«…мне кажется, что я чувствую сейчас всю Россию…» (из переписки М.А. Волошина 1919-1920 гг.)

«…it seems to me that I’m feeling all of Russia now…»
(from the correspondence of Maximilian Voloshin in 1919-1920)

Орлова Екатерина Иосифовна
доктор филологических наук, профессор, зав. кафедрой истории русской литературы и журналистики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, ekatorlova@yandex.ru

Ekaterina I. Orlova
PhD in philology, professor, chair of Russian literature and journalism history, Faculty of Journalism, Moscow State University, ekatorlova@yandex.ru

Аннотация
Публикуемые письма М.А. Волошина и комментарии к ним автора статьи воссоздают многие обстоятельства жизни русской интеллигенции в Крыму во время гражданской войны, служат важным биографическим материалом, а главное – помогают уточнить и прояснить некоторые важные черты личности Волошина и его поэзии.

Ключевые слова: М.А. Волошин, Л.А. Недоброво, Н.В. Недоброво, Ю.Л. Сазонова-Слонимская, Россия, Крым, гражданская война, поэзия.

Abstracts
Letters that Maximilian Voloshin wrote to Liubov’ and Nikolai Nedobrovo and Iiul’ia Sazonova-Slonimskaia in 1919 and 1920 and my annotations restore to the historical record some of the circumstances of the life of the Russian intelligentsia in the Crimea during the Civil War. They reveal some facts of the poet’s biography and help us understand some significant aspects of both his poetry and his life.

Key words: M. Voloshin, L. Nedobrovo, N.Nedobrovo, I. Sazonova-Slonimskaja, Russian intelligentsia, the Crimea, the Civil War, biography, personality, poetry.

Приводимые здесь четыре письма М.А. Волошина из архивов поэта впервые публикуются полностью. Нельзя сказать, чтобы они вовсе были неизвестны исследователям. В числе многих других они послужили В.П. Купченко, С.И. Пинаеву и другим биографам Волошина материалом к воссозданию обстоятельств жизни Волошина зимой – осенью 1919 г. Однако либо они давались до сих пор в изложении самих исследователей, либо речь Волошина, взятая из писем, переводилась в несобственно-авторское повествование, причем чаще всего это специально не оговаривалось. Это можно объяснить в каждом случае жанром, который избирал автор исследования, но нам представляется важным опубликовать теперь и сами письма. Кажется интересным и представить если не полную подборку, обращенную к одному адресату или нескольким близким (что было бы, конечно, лучше всего)¹, то хотя бы часть ее: в таких публикациях появляется возможность проследить отношения Волошина с каждым конкретным адресатом, выявить особенности эпистолярного стиля Волошина, черты его собственного облика. Поэтому здесь приводится и еще одно из известных нам писем Волошина к Л.А. Недоброво, которое было опубликовано раньше.

В этом отношении представляемые здесь пять писем обладают некоторым единством, хотя и адресованы двум разным людям. И тоже нельзя сказать, что малоизвестным.Первый адресат Волошина – Любовь Александровна Недоброво (ур. Ольхина; 1875? – 1923 или 1924)²; второй – Юлия Леонидовна Сазонова-Слонимская (1884–1957). С ними обеими Волошин особенно близко сошелся в Ялте осенью 1918 г., во время своей поездки с лекциями по городам Крыма. Т.В. Шмелева в своих воспоминаниях приводит отрывок из письма Волошина к своей матери от 16 декабря 1918 г.: «...Из Ялты было очень жаль уезжать, так как я очень подружился там с Недоброво и Сазоновыми (Слонимской)»³.

Ю.Л. Слонимская (1884–1957), в замужестве Сазонова, была достаточно заметной фигурой в культурной жизни Петербурга 1910-х гг., прежде всего как инициатор и создатель театра марионеток, деятельность которого была прервана войной; до этого изучала актерское мастерство и занималась балетом (на этих уроках танцевала в паре с В. Нижинским), историей театра. В числе ее знакомых и друзей были А. Блок, А. Ахматова, Н. Гумилев, С. Маковский, В. Мейерхольд, Н. Евреинов и мн. др. В эмиграции, особенно в годы жизни во Франции, Сазонова-Слонимская стала активным литературным критиком (ее ценили И. Бунин, Г. Адамович, Вл. Ходасевич); много писала об истории театра и в частности французского балета. Живя в США она, издала книгу по истории древнерусской литературы, на которую откликнулся в России сочувственной рецензией Н.К. Гудзий. В 1930-х гг. она получила медаль и благословение Папы Римского Пия Х I за статью (или цикл статей) о беспризорных⁴. В последние годы жизни снова оказалась в Париже. В числе ее корреспондентов в разное время были С. Дягилев, С. Лифарь, Г. Иванов, Р. Гуль, Р.-М. Рильке и многие другие. К. Мочульский был крестным отцом ее сына. М. Добужинский скоропостижно скончался от сердечного приступа через час после того, как прочел в газете известие о смерти Сазоновой-Слонимской⁵.

