране, а советские люди, чтобы узнать о том, как проходили заседания суда, вынуждены были слушать радиопередачи «Голоса Америки», «Свободы» и других «вражеских голосов». Причем западные СМИ получали всю информацию в деталях. Ситуация выглядела абсурдно.
А наши корреспонденты посидели на первом и последнем заседании и прочитали сообщение ТАСС о судебном процессе. Единственная газета в Советском Союзе, сообщившая хоть какую-то информацию из зала суда, – была «Московские новости». Надо отдать должное ее главному редактору Е.В. Яковлеву, который сумел добиться права опубликовать материалы заседания суда и приговор, используя свои связи в АПН и МИДе. Он один из представителей советских СМИ выполнил свой долг журналиста – проинформировал общественность о самом процессе. Больше никто не решился заявить свои права на свободу информации.
В печатных СМИ СССР, да и то далеко не во всех, поместили короткую заметку ТАСС о начале процесса над виновниками катастрофы. Даже в «Трибуне энергетика», многотиражке дирекции Чернобыльской АЭС, она была опубликована: «Чернобыль. 7. (ТАСС). Сегодня здесь судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР под председательством члена Верховного суда СССР Р.К. Бризе начала рассмотрение дела по обвинению бывших директора Чернобыльской атомной электростанции В. Брюханова, главного инженера Н. Фомина, других работников АЭС (всего 6 человек) по части 2 статьи 220 УК УССР, предусматривающей ответственность за нарушение правил техники безопасности на взрывоопасных предприятиях, повлекшее человеческие жертвы и иные тяжкие последствия…»1.
В заметке впервые АЭС назвали взрывоопасным предприятием. До катастрофы на ЧА ЭС во всех средствах массовой информации писали и говорили, что атомный реактор безопаснее даже двигателя внутреннего сгорания. И так думали и в это верили все, в том числе и академики, создававшие атомные реакторы, потому что в то время никто не мог предположить, что мирный атом может взбунтоваться, выйти из-под контроля человека и стать не рабочим, а убийцей. Один девятиэтажный дом в Припяти был украшен лозунгом: «Мирный атом – в каждый дом!». Позже, через десять лет после катастрофы этот лозунг демонтировали, чтобы он не давал повода для злой иронии. А проржавевшие буквы так и лежат до сих пор на крыше этого дома.
Характерны два материала корреспондента «Московских новостей» Андрея Пральникова, которые были посвящены суду над виновниками Чернобыльской катастрофы.
Первый репортаж был написан в зале суда – в Доме культуры Чернобыля 7 июля – в день начала процесса. В первых строчках своего вступления автор пишет, что заседание суда было перенесено с марта на июль из-за болезни одного из подсудимых. Это правда. Очень тяжело болел заместитель главного инженера А.С. Дятлов, тот самый, который руководил злосчастным экспериментом, участвовал в ликвидации последствий катастрофы с первых минут после взрыва, получил острую лучевую болезнь и до июля 1987 г. находился на лечении в радиологической клинике. Выписался из нее он уже инвалидом I группы.
А. Пральников в репортаже пишет, что за пять часов заседания была названа масса технических деталей, большинство из которых неспециалисту непонятны. Поэтому журналист их опускает и переходит к общечеловеческому аспекту процесса. Он сразу начинает репортаж с собственной оценки события: «Судят людей, которые до аварии были среди наиболее известных и уважаемых в городе энергетиков Припяти. Во всяком случае, до аварии они не могли подумать, что окажутся в роли подсудимых. Почти все имеют за работу правительственные награды. Их слово было законом на атомной станции. И вот теперь из обвинительного заключения следует, что работали они плохо, пренебрегали возложенной на них ответственностью.
Пожалуй, чаще других повторялись в зале слова: пренебрежительное отношение к соблюдению норм и правил, беспечность, безответственность, бесконтрольность, самоустранение от выполнения обязанностей. К чему относятся эти формулировки? К организации работы, подготовке специалистов – эксплуатационников атомной станции, соблюдению техники безопасности…»2.
