The idea of communicativists about the involvement of Post-Fordism in the economic crisis
Землянова Лидия Михайловна
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова, kafedra.zarubezhka@mail.ru
Lydia M. Zemlyanova
Doctor of philology, leading researcher at the Faculty of Journalism, Moscow State University, kafedra.zarubezhka@mail.ru
Аннотация
В статье рассматривается роль критического анализа атрибутики постфордизма в коммуникативистике для понимания предпосылок современного глобального финансово-экономического кризиса. Концепции коммуникативистов помогают выявлять просчеты стратегии, основанной на технологическом детерминизме в прогнозировании ключевой миссии электронных коммуникаций в социальном прогрессе человечества без учета его гуманитарных измерений.
Ключевые слова: постфордизм, технологический детерминизм, публичная сфера, прикариат, человеческие измерения.
Abstracts
The article examines the role of critical analysis of Post-Fordism attributes in communicativism for the understanding of preconditions of the contemporary economic crisis. The concept of communicativists helps to reveal the holes in the strategy based on technological determinism in the forecast of key missions of electronic communication in the social progress regardless of its humanist dimensions.
Key words: Post-Fordism, technological determinism, public sphere, human dimentions.
Атрибутика постиндустриального капитализма, отличающаяся верой в особую приоритетную роль новейших достижений в области науки и информационно-коммуникационных технологий, бурное развитие которых развертывается со второй половины прошлого столетия, в коммуникативистике нередко именуется постфордизмом. В этой дефиниции отражается усиливающийся процесс отступления от принципов стабильности поточно-массового конвейерного производства, введенного в первой четверти ХХ в. на заводах Г. Форда, и переход к более мобильным, делокализованным и фрагментированным способам создания товарной продукции и накопления капитала с помощью инноваций в области электронных средств связи, их компьютеризации и дигитализации, обеспечивающих использование гибких форм эксплуатации непостоянной рабочей силы в режиме гибкого времени, гибкого пространства и гибкой специализации труда.
Коммуникативистов в этой атрибутике интересует не только ее обращение к медийным факторам прогресса, но и связанные с ней тенденции к кризисам в сферах экономики и финансов из-за беспредельно приватизированного медийного маркетинга и технологического детерминизма с игнорированием человеческих измерений путей и целей социально-культурного развития современного мира. Негативные явления прослеживаются в разных областях жизни, включая и те, которые связаны с судьбами СМИ и журналистики1, а также и с прогнозами создания информационно-коммуникационных обществ знаний, в которых некоторые аналитики не без основания находят риски постфордизма.
Обобщающий анализ различных взглядов на атрибуты постфордизма в связи с теориями постиндустриального общества и информационного общества содержится в книге Фрэнка Вебстера «Теории информационного общества», опубликованной в середине 1990 гг., когда под влиянием интернета интерес к ним существенно возрастал. Вебстер не игнорирует, но и не абсолютизирует те или иные концепции, предпочитая относиться к их разнообразию с той долей умеренного скептицизма, которая позволяет ему не искажать истеблишментарные основы капиталистических отношений и их жизнеспособности в условиях перемен. «Черты капиталистической непрерывности требуют настойчивого внимания своей очевидностью того, что главенство рыночных критериев, товарного производства, наемного труда, частной собственности и корпоративной организации продолжают существовать, устанавливая связи даже с отдаленным прошлым», – писал ученый, считая неоспоримым, что в послевоенный период «мы можем наблюдать и некоторые важные сдвиги в ориентации, некоторые новые формы организации, некоторые изменения в профессиональных моделях»2.
Вебстер не оставил без внимания симптомы «глубокой рецессии, которые поразили капиталистические общества в 1970-е годы», вызвав реструктурализацию отношений и нестабильность, что ускорило изменения в капиталистической деятельности, где возникают постфордистские «гибкие стратегии в производстве, маркетинге и в некоторой степени в потреблении. И абсолютно осевое значение для этих преобразований, как и для обращения с такими изменениями, стала иметь информация на всех уровнях – от фабрики и офиса до всемирных корпоративных операций», играя «интегративную роль в поддержании и адаптивности капиталистических интересов и действий»3. Поясняя эти утверждения, он подчеркивал, что «информация имеет главное значение для менеджмента и контроля в транснациональных корпорациях как внутри, так и вне их организаций» и вместе с тем для «глобального локализма», касающегося тоже международных и местных вопросов и интересов, поскольку теперь она «играет еще большую объединительную роль в трудовой практике, как и компьютеризация обладает всепроницающим влиянием, и уже заметно усиление информационной интенсивности во многих видах деятельности»4.