Поэт и филолог Николай Владимирович Недоброво (1882–1919) и его жена Любовь Александровна Недоброво, оказавшиеся в Крыму еще в 1916 г. из-за болезни Н.В. Недоброво, во многом делили тяготы быта со своей давней близкой знакомой еще по Петербургу Ю.Л. Сазоновой-Слонимской и некоторое время находившимся там же мужем Слонимской Петром Павловичем Сазоновым, актером и режиссером. «Быт двух семей <…> был крайне тяжел, – пишут И.Г. Кравцова и Г.В. Обатнин, – для заработка Л.А. Недоброво и Ю.Л. Сазоновой-Слонимской приходилось нелегально продавать вино <…>»⁶. Те же исследователи приводят отрывок из письма Л.А. Недоброво к Волошину, где говорится об обстоятельствах этой вынужденной деятельности: «В письме от 13 октября 1919 года Л.А. Ольхина рассказывала Волошину о рискованности этого заработка, т.к. продажа вина была запрещена, и они могли быть остановлены любым красноармейцем: “<…>маскировали бутылки то провизией, то книгами, то цветами, очень уж не хотелось попасть под шомпола, кот<орые> у нас в Ялте были в большом ходу, особенно во время управления одного комиссара-кокаиниста”»⁷.

Известно (отчасти из тех же писем), что Волошин как мог стремился помочь и этим своим друзьям. Но письма его к Л.А. Недоброво интересны, кроме прочего, и тем, как Волошин передает историю своего пребывания в Одессе и возвращения в Крым. Нет сомнений, что в сознании читателей уже в конце ХХ века была сделана существенная поправка к тому образу Волошина, который создан в очерке М. Цветаевой «Живое о живом», – точнее, к той части цветаевского очерка, где говорится о «немужественности» Максимилиана Александровича на фоне сильной и волевой его матери Елены Оттобальдовны. Во всяком случае нам многое теперь известно не только о поведении, но и о деятельности Волошина в годы революции и гражданской войны. Все же публикуемые письма помогают воссоздать конкретные эпизоды тех лет.

Но главный их интерес даже не в этом.

«…мне кажется, что я чувствую сейчас всю Россию во всех ее противоречиях и крайностях. Хочется поскорее дать им отстояться, отодвинуться, чтобы их возможно было формулировать в стихах», – пишет Волошин Любови Александровне Недоброво. Возможно, что письма как раз и были неким переходным этапом от собственных впечатлений к последующей работе над стихами.В них, помимо каждодневных, вполне конкретных житейских и бытовых проблем, от решения которых, однако, напрямую зависела жизнь, есть и глубинный пласт: осмысление пережитого, стремление донести до адресата не только канву событий, но и их сокровенный смысл. В этом отношении интересны как раз письма к Л.А. Недоброво, в том числе и приводимые здесь. Например, Волошину открывается «симметричность» действий, установлений и даже сходных организаций у белых и красных; он видит это на себе: оба лагеря издают одни и те же стихи поэта – книгу «Демоны глухонемые»: «<…> здесь Осваг, там Центраг, что вверху, то и внизу, Христос и Антихрист – живу совсем как Леонардо да Винчи по Мережковскому»⁸, – пишет Волошин. А в стихотворении «Плаванье», имеющем подзаголовок, который говорит о морском переходе из Одессы в Ак-Мечеть в мае 1919 г., он соотносит картины современной ему реальности с вневременным, как можно подумать, пейзажем. На одном плане – занятая большевиками Одесса, празднующая первое мая: «город, / Весь в красном исступленьи / Расплесканных знамен»⁹. Но этому земному пейзажу противопоставлен другой – даже не просто морской, а космический. Разворачивается глобальная картина мира, по Волошину, – и в космосе существует некая симметрия, «верх» и «низ» отражают друг друга:

А здесь безветрие, безмолвие, бездонность…

И небо и вода – две створы

Одной жемчужницы.