В этих строчках ясно видна позиция журналиста, его скептическое отношение к обвинительной части. Значит, годами люди работали, выполняли планы, получали государственные награды, а теперь, после аварии, выясняется, что они вообще самоустранялись от своих обязанностей. А почему раньше их не наказывали за разгильдяйство и безответственность, а наоборот, поощряли? То, что руководство ЧАЭС действительно было уважаемо всеми жителями Припяти, можно подтвердить публикациями из «Трибуны энергетика» за 1985-1986 гг. Они были напечатаны еще до катастрофы. Вот некоторые примеры: «Более четверти века В.П. Брюханов находится на руководящей хозяйственной работе. И эту работу Родина оценивает высоко: В.П. Брюханов – кавалер орденов Октябрьской революции и Трудового Красного Знамени, лауреат Государственной премии Совета Министров УССР в области науки и техники»3. А вот и другая заметка: «Без всякого внешнего эффекта, по-деловому проводит Виктор Петрович встречи с трудовыми коллективами, ежедневные утренние оперативки. Быстро и грамотно решает сложные вопросы производства… Он прошел нелегкий путь от машиниста турбинного цеха Ангренской ГРЭС до директора Чернобыльской АЭС. Внес большой вклад в обеспечение надежности и безаварийной работытехнологического оборудования, в улучшение экономических показателей – предприятие не только успешно справляется с плановыми заданиями по выработке электроэнергии, но и значительно их перевыполняет. Чернобыльская АЭС в течение ряда лет удерживает звание победителя Всесоюзного социалистического соревнования. …Виктор Петрович Брюханов живет сейчас заботами не только по обеспечению надежной эксплуатации станции и города энергетиков, а и пускового периода 5-го энергоблока. Идет на Чернобыльской АЭС подготовка квалифицированных кадров на III очередь…»4.
Эта статья была написана всего за два месяца до трагедии. Так что же, внес «большой вклад в обеспечение надежности и безаварийной работы технологического оборудования» или «самоустранился от выполнения обязанностей»?
Далее в зале суда, констатирует журналист, персонал 4-го блока обвинили в низкой квалификации. А где же директор ЧАЭС набрал таких «малограмотных» специалистов? Их готовили в Киевском институте атомной энергетики. Так почему в якобы низкой квалификации обвинили руководителей ЧАЭС, а не ректорат института?
Бывшего директора В.П. Брюханова обвинили и в том, что на АЭС не было дозиметрического оборудования. А что он мог сделать, если оно не предусматривалось на советских станциях? Прокурор говорит: «О том, что нет необходимых приборов, до аварии знали. Проверки двух предыдущих лет говорили о том, что нет и противогазов»5. Выходит, что были проверки, и говорили о нарушениях, но тогда почему не были приняты соответствующие меры, не укомплектовали станцию дозиметрами? Почему тогда на скамье подсудимых оказались только сотрудники среднего звена? Рядом не было тех, кто делал проверки, и тех, кому докладывали о их результатах. Так же рассуждал и А. Пральников: «Так оказалось возможным, что нарушения множились, а внешне все оставалось по-прежнему благополучно»6.
Все обвинения были выдвинуты только против директора станции Брюханова. Ему даже вменили в вину то, что он не проинформировал штаб ГО об аварии. Из обвинительной речи: «Население Припяти не было предупреждено об аварии, сигнал в штаб гражданской обороны не поступал… В результате, город жил в обычном ритме субботнего дня»7.