Идеи Вебстера, высказанные в адрес апологетов и критиков постфордизма, нашли свое дальнейшее развитие в работах коммуникативистов начала XXI в., когда все яснее стали проявляться риски нестабильности в финансово-экономических сферах, связанные не только с излишне гибкой специализацией меняющихся способов накопления капитала, но и с вытеснением пролетариата «прикариатом» (термин произошел от слова precarious – случайный, ненадежный, отзывной), то есть меняющейся делокализованной и нередко неквалифицированной рабочей силой, возникающей в условиях постиндустриального «фрикционно-свободного капитализма» (friction – free capitalism; friction – несоответствие, трение, разногласия), получающего иногда синонимическое название «дигитального капитализма» (digital capitalism)5 из-за его опоры на дигитализацию – оцифровывание информационно-коммуникационных технологий для эффективности связей между всеми инфраструктурными компонентами. Технологический детерминизм создает иллюзии для прикариата, относя его деятельность к сфере «невещественного труда» (immaterial labour), но игнорируя с помощью такого термина то, что на самом деле имеется в виду использование компьютерной техники для выполнения разных заказов корпораций, а не повышение квалификации самих тружеников, улучшение условий их жизни и гарантии занятости в условиях постфордистского «перматемпа», то есть режима нестабильности найма временных рабочих кадров, создающего для них «непрерывно неустойчивую жизнь»6), сопровождаемую угрозами смены профессий и безработицы. Советы сторонников прикариатства использовать активнее электронные сети информации в какой-то степени могут помогать устраиваться на работу, но кардинально избавить от рисков перматемпа они не в состоянии, поскольку и сами интегрируются в эти сети.
Альтернативные идеи в коммуникативистике тоже высказываются, но чаще всего с позиций не технологического детерминизма и сопряженного с ним постфордизма, а защиты публичной сферы медиапространства мира для обоснования социально-гуманитарных функций СМИ, направленных на поддержание принципов демократии и гражданских свобод, на доступ к знаниям и ценностям культуры, которые служат людям и определяются в человеческих измерениях, а не товарных.
В противовес рыночной ориентации неолиберализма, поощряющего беспредельную коммерциализацию медийного потенциала, противники такого направления призывают к декоммерциализации информативных коммуникаций в целях развития публичной сферы СМИ, способной поддерживать деятельность на благо демократии и гражданских свобод. С таким призывом обращается, например, на страницах академического канадского журнала коммуникативистов «Кэнедиан джорнел оф комьюникейшн» (Canadian Journal of Communication) Сузан Ашли, автор статьи о музеях, рассматриваемых в качестве важного источника знаний и информации о культурном наследии и его общественной ценности. Но автору приходится с сожалением указывать на вытеснение таких функций музеев и их сотрудников медийной техникой, с помощью которой живые человеческие факторы и формы общения превращаются в коммерциализированные отношения с посетителями как с «клиентами или покупателями», которым информация начинает «продаваться как товары, а их потребление может оцениваться количественно»7.
Аналогичные процессы прослеживаются и в других зонах кроссмедиатизации современной жизни мира. С позиций защитников человеческих измерений культурного прогресса они подвергаются критике за коммерциализацию не только СМИ и журналистики, но и вкусов потребителей их информации, оказывающихся во власти таких тенденций, усложняющихся еще и благодаря интернету, сети которого тоже используются в интересах медиабизнеса не без помощи такого нового феномена в медиасфере, как блогерство.
У блогеров нет специальной профессиональной подготовки со знанием принципов этики и социальной ответственности журналистов. Но у них есть желание и возможность по онлайновым каналам глобальных коммуникаций распространять собственные сообщения о жизненных событиях без соблюдения требований фреймирования, исходящих от руководства СМИ. И как это ни парадоксально, на первый взгляд, но их «свобода» коррелируется с теми процессами деквалификации в условиях постфордистского перматемпа, которые подрывают традиции журналистской солидарности и профессионализма, издавна закреплявшиеся в формах тред-юнионизма. Поиски возрождения этих традиций в новых формах, сопряженных с критикой постфордизма и защитой публичной сферы медиапространства от негативных последствий фрикционно-свободного капитализма также оказываются в сфере актуальных тем для исследования их в коммуникативистике.