В лучистых паутинах застыло солнце.

Корабль повис в пространствах облачных,

В сиянии притупленном и дымном¹⁰.

Сборник «Демоны глухонемые» разошелся так, что даже у автора не было возможности получить собственный экземпляр. Ждали стихов Волошина и его корреспонденты. Так, в письме от 28 июля 1919 г. Л.А. Недоброво передавала: «Н[иколай] В[ладимирович] очень Вам кланяется и просит Вас ему написать и прислать новых стихов»¹¹; Ю.Л. Сазонова-Слонимская сетовала: «<…> стихи Ваши проплыли мимо меня в Магарач, и я их не читала – не везет мне на этом свете»¹². П.П. Сазонов просил: «Если у Вас есть новые стихи, то будьте таким милым, пришлите»¹³.

Но не только стихи – письма Волошина тоже пересказывали, передавали из рук в руки, в известном смысле Волошин адресовался и к Любови Александровне, и к Николаю Владимировичу Недоброво, а отчасти сразу к троим, включая Ю.Л. Сазонову-Слонимскую. Например, 16 августа 1919 г. Л.А. Недоброво признавалась: «<…> письмо с описанием Ваших приключений настолько очаровательно, что оно ходило по рукам всего дома <…> и мы все умилялись Вами и смеялись всяким курьезам. Что у Вас за дар – оставаясь самим собой, пленять самых разнообразных людей! Письмо было так прелестно, что мне пришлось отказаться от своих прав на него и подарить его Николаю Владимировичу»¹⁴.

И помощь Волошина оказывалась спасительной во многих отношениях. Та же Л.А. Недоброво пишет о том, что значила для них присылка перевода на 2 тысячи рублей: «<…> для нас с Юлией Леонидовной это был настоящий праздник и обеспечение почти на две недели, не говоря уже о сердечном значении такого поступка для измученных людей… Возишься, хлопочешь, бьешься, все срывается, одни не могут: самим еще хуже, другие не хотят, кругом равнодушие, озлобление или собственная нужда и горе, и вдруг человек сам предлагает по собственному почину; я прямо расплакалась, когда пришло Ваше письмо, “За что он так добр и внимателен?! За что мы так мучились, и почему чужой человек так добр к нам и от себя отрывает?” И потом, по-видимому, у Вас легкая рука, т.к. Вы нам принесли счастье, – сразу после Вашего перевода получили мы из Харькова 1000 р., кусок сала и 4 коробки конфет <…>»¹⁵.

Во время болезни Недоброво Волошин внушал ему волю к жизни, побуждал его бороться с апатией и неверием в выздоровление. После же его кончины Любовь Александровна писала: «Недавно со мной случилось большое огорченье, – у меня украли бархатную сумочку с платком и бумажником и в нем Ваше письмо второе после смерти Н.В. [вероятно, это четвертое письмо в данной подборке. – Е.О.]. Оно было такое прелестное и такое самое настоящее из всего, что я за эти полгода слышала или читала, что я не расставалась с ним и всегда носила его с собой; и вот у меня украли “этот драгоценный листок”»¹⁶.

Письма публикуются в современной орфографии и с соблюдением современных правил пунктуации, за исключением авторских знаков и написания отдельных слов.

1. К Л.А. Недоброво от 7 августа 1919 г.¹⁷

 

Дорогая Любовь Александровна,

С тех самых пор, как я расстался с Вами в Ялте, я все время находился в странствиях, и только вторая неделя, как я вернулся домой и теперь, кажется, надолго.

Эта зима была очень плодотворна в смысле впечатлений и материала: я перевидал и перевстречался за это время, кажется, с представителями всех партий, политических течений и настроений, которые можно наблюдать на Юге. И со всеми интимно, приняв от каждого его человеческую исповедь. Теперь я переполнен этими впечатлениями, и мне кажется, что я чувствую сейчас всю Россию во всех ее противоречиях и крайностях. Хочется поскорее дать им отстояться, отодвинуться, чтобы их возможно было формулировать в стихах.