Не ясно ли, почему суд проходил при закрытых дверях в закрытой зоне? Подобные измышления обвинительной стороны могли вызвать у очевидцев катастрофы массу вопросов. Во-первых, 26 апреля к полудню в городе уже начала работу Правительственная комиссия, полномочия которой были гораздо выше, чем у директора АЭС. А информация для населения так и не поступила. Во-вторых, по городу ездили БТРы, было полно милиции, шла дезактивация улиц, а штаб ГО, выходит, ничего не знал. Кроме иронии и сарказма такие обвинения ничего не могли вызвать у участников тех апрельских событий. В Москве было принято решение, что город должен жить своей жизнью. А вот что ответили припятчанам в штабе ГО: «Мы, зная уровень радиации по роду своей работы, позвонили в штаб гражданской обороны города и спросили: Почему нет указаний о поведении детей на улице, о необходимости пребывания их в помещении? Нам ответили: Это не ваше дело… Решения принимать будет Москва»8.
В конце заседания трое подсудимых отказались признать обвинения, а трое других признали частично. Стоит ли говорить, что они уже были обречены на осуждение. Свидетели были запуганы. Один попытался высказать факты в пользу обвиняемых, но строгое замечание прокурора ввело его в замешательство, и он просто сказал, что точно ничего не помнит. Была дана команда сверху осудить «стрелочников».
В следующей заметке от 9 августа журналист уже занял сторону обвинения и добавил несколько своих комментариев. Трудно согласиться с тем, чтобы он так быстро успел поменять свои взгляды. Вероятно, после первой публикации, на него было оказано такое же давление, как и на свидетелей процесса. Но все же он сумел в первой статье донести до читателя свои сомнения. А это был очень мужественный поступок. И даже во второй заметке корреспондент попытался выразить собственную позицию между строк – далеко не все виновные в Чернобыльской трагедии оказались на скамье подсудимых: «Храню я шедевр, отпечатанный на бланке одной киевской организации и подписанный по всем правилам. Отвечая редакции, чиновник пишет: “ Радиационная обстановка благополучна ” . Люди не простили таким чиновникам»»9. И далее, как бы между прочим, добавляет: «Во время работы суда западногерманская “Немецкая волна” разразилась как-то “требованием” посадить на скамью подсудимых “всю политическую систему, породившую тип человека, способного на любую халатность”»10. Журналист тут же встает на защиту социалистической системы, только звучит эта защита как-то не совсем искренне – подчеркнуто пафосно и напыщенно: «И совсем нелишне помнить: социалистическая система – именем Союза Советских Социалистических Республик – осудила “любую халатность, как в случае с Чернобылем”, как тягчайшее преступление против социалистического общества, не совместимое ни с нашими представлениями о нравственности, ни с нашими законами»11.
Истины ради следует заметить, что руководство АЭС не было полностью невиновно. Хотя бы потому, что отвечало за такой серьезный объект, как АЭС, и не смогло пойти на принцип – потребовать от Минэнерго необходимое оборудование для защиты реакторов. Но суровость приговора ничем не оправдана! Комиссия 1996 г. признала, что к аварии на ЧАЭС привела несовершенная система автоматической защиты (АЗ), которая, вместо того чтобы заглушить реактор, разогнала его до ста номинальных мощностей. И это главная причина. А «человеческий фактор» – косвенная. Даже из приговора видно, что технические недостатки реактора тоже фигурировали в процессе, но не как основные: «Уголовное дело в отношении лиц, не принявших своевременных мер по совершенствованию конструкций реактора, органами следствия выделено в отдельное производство»12. Сразу же напрашивается вопрос: где это производство? Никаких публикаций и теле-, радиопередач о суде или следствии в отношении конструкторов реактора РБМК-1000 ни в печати, ни в других СМИ не было. А не было потому, что не было ни самого суда, ни следствия. Некоторых конструкторов наказали взысканиями по партийной линии, другим объявили выговоры. И все! А эксплуатационный персонал получил реальные немалые сроки. В общем, пострадали люди среднего звена – исполнители, а не руководители высокого ранга.