Как отмечается в интересной статье канадских исследователей Винсента Моско и Катарины МакКерчер, от таких нежелательных последствий не спасает и дигитализация коммуникационной техники, на которую возлагают свои надежды идеологи фрикционно-свободного капитализма, усматривая в этом процессе универсальное средство конвергенции с помощью внедрения «общего дигитального языка» во все звенья образующейся единой системы электронных коммуникаций, которые благодаря своей скорости и гибкости могут обеспечивать связи, необходимые для такой конвергенции. Но, по мнению авторов статьи, дигитализация «в значительном объеме расширяет процесс товаризации или превращения того, что уже имеет свои ценности, в ресурсы для рыночной продукции и услуг». Этот процесс охватывает также информацию и развлечения при увеличении роли рынка в коммуникационной продукции, углублении товаризации труда, вовлеченного в эту продукцию, распределении и обмене информацией и расширении рынков среди аудитории, пользующейся электронными коммуникациями. А в итоге «культивирование товарной формы коммуникации в значительной степени способствует эрозии общественных коммуникаций, поскольку они являются серьезной альтернативной по отношению к приватизированной системе коммуникаций»8.
С этой тенденцией авторы статьи связывают, с одной стороны, конвергенцию в сфере корпораций и институтов, а с другой – потребность в «конвергенции труда» – объединении трудящихся в тред-юнионах для улучшения их положения в обществе. Вместо утопической веры в некую «универсальную связанность»9 конвергентных процессов на основе коммуникационных технологий, якобы предохраняющих от конфликтов и кризисов, исследователи предлагают более тщательно без иллюзий изучать и преодолевать реальные предпосылки и симптомы нежелательных для общественного прогресса реактивных явлений.
Жизнь доказывает прогрессивность этой научной позиции, объединив на ее основе коммуникативистов разных стран мира в преддверии глобального финансово-экономического кризиса, разразившегося в 2008 г. Именно в это время на страницах авторитетного Международного вестника коммуникативистов – «Интернэшнл коммьюникейшн газетт» (The International Communication Gazett) – одна за другой появляются статьи, в которых усиливается критика неолиберализма как идеологии, ответственной за неоправдавшую себя парадигму фрикционно-свободного капитализма, отрицавшего объективную необходимость адекватных стабильных регулятивных систем для глобализационных процессов в сферах экономики и финансов, поставленных в зависимость от коммуникационных технологий и ее абсолютизации в прогностике, не оказавшей должного внимания гуманитарным факторам прогресса.
Первый номер журнала за 2008 г. открывается статьей докторанта Техасского университета в Остине, посвященной критическому анализу процессов образования «всемирной электронной сети капитала», способствующей его «накоплению в дигитальном веке» путем «экспроприации и приватизации общих ценностей культурного наследия человечества», сопровождающихся «созданием новой виртуальной географии электронной связности и мобильности»10.
Виртуальной географией автор статьи называет процесс подчинения небольших стран всесильным владельцам глобализированного капитала, вытесняющего «классический империализм» на геополитической карте мира путем установления «нового глобального порядка электронной империи»11. К такому выводу приводит и аналитический обзор теоретических работ известных специалистов в области теории коммуникативистики и смежных дисциплин, работающих в разных странах мира и с разных позиций освещающих эту «виртуальную географию».
Выделяются «теории зависимости», посвященные объяснению «системы ценностей накопления на глобальном уровне, неравного развития государств и деструктивного воздействия мультинационального капитала на Третий мир»12. Отмечаются фундаментальные труды Г. Шиллера, М. Кастеллса, С. Хамелинка и других известных исследователей, которые «начинали рассмотрение интеграционной роли информации и коммуникаций в главных операциях глобальных монополий как трансграничных потоков данных»13.
По мнению автора статьи, нельзя игнорировать многоаспектность процессов глобализации, зависящих не только от экономических факторов, но и от особенностей локально-культурных рынков и языковых различий людей, участвующих в них и придающих характер «гибридности» глобальной культуре. В этом отношении полезным следует считать исследование специфики «культурного локализма» в Корее и многих других странах мира, вносящих асимметрию и даже непредсказуемость в звенья глобально-локальных связей, что позволяет увидеть в глобализации комплексность и гибридность этого процесса, имеющего разные отклонения от «непреклонности воображаемого пути вхождения силы глобализации в мировую систему» и «осознать сложности, поддерживающие стойкость и партисипационную демократию локально или на периферии»14.