В Ялте – это были монархисты, в Симферополе – меньшевики, в Одессе – эссеры [так. – Е.О.] (я прожил три месяца в одной комнате с Рудневым¹⁸ и с Гоцом¹⁹). Большевики меня застали в Одессе. Там против меня поднялась яростная газетная травля: советская пресса требовала моего ареста, как контрреволюционера. Все это неожиданно разрешилось так, что я подружился с председателем Чрезвычайки. Он мне устроил пропуски из Одессы и поручил меня довезти до Крыма трем матросам-разведчикам, посланным для связи в Севастополь. С ними я переплыл на паруснике, прорвавшись сквозь французскую блокаду до Ак-Мечети. Тут мы попали в отряд тарановцев²⁰, которые нас сперва обстреляли из пулеметов, а потом гостеприимно принимали, угощали, мчали на лошадях до Евпатории. Здесь мы застряли, т.к. жел.[езная] дор.[ога] бездействовала. Но на следующий день я встретил в ресторане господина, который радостно ко мне бросился: «Разве Вы не помните, как я был у Вас в Коктебеле? Ехал в Крым и думал: где мне Вас найти?» Мы разговорились, а потом этот г[осподин] оказался большевицким Командармом в отпуску²¹ и мне сказал: «Нет, я вас не могу отпустить ехать так… это слишком опасно… у нас в Советской России… Я вас сам довезу до Симферополя». Таким образом я в Симферополь приехал в отдельном вагоне Командующего армией. Это было необыкновенно удачно, т.к. за несколько дней до этого в Рев.[олюционном] Ком.[итете] говорили: «Ну, если теперь после своих зимних лекций Волошин посмеет появиться в Крым, то ему несдобровать»²²… Но моего появления в отдельном вагоне Команд.[ующего] Арм.[ией] они конечно не предвидели. Затем этот мой новый приятель отправился в Ялту (это и есть тот К.[ожевников], которого я направлял к Вам и который Вас не нашел); а перед отъездом познакомил меня с и отда[л] на попечение Политкому²³, то есть тому человеку, приставленному к Дыбенке²⁴, который Дыбенку [так. – Е.О.] имел право повесить без суда в 24 часа. Это был грустный юноша с длинными волосами, и он мне дал на проезд лошадьми до Коктебеля такую бумагу, что когда я ее показывал по дороге в уездных Ревкомах, то председатель сразу хватался за телефонную трубку и начинал ругаться, лошади через пять минут появлялись, между тем как пред этим он хладнокровно заявлял проезжим комиссарам: подождете до завтра.

Так я добрался до Феодосии, конечно запасшись в Симферополе разными полномочиями на охрану искусства. Но в Феодосии опять поднялась против меня буря негодования, когда я в тамошнем Ревкоме не только не признал себя коммунистом, но даже и социалистом. Была довольно бурная сцена, но все-таки, несмотря на угрозы, арестовать меня не решились²⁵, и я отправился в Коктебель писать стихи. За этим занятием меня застал Добровольческий десант. Два крейсера и канонерская лодка обстреливали нас часа полтора, и из самой большой пушки убили котенка. Это была единственная жертва. Потом мои приятели с «Кагула»²⁶ приехали ко мне в гости. Через несколько дней был арестован Генерал [так. – Е.О.] Маркс, профессор, палеограф, фольклорист Крыма, за то что он был в Феодосийском комитете народного просвещения, по обвинению в большевизме, за то что он спас школу от разгрома и жителей от расстрелов. Вокруг него сразу наросла туча легенд и фантастических обвинений, и ему грозил немедленный расстрел по дороге. Поэтому я поехал вместе с ним и мне удалось довезти его до Екатеринодара, и там, не имея никаких знакомств ни связей [так. – Е.О.], добиться сперва того, что он не был приговорен к расстрелу, а затем освобожден по приказу Деникина. Рассказывать все эти истории в письме слишком сложно, но при свидании расскажу непременно, т.к. весьма забавно и фантастично. Сейчас против меня в Феодосии крайнее озлобление. Моей недавней популярности сразу как не бывало. Сейчас вот ждут моего ареста на этот раз уже как большевика. Говорят: «Только из-за Волошина не удалось расстрелять этого негодяя – Маркса». На днях с одного концерта, где я должен был читать свои стихи, меня попросили уйти, т.к. мои стихи и мое присутствие – оскорбление для добровольческой армии. Это мне доставило громадное удовольствие, п[отому ] ч[то] [2 слова зачеркнуто, вероятно: Осведомительное агентство. – Е.О.] сейчас издает моих «Демонов глухонемых» для [зачеркнуто: «бесплатной». – Е.О.] раздачи в целях [1 зачеркнуто]. А кстати сказать, первое издание той же книги было сделано в Харькове в январе Советским Центрагом²⁷. Словом: здесь Осваг, там Центраг, что вверху, то и внизу, Христос и Антихрист – живу совсем как Леонардо да Винчи по Мережковскому. Я оказался необычайно приспособлен к нынешним временам. И моя политическая позиция Помпония Аттика²⁸ дает блестящие результаты.