А теперь следует привести выдержку из научного доклада Вадима Александровича Петрова, директора научно-технического центра по безопасности в промышленности и атомной энергетике. Доклад под названием: «Почему произошла чернобыльская авария» был зачитан автором на конференции «Уроки аварии на ЧАЭС и современный уровень безопасности АЭС», которая проходила в г. Десногорске 18-19 мая 2006 г. Ученый озвучил мнение специалистов о причинах аварии на 4-м энергоблоке: «С сожалением приходится констатировать, что и разработчики реактора, и надзорные органы пренебрегли требованием, содержащимся в одном из важнейших пунктов Правил ядерной безопасности (п. 3-3.28 ПБЯ-04-74) и записанным еще в 1974 г. Суть этого требования состоит в том, что исполнительные органы АЗ (автоматической защиты) при любых аварийных режимах должны обеспечивать приведение реактора в подкритичное состояние и предотвращение образования локальных критических масс… Как уже объяснялось, система защиты имела конструктивный недостаток, что делало обязательным соблюдение при эксплуатации реактора регламентированного ОЗР (оперативный запас реактивности). Официально персонал не был поставлен в известность о влиянии ОЗР на эффективность АЗ. Ни в регламенте, ни в другой документации такой информации нет. Снижая мощность реактора, персонал вынужден извлекать из него стержни РР (ручного регулирования), но не должен был извлекать больше определенного количества, ибо извлечение каждого следующего стержня способствовало превращению аварийной защиты из средства торможения ядерного реактора в средство его разгона»13.
Из приговора: «31 декабря 1983 года, несмотря на то, что на четвертом энергоблоке не были проведены необходимые испытания, Брюханов подписал акт о приемке в эксплуатацию пускового комплекса на блоке как энергоблока в опытную эксплуатацию»14.
Да, директор В.П. Брюханов подписал акт. Но подписал его не один, а в составе государственной комиссии: «Разве не знала государственная комиссия, принимавшая 4-й блок в эксплуатацию, что принимает его с отступлением от проекта? Конечно, знала, но посчитала – ничего, потом доведем!»15. А комиссия, между прочим, была из Москвы и состояла из чиновников высоких рангов. Но этих чиновников не оказалось на скамье подсудимых рядом с бывшим директором ЧАЭС.
Авария на Саяно-Шушенской ГЭС произошла 17 августа 2009 г. О ней сообщили сразу же, скрывать не было никакого смысла. Вся самая свежая информация о событиях в Хакасии сразу же попадала в интернет. Благодаря развитию новых технологий в сфере массовых коммуникаций, был заснят на мобильный телефон и выложен в интернет сам момент аварии на ГЭС.
Уже 3 октября, через полтора месяца после аварии, «Интерфакс», ссылаясь на акт технического расследования Ростехнадзора, заявил о том, что экс-глава РАО «ЕЭС России» Анатолий Чубайс, заместитель министра энергетики РФ Вячеслав Синюгин, а также ряд других бывших руководителей российской энергетической отрасли причастны к созданию условий, из-за которых произошла авария на Саяно-Шушенской ГЭС (СШГЭС). Такой вывод содержится в акте технического расследования катастрофы на ГЭС. Всего в списке лиц, причастных к созданию условий, способствующих возникновению аварии на ГЭС, оказались шесть человек. Среди них – генеральный директор ОАО «ТГК-1» Борис Вайнзихер (в прошлом – технический директор РАО «ЕЭС России») и управляющий директор, руководитель дивизиона «Юг» «РусГидро» Валентин Стафиевский. В перечне также числятся член-корреспондент РАН Анатолий Дьяков (в 2000 г. возглавлял центральную комиссию по приемке в эксплуатацию СШГЭС) и посол по особым поручениям МИД РФ Игорь Юсуфов, руководивший министерством энергетики в 2001–2004 гг.
Однако Чубайс стоит в списке Ростехнадзора лишь третьим – впереди него идут действующий заместитель министра энергетики РФ Вячеслав Синюгин и генеральный директор ОАО «ТГК-1» Борис Вайнзихер.