Понять специфику процессов глобализации помогает и рассмотрение концепций, которые придают дигитальной технологии характер гибкого регулятора «комплексной и рассосредоточенной системы глобально-локальных связей», отличающихся от прежней «центрально-периферической системы» коммуникаций, которую могла обслуживать аналоговая информационная техника, не приспособленная полностью к «свободно распространяющемуся контролю» и «непрерывным потокам данных без пространственно-временных ограничений», когда географические и национальные границы исчезают для флюидных течений информации в «гибридной тотальности» сетевых структур распространения такой нематериализованной продукции, как финансовый капитал, информация электронного бизнеса и контент для развлечений. «Глобальный канал электронных коммуникаций становится материальной инфраструктурой современного глобального капитализма, позволяя также и продуктам нематериального труда рассеиваться по всему миру»15.
Примером локального приспособления к «новым дигитальным правилам киберобщества», как полагает автор статьи, может служить Южная Корея. «В глобальной географии электронной империи функциональной ролью Кореи становится роль узлового пункта в Восточной Азии для распространения идей полуправительственных нервных центров и для подключения локальных сетей к глобальным электронным импульсам». Это не является угрозой для глобального электронного империализма, потому что позиция таких стран, как Южная Корея, создает «структурный симбиоз между антитрудовым климатом бизнеса» и «государственным контролем над трудом». Такой союз подкрепляется распространением «идеологии технологического развития для граждан и накоплением капитала посредством строгого контроля над трудом с помощью сотрудничества между бизнесом и государством»16, которое осуществляется при «обслуживании коммерческих целей бизнеса в области информационных технологий». Выявляя эти «эмбриологические источники» азиатского информационно-технологического развития, автор статьи стремится подчеркнуть его связь не с задачами общественного прогресса, а с «новыми электронными империями глобального капитализма»17.
Исследователя процессов глобализации медийного пространства, работающего в Даккском университете (Бангладеш) и в качестве докторанта в университете имени Саймона Фрейзера в Ванкувере (Канада), тоже волнуют проблемы развития разных стран мира в условиях открывающихся перспектив информационного общества, с одной стороны, а с другой – существования нового имперского проекта, намеренного создать рынки для мультинациональных корпораций, владеющих и оперирующих информационными технологиями как средствами создания информационного общества. Со ссылками на работы аналитиков, усматривающих в проектах информационного общества «идеологию позднего капитализма», автор статьи ставит задачу внести лепту в эти концепции, чтобы «открыть пространство для сопротивления современному капитализму на Юге»18. Вспоминая оценки информационного общества как следующего шага социального прогресса, которые высказывались на Всемирном саммите в Тунисе в 2005 г., он сопоставляет их с «неоколониалистскими проектами, нацеленными на расширение информационного капитализма на Юге»19. Под Югом у него имеется в виду метафорическое название стран Третьего мира, расположенных в Африке, Азии, Латинской Америке, которые в течение длительного времени подвергались колониальной эксплуатации, приводящей к нищете и неравенству, а сейчас их готов захватить «информационный капитализм», маскирующий свои планы «западными дискурсами о прогрессе и модерности»20.
По существу, практика такого рода не нова. К ней прибегали колонизаторы и в прежние времена, когда тоже использовали все доступные им коммуникационные средства – от газет и рекламы до телеграфа. В ХХ столетии «новым гегемоном» в этом процессе становятся США, пытающиеся повсюду внедрять с помощью медиа идеи относительно панацейной роли информационных технологий в сочетании с потребительским образом жизни. В 1980 гг. к ним добавились еще и теории информационного общества. Подвергая их критике за то, что информационное общество представляется как постиндустриальное, в котором информационная технология является главной силой прогресса, а Соединенные Штаты оказываются моделью такого общества, автор статьи в унисон с противниками постфордизма утверждает необходимость принимать во внимание негативные последствия таких ориентаций, игнорирующих реальные опасности ухудшения жизни рабочих с производственными профессиями, теряющими свое значение и место применения в условиях всеобщей компьютеризации труда, если она обслуживает приватные интересы крупных корпораций с помощью мониторинговых механизмов поиска наиболее выгодных для них способов создания и продажи товаризованной продукции или услуг.