Пока до свидания. Получили ли перевод?

 

2. К Л.А. Недоброво от 28 августа 1919 г.²⁹

 

28 августа 1919

Коктебель

 

Дорогая Любовь Александровна,

Письмо Ваше я получил и немедленно послал открытку в Земскую кассу мелкого кредита. Хотя удивляюсь, почему произошло это недоразумение, т.к. на переводном бланке было написано: «для Л.А. Недоброво» и еще прибавлено несколько слов Вам. Даже на моей расписке стоит Ваше имя. Это они сами что-нибудь напутали. Во всяком случае туда написано, а прилагаю еще в это письмо записку о том же самом³⁰.

Хочется знать больше о Вас самих и о Николае Владимировиче. Вы не пишете ничего о собственном здоровьи.

Я все это время работаю исключительно над стихами: хочу написать к зиме новую книгу: «Неопалимая Купина».

Посылаю Вам кое-что из них. Очень хочется знать впечатление и Ваше и Николая Владимировича и Юлии Леонидовны – подробно. Пожалуйста, напишите мне и попросите Юлию Леонидовну написать.

Думаю пробыть в Коктебеле до глубокой зимы – в работе, а потом ехать опять на заработки: в Харьков, в Ростов или севернее, в зависимости от политических констелляций и завоеваний. Очень хотелось бы попасть в Ялту, но не знаю, доведется ли в этом году. Я так много странствовал и так недавно вернулся в Коктебель, что невозможно сейчас перебивать работу. А нужно заготовить много лекционного материалу на зиму: это необходимо.

Я так и не видал издания моих «Демонов Глухонемых», вышедшего в Харькове, и боюсь, что и не увижу, т.к. издание уже разошлось. Мне говорили, что при большевиках не было ни одного литературного вечера или концерта, где бы не читались «Брестский мир», «Бонапарт» и Св. Русь [так Е.О.]. Сейчас живу очень оторвано [так. – Е.О.] от людей и от известий, даже газет не вижу по целым неделям.

До свиданья. Привет Юлии Леонидовне и Николаю Владимировичу.

 

3. К Ю.Л. Сазоновой-Слонимской от 19 – 25 сентября 1919 г.³¹

 

Максимилиан Александрович Волошин 19 – 25/ I Х - 19

Коктебель

(Крым)

 

Дорогая Юлия Леонидовна,

Вчера была у меня проходом Елена Александровна Фидлер³² и от нея я узнал новости о Вас. Узнал тоже, что Вы мне писали… Но я ни одного письма от Вас за это лето не получил, за исключением того, что нашел вернувшись из Екатеринодара. Точно так же не получал ничего и от Любовь [так. – Е.О.] Александровны последнее время.

Мне кажется, что я устроил ей солидный заем тысяч в 20 или 30. В Ялте должна быть в скором времени Нина Александровна Айвазовская (родственница Дуранте, Лантри, друг Богаевского, Деларю), она хотела бы устроить свободные у ней деньги на условиях, о которых писала Любовь Александр.[овна]: то есть за стоимость валюты. Она сама зайдет к Вам поговорить об этом, когда будет в Ялте. Но я не знал, что Недоброво в Магараче, и дал ей адрес Аутская 69. Так что устройте непременно им свидание, т.к. она попадет к Вам.

Очень благодарю Петра Павловича³³ за приглашение на выставку: пришлю непременно акварелей 10. Сам же не вижу возможности приехать: уже очень дорога одна дорого стоит. А на заработок рассчитывать в Ялте кажется невозможно. Да и лекции мне, вероятно, не разрешат в Крыму в этом году, т.к. меня теперешнее правительство искренне считает большевиком.