«Синюгин в 2001–2004 годах работал заместителем Чубайса, а затем руководил ОАО “ГидроОГК” (прежнее название “РусГидро”). По данным “Ростехнадзора”, именно он вывел ремонтный персонал из штатного расписания ГЭС, не внеся при этом в договоры ремонта и обслуживания требования о регулярном контроле технического состояния основного оборудования. Кроме того, он (как и Чубайс) причастен к тому, что состояние безопасности СШГЭС не получило реальной оценки. Не начатое строительство дополнительного водосброса и замена рабочих колес на гидроагрегатах, по мнению ведомства Кутьина, также на его совести.
О Вайнзихере написано меньше – он в 2005–2008 гг. был техническим директором РАО “ЕЭС России”, совмещая в течение двух лет эту должность с постом гендиректора ОАО «Силовые машины» (той самой компании, которая построит новые гидроагрегаты для СШГЭС). В отчете говорится, что он отвечал за введение в действие стандартов РАО “ЕЭС России”, которые не обеспечили безопасную эксплуатацию ГЭС.
Еще один человек, несущий ответственность за то, что на ГЭС не были приняты меры по безопасной эксплуатации, – это руководитель дивизиона “Юг” “РусГидро” Валентин Стафиевский, который в течение 23 лет был главным инженером “Саянки”.
Предпоследним в “малом” списке Ростехнадзора идет председатель Центральной комиссии по приемке в эксплуатацию СШГЭС Анатолий Дьяков, который, несмотря на все недостатки и нарушения, принял ГЭС в эксплуатацию с оценкой “хорошо”.
И, наконец, последнее (возможно, самое главное) имя – бывший министр энергетики РФ Игорь Юсуфов, который сейчас работает в МИД. Ни много ни мало, Ростехнадзор обвиняет Юсуфова в том, что он не создал механизмов реального государственного контроля и надзора за безопасной эксплуатацией объектов энергетики, а также не обеспечил разработку и принятие основ государственной политики в области безопасной эксплуатации объектов энергетики, способствовал передаче контрольных функций от государства эксплуатирующим организациям без принятия решений о повышении их ответственности за энергетическую безопасность РФ»16.
Среди 19 других фамилий (тех, кто был обязан предотвратить аварию) есть не менее любопытные. В первую очередь это руководители станции и топ-менеджеры «РусГидро». «Среди них: директор СШГЭС Николай Неволько, главный инженер Андрей Митрофанов, его заместители Евгений Шерварли и Геннадий Никитенко, начальник службы мониторинга оборудования Александр Матвиенко, начальник оперативной службы Игорь Погоняйченко, начальник производственно-технической службы Александр Пересторонин, начальник службы надежности и техники безопасности Николай Чуричков, начальник службы технологических систем управления Андрей Чупров, а также исполняющий обязанности начальника штаба ГО и ЧС службы экономической безопасности и режима Михаил Чиглинцев»17.
Еще из акта технического расследования Ростехнадзора о причинах аварии на Саяно-Шушенской ГЭС стало известно, что 16 августа 2009 г. на Братской ГЭС произошел пожар, который вывел из строя все основные и резервные каналы связи. В течение 11 часов персонал электростанции боролся с пожаром и его последствиями. На протяжении всего этого времени диспетчерское управление Сибири перебрасывало нагрузку на Саяно-Шушенскую ГЭС. СШГЭС, до этого обеспечивавшая лишь 20% регулирования, разом получила 100% нагрузку, так как к ней добавили 80% регулирования основной ГЭС региона – Братской. В связи с увеличением нагрузки в 23:14 на Саяно-Шушенской ГЭС, где незадолго до этого