Неолиберализм как идеологическая основа неоколониальной политики США и их союзников, по мнению автора статьи, требует порицания за негативные результаты ее проведения в разных странах Юга, кроме Индии и Китая, где предпочтение оказывается другим парадигмам развития с государственным управлением и соблюдением собственных национальных интересов. Хотя и в этих крупных странах многие социальные проблемы остаются пока нерешенными, их надо изучать в сравнении с «неолиберальной доктриной, согласно которой вторжение государства в экономику препятствует экономическому успеху»21.
Учитывать надо факты, свидетельствующие о том, что неолиберальная приватизация приносит людям безработицу, вытесняет с мест постоянной работы в индустрии и лишает благ в жизни, хотя и насаждает всюду новации телекоммуникационных технологий. «История учит нас, – говорится в статье, – что никакая технология не приносит социальное равенство. И информационные технологии не будут исключением, пока их специально не сконструируют и не утилизируют для того, чтобы это делать. Почему же тогда акцентируется именно технологический аспект в “создании информационных обществ?” Ответ заключается в стремлении “создавать рынки для информационных технологий, что сводит на нет возможность построения справедливого информационного общества»”22.
Совершая экскурс в историю движения за Новый мировой информационный и коммуникационный порядок 1970 гг., автор статьи выделяет позиции коммуникативистов из разных стран, поддерживавших это движение своими критическими оценками культурного колониализма. Со своей стороны он предлагает в качестве альтернативы «создание некапиталистического информационного общества», соответствующего культурам и потребностям «южных государств». Это нелегко, но не является невозможным при условии демократизации и всемирного единства антикапиталистических сил, направленных против «утопии маркетинизации» и «свободного рынка» в основе информационного общества. Ратовать надо за «инклюзивное информационное общество, которое воспитывает равенство и соучастие с функциями, соответствующими потребностям человеческого благосостояния, а не логике товаризации». Такой проект не исключает возможности называть его «новой утопией для Юга», но не следует забывать, что утопии являются мечтами с целями и стремлениями. С мечтой о поисках альтернативы автор связывает и свое выступление в печати против «логики капитализма»23.
Эта позиция резонируется и в выступлениях других корреспондентов Международного вестника коммуникативистов. В № 5 за 2008 г. публикуются статьи с критическими анализами различных проявлений модернизированного на неолиберальный лад культурного колониализма – от гегемонизации английского языка24 до брендизации стран и городов, то есть превращения их в сферы обогащения туристических корпораций при помощи размещения в интернете специальных торговых рекламных сообщений (брендов) о поездках в те или иные края. На материалах, касающихся стран бывшей Югославии (Словения, Хорватия, Босния, Герцеговина, Сербия, Косово, Черногория, Македония), автор статьи стремится подвергнуть критике этот процесс представления истории и культуры наций вместе с их гражданами в качестве «товаров», предназначенных иностранным инвесторам и туристам. По мнению автора статьи (лектора Квинслендского университета в Австралии), эта тенденция может прослеживаться на разных континентах современного мира, охваченных влиянием «неолиберального глобального порядка и сопровождающей его онлайновой брендизацией национальных государств», которая используется «в целях изготовления национальных идентичностей только как коммерческих брендов и, кроме того, – усвоения неолиберальных моделей экономического роста»25.
Согласно такой стратегии национальные государства должны заботиться не о сохранении своих культурных традиций и их своеобразия, не о благополучии граждан, а о быстрейшем вхождении в глобальный торговый миропорядок, где господствует дух коммерции и потребительства, находящий выражение в брендизации городов, стран и регионов и создающий иллюзии улучшения их положения в мире, хотя на самом деле происходит усиление зависимости этих стран от неолиберальных принципов глобального свободного рынка, которые коррелируются с атрибутами постфордизма, чреватыми кризисами в экономике и ухудшением социальных условий жизни и труда, поскольку «инкорпорируются в отношения с так называемым развитым миром, основанным на эксплуатации»26.
Рассматривая брендизацию как «симптом глобального капитализма», автор статьи не отрицает связей этой тенденции с «идеологией глобальной туристической культуры», изучая их в комплексе с другими аспектами «новых форм культурного империализма»27.