Вероятно, я буду сидеть всю зиму в Коктебеле и работать над стихами. Получили ли Вы мои последние стихи, что я посылал на имя Любовь Александровны?

Мне очень хочется знать Ваше впечатление подробно.

Так вот над этой книгой мне хочется поработать всю зиму и закончить. Мне хочется стать гораздо ближе к реальности и закрепить в стихах ряд масок революции, которые потом исчезнут. Мне хочется дать стихам историческую документальность преходящего. Это конечно будет один из циклов книги: «Личины».

Мое лето в Коктебеле (оно началось для меня только в июле) прошло очень быстро. В живописи я совсем не работал и только последние дни, как бы предчувствуя ялтинскую выставку, взялся снова за кисти.

 

4. К Л.А. Недоброво от 4 февраля 1920 г.³⁴

4 февраля 1920.

Коктебель.

Дорогая Любовь Александровна,

Первую весть о кончине Николая Владимировича я получил от Юлии Леонидовны через Ел.[ену] Алекс.[андровну] Фидлер в Феодосии, а теперь, вернувшись в Коктебель, нашел Ваше письмо. Я написал Вам коротенькое письмо с Ел. Ал., а теперь мне хочется поговорить с Вами подробнее: может быть, почта донесет еще Вам это письмо, как она донесла Ваше. Первое мое желание было сейчас же поехать к Вам в Ялту… Но в эти смутные дни, когда, уезжая, не знаешь, сможешь ли воротиться, я не могу оставить мою мать и дома, т.к. в случае прихода большевиков я ля них единственная защита. Бежать же от них мы не собираемся. Последнее время совсем не было пароходов на Ялту… Но у меня все-таки несмотря на все зловещие симптомы есть надежда, что на этот раз Крым продержится и тогда я весною приеду к Вам. Поэтому, если вы все же будете эвакуироваться, то известите меня.

Потерю Николая Владимировича я почувствовал глубоко и не только по человечеству, но и как поэт, потому что беседы с ним и оценки его дали мне очень много и то, что он вспоминал меня и собирался мне писать, – глубоко для меня драгоценно. Никто за последние годы мне не дал так много, как он, и наши ялтинские беседы мне останутся навсегда.

Мне бы так хотелось увидаться с Вами… Письма я разучился писать… С тех пор, вероятно, когда понял, что главное говорится между людьми молчанием, а не словами и что в поэзии слова только рама для молчания, которое наступает после.

Мне бы очень хотелось позвать Вас в Коктебель, и предложить Вам свой дом, но боюсь, что полный хозяйственный хаос и связанное с ним отсутствие духовной тишины будут Вам тягостны, как они тягостны и мне самому. Летом и весной это не так чувствуется, как теперь, когда сидишь при температуре в три градуса.

Но я думаю, что большевистская угроза на этот раз минет, я увижу Вас в Ялте.

Посылаю Вам отрывок из моей поэмы «Святой Серафим»: «Хвала Богородице», написанный как раз в те дни, когда угасала жизнь Николая Владимировича.

 

5. К Л.А. Недоброво от 28 августа 1920 г.³⁵

28 августа 1920

Коктебель

 

Дорогая Любовь Александровна,

Ваше письмо от 15 июня я получил поздно, но все же месяца полтора назад, в то время, как был болен ревматизмом плеча и не мог двинуть рукой. Это длилось довольно долго. Вообще все это лето с весны мне не везет: перехожу от одной болезни к другой, чего со мной никогда не бывало, но главным образом меня донимают страшные головные боли, которые очень мешают работать и думать. Это все мне и помешало ответить Вам, а также приехать в Ялту, о чем все время мечтаю и не оставляю мысли: надеюсь, что в октябре или ноябре мне удастся: сейчас мешают некоторые литературные и живописные заказы, которые необходимо раньше исполнить. А в Ялту к Вам мне очень хочется – я об этом с весны мечтаю, но все время встают различные помехи.³⁶

Все же я в промежутках между разными болезнями успевал работать: посылаю Вам два летних стихотворения: «Дикое Поле» и «Северо-восток». Много занимался также живописью – теперь это для меня единственный источник существования.

Устроить вечер памяти Николая Владимировича – необходимо. Но есть ли у вас в Ялте все им написанное? Это необходимо. Необходимо теперь же подготовить для издания все оставшееся от него, хотя бы самого издания и невозможно было бы сделать теперь. Или его рукописи остались в Петербурге?