проходил плановый ремонт гидроагрегатов, была запущена турбина номер два (всего на СШГЭС 10 гидроагрегатов). До этого она находилась в резерве, и из акта Ростехнадзора неясно, завершился ли ремонт гидроагрегата к моменту его экстренного запуска. Через 15 минут в работу был введен еще один резервный гидроагрегат – десятый. Таким образом, к 17 августа в работе находились девять из десяти турбин – все, кроме шестой, на которой шел ремонт. Дополнительные нагрузки, выпавшие на станцию, в несколько раз превышали те, что были на ГЭС до этого. Но самое странное, что пожар на Братской ГЭС пытались скрыть не только от общественности, но и от специалистов Ростехнадзора. « Как пояснил Кутьин, условия для возникновения аварии были созданы именно во время возгорания на Братской ГЭС. Второй гидроагрегат Саяно-Шушенской ГЭС с момента задания диспетчера и до аварии шесть раз проходил опасную зону работы, когда вибрация превышала все мыслимые нормы. Кроме того, специалисты ведомства обнаружили дефекты на шпильках, которые держали крышку турбины. “Из 49 шпилек на шести нет следов срыва, никаких следов повреждений. То есть на них не было гаек вообще в момент, когда произошла авария”, – добавил Николай Кутьин. Надо сказать, что рассказ об инциденте на Братской ГЭС стал для специалистов настоящим откровением и сенсацией. Как сказал “РГ” директор Фонда энергетического развития России Сергей Пикин, замалчивание пожара на Братской ГЭС выглядит более чем странно. По его словам, о подобных авариях необходимо было бы сообщить немедленно, а не скрывать это от общественности в течение двух месяцев»18 . Итоги расследования Ростехнадзора были опубликованы во многих центральных и региональных газетах. Чуть позже, когда уже были завершены все поисково-спасательные работы и найдены тела всех погибших, по центральному телевидению премьер-министр В. Путин сделал громкое заявление, что наказание за катастрофу на СШГЭС понесут все виновные, независимо от их чинов, имен и должностей. Имена и должности уже были озвучены в акте, там же было сказано и то, в чем именно эти лица виноваты.
Однако первым виновником, на которого было заведено уголовное дело, стал журналист-блогер Михаил Афанасьев (еще одно уголовное дело было заведено по факту нарушения правил охраны труда, но в нем никому конкретно не предъявили обвинения). Журналиста обвинили в том, что он якобы распространил в интернет-журнале «Новый фокус», главным редактором которого являлся, заведомо ложные сведения, порочащие честь, достоинство и подрывающие деловую репутацию руководства республики и СШГЭС. Даже в таких проигрышных условиях руководство СШГЭС оставалось «священной коровой», которую никто не имел право тревожить или порочить перед общественностью. В состоянии тяжелой техногенной катастрофы руководство СШГЭС заботилось о своей деловой репутации, причем не в суде по гражданскому иску, а с привлечением республиканских силовых структур.
Власть в тот момент повела себя так же, как и представители советской власти повели себя в период катастрофы на Чернобыльской АЭС. Она бросила имеющиеся в наличии силы спасателей и специалистов на ликвидацию последствий катастрофы, причем не за счет владельцев СШГЭС, а за счет государственных ресурсов, выплатила денежные компенсации семьям погибших и пострадавших, опять же из госбюджета. А главное, пообещала широкой общественности честное и непредвзятое расследование причин катастрофы и наказание лиц, виновных в ней, невзирая на чины и былые заслуги .