Такой же системный подход характерен и для многих других работ, публикуемых на страницах Международного вестника коммуникативистов, среди которых следует выделить статью доцента Карлтонского университета (Оттава) Дуэйна Уинсека об образовании в США «военно-информационно-медийно-развлекательного комплекса» (MIME)28 после объявления глобальной войны против терроризма (GWOT). Автор не претендует на анализ атрибутики постфордизма непосредственно, но помогает понять ее сопряженность с гегемонистскими претензиями таких стран, как США, на лидерство в постиндустриальном капитализме, разразившемся глобальным финансово-экономическим кризисом в то время, когда готовился к выходу в свет № 6 журнала, где была опубликована эта статья. В ней говорится об утвержденной в 2003 г. в США в пропагандистских целях оправдания войны в Ираке развернутой доктрины «информационных операций», ставящих информационно-медийную стратегию в один ряд с обычными силами военного вооружения и придающими им главное значение в достижении полного господства по всему спектру действий. Статья фокусирует внимание на роли таких информационных операций в формировании «медийной экологии и участии в битве за сердца и умы людей особенно в странах с мусульманским большинством». Вместе с тем в ней освещается и вопрос о воздействии этой доктрины на усиление пропагандистской ангажированности СМИ в США и «конвергенцию коммерческих медиа с военными силами и правительственными»29.
В трудах Герберта Шиллера и других авторитетных американских коммуникативистов эта тенденция подвергалась критическому анализу еще в 1970–1980 гг. В начале XXI в. она становится более сложной из-за дальнейшего включения в нее новых электронных технологий с «гидроподобной многоголовой природой коммуникационных средств»30, позволяющей их использовать в целях разных информационных операций. Это требует немалых финансовых расходов, с одной стороны, а с другой – создает опасность нанесения ущерба и банковским системам, действующим в русле онлайновых коммуникаций, где не исключены встречи с киберпиратством и иными нежелательными обстоятельствами и рисками кризисных ситуаций, что также оказывает негативное влияние на страны, втянутые в информационные войны, как и на «медийную экологию» в целом, нанося ущерб публичной сфере и гуманитарно-демократическим принципам и функциям СМИ не только в США, но и в других государствах, если «в итоге возможности надзора, контроля и сбора данных посредством электронных схем включают их в организационную и технологическую структуру глобальных пересечений. Поэтому все это и превращается из коммерческой организации, обеспечивающей открытые каналы глобальных коммуникаций, в орудие государства»31. А если государство возглавляют сторонники империалистической политики, то защитникам «культуры демократии надо вызывать к жизни еще более глубокие ресурсы, чтобы изменить ход событий»32.
Резюмируя, можно сказать, что современная коммуникативистика как наука о гуманитарных аспектах развития СМИ и журналистики помогает рассматривать особенности и просчеты стратегии, основанной на технологическом детерминизме в прогнозировании ключевой роли электронных информационных коммуникаций в социальном и экономическом прогрессе человечества. Становится более понятным, почему критический анализ постфордистской атрибутики в модернизирующейся парадигме мирового развития выявляет с позиций коммуникативистики важнейший внутренний недостаток этой парадигмы – попытка абсолютизации виртуально-онлайновых связей в финансово-экономических системах без должного учета иных реальных социально-культурных факторов прогресса как на глобальном, так и на локальных уровнях его распространения на геополитической карте мира. Исследования коммуникативистов убеждают в том, что всюду неотъемлемым условием мирного и справедливого решения назревающих проблем человечества являются не безграничная эгоистическая свобода предпринимательских инициатив, сопряженных с фетишизаций компьютерной техники и товаризованной культуры, а понимание сути настоящей культуры знаний и творчества на благо людей и преодоление разрывов между правами принятия решений и возрастающей партисипационностью социальной ответственности за возможные гуманитарные и экологические последствия этих решений в современном взаимозависимом многополярном мире. И хотя претензии США на лидерство еще существуют, критика таких претензий в коммуникативистике, сама природа которой ратует за развитие глобального партнерства и равенства, усиливается, охватывая разных представителей этой важной сферы обществоведения, изучающей информационные ресурсы цивилизации в различных странах мира. Есть надежда, что и дальше совместными усилиями коммуникативисты будут вносить свой конструктивный вклад в научное прогнозирование роли СМИ, журналистики и всей медийной энергетики мира для избавления его от ударов финансово-экономических кризисов, оказывающих негативное воздействие на социально-культурный прогресс человечества.
Русский
English