Нат.[алью] Серг.[еевну]³⁷ давно не видал, но слышал, что она должна была уехать в Америку, где получила место в одной семье, с которой познакомилась здесь. (Я в Феодосии с марта месяца не был.)

Миллиоти [так. – Е.О.] я знаю давно, но мало. Ясно представляю себе то, что Вы о нем пишете.³⁸

До свиданья и надеюсь, на этот раз до скорого, дорогая Любовь Александровна. Привет Юлии Леонидовне.

1. См., например: «…Темой моей является Россия». Максимилиан Волошин и Евгений Ланн. Письма. Документы. Материалы / Сост. Д.А. Беляев, Г.П. Мельник. Предисл. В.С. Баевского. М., 2007.
2. О ней подробнее см.: Орлова Е.И. Помпоний Аттик и Монна Ванна (О двух письмах М.А. Волошина к Л.А. Недоброво // Серебряный век в Крыму: взгляд из ХХ I столетия. Материалы Третьих Герцыковских чтений в г. Судаке 12–15 сентября 2004 года. М.; Симферополь – Судак. 2005. Там же приведена выдержка из первого письма к Л.А. Недоброво, полностью публикуемого теперь.
3. Шмелева Тамара. Навечно в памяти и жизни / Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990. С. 470.
4. См.: Шуклина Е.В. Ю.Л. Сазонова-Слонимская: феномен эмиграции первой волны. Проблемы творческой биографии: дисс… канд. филол. наук. М., 2004.
5. Там же.
6. Кравцова И.Г., Обатнин Г.В. Материалы Н.В. Недоброво в Пушкинском Доме / Шестые Тыняновские чтения. Рига; М., 1992. С. 96.
7. Там же. С. 101.
8. Авториз. маш. Дом-музей М.А. Волошина в Коктебеле (в дальнейшем – ДМВ). А 505 КП 17.683. Л. 2. Осваг (Осведомительное агентство) и Центраг – сходные по информационным и пропагандистским функциям организации Добровольческой и Красной армий. Стихи Волошина из книги «Демоны глухонемые» Осваг издал в качестве листовок.
9. Волошин Максимилиан. Собр. соч. Т. 1. М., 2000. С. 331.
10. Там же. С. 332.
11. РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3 № 873. Л. 3 об.
12. Письмо от 22 сентября 1919 г. / РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 1072. Л. 4. Магарач – дачное место на юго-западе Крыма, где в то время жили супруги Недоброво.
13. РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 1071. Л. 1 об.
14. Там же. № 873. Л. 4. Имеется в виду первое письмо в данной подборке.
15. Там же. Л. 8 – 8 об.
16. Там же. Л. 16 об.
17. ДМВ. А 505. КП 17.683. Л. 1-2.
18. Руднев В.В. (1879–1940) – один из лидеров партии эсеров.
19. Гоц А.Р. (1882–1940) – член ЦК партии эсеров.
20. В автографе описка: «Таракановцев» – в более поздней характеристике Волошина: «партизанский отряд бывших каторжников, пользовавшихся в Крыму грозной славой» // Дневник Дома Поэта // http://lingua.russianplanet.ru/library/mvoloshin/mv
21. Кожевников И.С. (1879–1931), в 1915–1917 гг. – механик Харьковского телеграфа, после октября 1917 г. – комиссар Харьковского почтово-телеграфного округа, с февраля 1918 г. – чрезвычайный комиссар пяти южных почтово-телеграфных округов. В марте – мае 1919 г. – командующий 13-й армией. В 1926 г. репрессирован, в 1931 г. расстрелян.
22. Ср.: «На заседании исполкома Смф горсовета председатель Смф ревкома Евгения Багатурьянц <…> заявляет: “Ну, если Волошин опять станет свои эстетические лекции читать, то ему головы не сносить!”» / Купченко В. Труды и дни Максимилиана Волошина. Летопись жизни и творчества. 1917–1932. СПб; Симферополь, 2007. С. 74. Ср. также: «Председатель Симферопольского ревкома Е. Багатурьянц («Лаура») была настроена весьма решительно <…>: пусть только явится в Крым – мы ему покажем» / Пинаев Сергей. Максимилиан Волошин, или «себя забывший бог». М., 2005. С. 496.