Журналисты, в свою очередь, как и в случае с чернобыльской катастрофой, не смогли грамотно организовать информационную кампанию и довести ее до логического конца. После ликвидации последствий катастрофы на Саяно-Шушенской ГЭС пресса потеряла всякий интерес к ее жертвам и виновникам. В газетах публиковали информацию о том, что некоторые чиновники пытались нажиться на горе людей, требуя откаты от денежных сумм, которые получали семьи погибших в виде компенсации. Органы прокуратуры, опять же через прессу, обещали разобраться в этих вопиющих безобразиях, но аудитория так и не узнала, соответствовала ли действительности эта информация и чем закончилась прокурорская проверка. Почему-то сразу после публикации акта расследования Ростехнадзора и обещания премьера Путина наказать всех виновных в катастрофе, независимо от их положения и чинов, со страниц газет сошли все громкие фамилии и больше о них никто не упоминал, кроме интернет-сообщества. После катастрофы на СШГЭС прошло уже полтора года, и только в декабре 2010 г. в газете «Аргументы и факты» появилась небольшая заметка о виновных в катастрофе на СШГЭС. В ней говорится: «В деле по аварии на Саяно-Шушенской ГЭС появился первый обвиняемый. Это бывший директор станции Н. Неволько, которому вменяется нарушение техники безопасности и правил охраны труда, приведшее к гибели людей. В ближайшее время будут вынесены решения и по другим фигурантам дела»19 . Кто эти другие фигуранты? Те шесть должностных лиц, которые были названы в акте комиссии Ростехнадзора? Нет. Как и в случае с обвиняемыми в Чернобыле, это персонал СШГЭС. В марте этого года на сайте Следственного комитета РФ появилось сообщение: « Главным следственным управлением Следственного комитета Российской Федерации завершены следственные действия по уголовному делу об аварии 17 августа 2009 года на Саяно-Шушенской гидроэлектростанции. В результате аварии на станции погибло 75 человек, пострадало еще 85 человек, здоровью которых причинен вред различной степени тяжести. Следствием предъявлены обвинения в совершении преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 143 УК РФ (нарушение правил техники безопасности и иных правил охраны труда, совершенных лицом, на котором лежали обязанности по соблюдению этих правил, повлекших по неосторожности смерть двух и более лиц): бывшему директору Саяно-Шушенской ГЭС Николаю Неволько; первому заместителю директора – главному инженеру станции Андрею Митрофанову; заместителю главного инженера по технической части станции Геннадию Никитенко; бывшему заместителю главного инженера по эксплуатации станции Евгению Шерварли; начальнику службы мониторинга оборудования станции Александру Матвиенко; ведущему инженеру по наладке и испытаниям службы мониторинга (бывшему начальнику лаборатории технической диагностики) станции Владимиру Белобородову; ведущему инженеру участка мониторинга оборудования службы мониторинга оборудования (бывшему ведущему инженеру лаборатории технической диагностики – группы вибрационных и прочностных измерений) станции Александру Клюкачу»20.
Это обвинение сильно напоминает обвинение, выдвинутое в 1986 г. персоналу ЧАЭС. Вроде бы все справедливо, непосредственные исполнители понесут заслуженное наказание, но не чувствуется законченность этого акта справедливости, не расставлены все точки над «и» ни после первой катастрофы, ни после второй. Опять от наказания уходят высокие чины – те, в чьем ведении находится гидроэлектростанция, непосредственные выгодоприобретатели.
Недавно на другом конце земного шара, в Мексиканском заливе произошла техногенная катастрофа мирового масштаба. Шельфовая нефтяная платформа компании British Petroleum ( BP ) взорвалась и обрушилась в воды Атлантического океана, спровоцировав разрушение буровой конструкции. Нефть потоком устремилась в воды Мексиканского залива, уничтожая подводную и прибрежную флору и фауну. Регион был объявлен зоной бедствия. Начались беспрецедентные работы по ликвидации катастрофы. Глубоководные аппараты пытались заглушить трубу, через которую нефть вытекала в воды залива. Природе и инфраструктуре региона был нанесен многомиллиардный ущерб. СМИ США начали проводить информационную кампанию, внимательно следя за развитием ситуации в Мексиканском заливе. Американские журналисты освещали работы по ликвидации последствий катастрофы, вели наблюдения за состоянием экологии и не упускали из вида проблемы простых людей, оказавшихся в зоне бедствия. Многие из жителей прибрежных районов напрямую пострадали от этой катастрофы. Так или иначе, их жизнь была связана с морем – это и рыбаки, и владельцы прогулочных яхт и судов, и работники турбизнеса и многие другие. Американские журналисты постоянно сообщали об этих людях и об их тяжелом положении. Они постоянно напоминали властям о тех, кто не по своей вине пострадал и нуждался в помощи. Власти во главе с Президентом Бараком Обамой стазу отреагировали на призывы экологов и журналистов о выделении средств на ликвидацию последствий катастрофы и компенсацию пострадавшему населению. Власть приняла поистине историческое решение – заявила, что вся полнота ответственности за случившееся ложится на плечи компании ВР. Власть не просто декларировала свою позицию, а заставила нефтяную компанию заплатить многомиллиардные компенсации, восстановить нарушенную инфраструктуру и на собственные средства ликвидировать последствия катастрофы. Впервые в истории истинный виновник трагедии понес заслуженное наказание. И это решение властей не изменила даже угроза полного банкротства ВР. Следует принять во внимание, что наказание истинных виновных не снимает с властей США ответственности за техногенную катастрофу в Мексиканском заливе. Они совершили грубый просчет – понадеялись на руководство BP , не проконтролировали безопасность нефтяной платформы, состояние всех ее технических узлов. Им хватило заверений руководства BP в надежности объекта. То же самое можно сказать и о катастрофе на АЭС «Фукусима-1», хотя косвенной причиной для ее возникновения стал природный фактор. Однако налицо технические просчеты и выбор места для строительства.