23. Аким Ахтырский (наст. фамилия Мартьянов, ? – 1926) – член Реввоенсовета Крымской армии, комиссар РКП(б), сотрудничал одновременно с ГПУ и белогвардейской разведкой. В 1920 г. выдал белым подпольщиков-коммунистов. Расстрелян.
24. Дыбенко П.Е. (1889–1938) – весной 1919 г. командующий Крымской армией, нарком по военным и морским делам Крымской советской республики.
25. Ср.: «31 (18) мая, сб.
    В этот день (?) был приглашен в Ревком (в доме Айвазовского), где подвергся допросу… Заявил, что он “не только не коммунист, но даже не социалист”, ? на что последовали угрозы ареста и высылки в Смф (не перешедшие в действие)» / Купченко В. Указ. соч. С. 75.
26. Будучи в Севастополе, 16 (3) января 1919 г. Волошин присутствовал «на работах по поднятию дредноута “Императрица Мария”: спускался внутрь перевернутого линкора, был на крейсере ”Кагул”, обеспечивавшем работы» / Там же. С. 62.
27. О том же Волошин пишет И.А. Бунину в ноябре 1919 г.: «…первое издание «Демонов глухонемых» распространялось в Харькове большевистским «Центрагом», а теперь ростовский (добровольческий) «Осваг» взял у меня несколько стихотворений из той же книги для распространения на летучках» / Воспоминания о Максимилиане Волошине. М., 1990. С. 373.
28. Помпоний, по прозвищу Аттик, ? римлянин, близкий друг Цицерона; позицию Помпония, стоявшего в стороне от политики, но сохранявшего хорошие отношения с людьми самых разных политических симпатий, Волошин считал близкой себе.
29. ДМВ. А 506 КП 17.684 Л. 1.
30. В письме от 16 августа 1919 г. Л.А. Недоброво сообщала, что не может получить деньги без специальной пометы на переводе, в которой бы значилось ее имя. ОР ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 873. Л. 4 – 4 об.
31. ДМВ. А 511 КП 17.689. Л. 1.
32. Фидлер Е.А. (1898–1973) – знакомая Волошина, с 1922 г. – жена Н.В. Тимофеева-Ресовского (сообщено Г.Г. Суперфином).
33. П.П. Сазонов.
34. Машинописная копия. ДМВ. А 525. КП 17.703. Л. 1 – 1 об.; см. также: Орлова Е.И. Помпоний Аттик и Монна Ванна (О двух письмах М.А. Волошина к Л.А. Недоброво / Серебряный век в Крыму: взгляд из ХХ I столетия. Материалы Третьих Герцыковских чтений в г. Судаке 12–15 сентября 2004 года. С. 67-68.
35. РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 77. Л. 1 – 1 об. Машинописная копия. Частично опубликовано: Шестые Тыняновские чтения. Рига; М., 1992.
36. В ответ на письмо Волошина от 4 февраля 1920 г. Л.А. Недоброво писала Волошину: «<…> думала я о Вас много и любила много и часто говорила с Юлией Леонидовной о Вас, наш дорогой и добрый друг. Все первое время после смерти НВ, кроме ЮЛ, единственного человека хотелось мне видеть – Вас; и теперь это желание не прошло и мне бы очень, очень хотелось, чтобы Вы побывали здесь у нас. Теперь ведь и в политическом отношении, не знаю, конечно, на сколько времени, но благополучно; значит, дом оставить можно; а м.б. в недалеком будущем я бы даже смогла предложить Вам приют у себя <…>». – РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3. № 873. Л. 14-15.
37. Н.С. Ольхина – родственница Л.А. Недоброво.
38. Н.Д. Миллиоти (Милиоти, Миллиотти, 1874, Москва – 1962, Париж) – художник, впоследствии муж Ю.Л. Сазоновой-Слонимской. Л.А. Недоброво писала о нем: «<…> на бедную Юлию Леон. смотреть жалко, как она мечется между двумя больными – мною и Миллиоти, с которым мы обе очень подружились за последние месяцы; какой этот самодовольный красавец в сущности несчастный человек и как он цепляется за нас двух больных и усталых женщин; надо, чтобы Вы с ним сблизились: он трогателен в дружбе, а Вы ему будете в помощь своей добротой». РО ИРЛИ. Ф. 562. Оп. 3 № 873. Л. 15.