Из всего сказанного можно сделать выводы.
Общей для всех стран и политических систем остается проблема возникновения условий, провоцирующих техногенные катастрофы. Сначала у государства и частных компаний появляется соблазн получения недорогих энергоресурсов. Предварительные расчеты очень быстро оправдываются. В этот момент наступают беспечность и самоуспокоение, власть ослабляет свой контроль в сфере технологической безопасности, а компании проявляют халатность при эксплуатации сверхсложных производств. Рано или поздно подобная практика приводит к катастрофе, в которой гибнут люди, наносится непоправимый ущерб окружающей среде. При ликвидации последствий техногенной катастрофы власть требует от общества самопожертвования. Огромные материальные и человеческие ресурсы переключаются на ликвидационные работы.
В свою очередь журналисты, следуя заверениям ученых и хозяйственников, впадают в иллюзии о том, что с развитием новых технологий уменьшается риск возникновения катастроф. Они не требуют от власти проведения строгих инспекций во время строительства и обслуживания взрывоопасных объектов. А в момент катастрофы первыми впадают в панику, оказываются податливыми мнению властей . И впоследствии пресса не столько борется за наказание виновных, сколько успокаивает общественное мнение. Исключением из этого правила стала только катастрофа в Мексиканском заливе. Там создан прецедент эффективной технологии, следуя которой, пресса и власть добились справедливой компенсации от нефтяной компании за нанесенный ущерб.
К сожалению, в нашей стране сложился парадокс: на суде в преступлениях обвиняют сугубо исполнителей, а настоящие виновные всегда неуязвимы для правосудия. История и логика предупреждают – пока будет продолжаться подобная практика, нашему обществу придется жить в ожидании неминуемых техногенных катастроф. Обнадеживающим выходом из порочного круга может стать, во-первых, политическая воля власти в проведении честного и беспристрастного расследования уже случившихся катастроф и привлечении истинных виновных к уголовной и материальной ответственности за гибель людей и за ущерб, нанесенный окружающей среде и экономике государства. А во-вторых, продуманная и неотступная работа прессы во время техногенных катастроф и ликвидации последствий, ставящая цель расследовать причины и добиться компенсации ущерба. И эту информационную работу необходимо доводить до логического конца, а не бросать ее, как только падает эффект сенсационности. Сегодня журналисты обязаны постоянно отслеживать ситуацию на взрывоопасных объектах в стране, настаивать на постоянном инспектировании их учеными и специалистами, напоминать власти об уже случившихся катастрофах и требовать от нее работы по минимизации рисков для населения и окружающей среды. Иначе обществу придется выживать в условиях перманентной техногенной катастрофы.
И, наконец, необходимо, чтобы общество больше внимания уделяло защите своих интересов посредством журналистики и контролирующих общественных организаций в сфере безопасности строительства и эксплуатации взрывоопасных техногенных объектов.