Два варианта стихотворения И.А. Бунина «Скоморохи»

Two versions of I.A. Bunin’s poem «The Skomorokhs»

 

Бакунцев Антон Владимирович
кандидат филологических наук, доцент кафедры редакционно-издательского дела и информатики факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, auctor@list.ru

Bakuntsev Anton V.
Ph.D., associate professor, chair of editing, publishing and information science, Faculty of Journalism Moscow State University, auctor@list.ru

 

Аннотация
В статье рассматриваются два варианта стихотворения И.А. Бунина «Скоморохи» (1915, 1921). Автор статьи излагает историю их возникновения, проводит сравнительный анализ их формы и содержания, выявляет в них черты публицистичности и указывает на их сатирический характер. В статье приводятся тексты обеих редакций стихотворения, причем вторая, более поздняя, публикуется в России впервые.

Ключевые слова: И.А Бунин, «Скоморохи», стихотворение, варианты, сатира.

 

Abstracts
In the article we examine two versions of I.A. Bunin`s poem “The Skomorokhs” (1915; 1921). The author of the article states the story of their origin, develops the comparative analysis of their form and content, points out their publicistic and satirical nature. In the article they give both versions of the poem, moreover the second one is published for the first time in Russia.

Key words: I.A. Bunin, “The Skomorokhs”, the poem, the versions, the satire.

 

Взыскательный художник

И.А. Бунин принадлежит к тому разряду авторов, которые никогда не бывают вполне довольны качеством своих произведений, как бы хороши (объективно) они ни были. В основе такой взыскательности – исключительная требовательность к себе, сознание собственной художнической «слабости» – или, вернее, ограниченности сил. Именно эти свойства побуждают всякого подлинного мастера, будь то писатель, художник или артист, непрестанно и неукротимо стремиться к совершенству. Одни при этом терзаются «муками творчества», другим работается сравнительно легко. Бунин относился к числу последних¹.

Во время писания нужные, единственно верные слова приходили к нему словно сами собой, без долгого обдумывания и тщательного отбора. Тем не менее почти ни одно из своих произведений писатель не считал законченным настолько, чтобы в него никогда больше нельзя было внести каких-нибудь поправок. И на протяжении своей долгой жизни он не раз возвращался к уже написанному и даже опубликованному – для того, чтобы выправлять, сокращать, шлифовать, совершенствовать. Такому авторскому «саморедактированию» Бунин подверг многие свои произведения. Среди них – рассказы «Зимний сон», «Легкое дыхание», «Солнечный удар», «Натали», роман «Жизнь Арсеньева», ряд стихотворений.

Но – одно дело редактировать, т.е. улучшать уже готовую художественную форму и совсем другое – создавать на ее основе новое, столь же самостоятельное и, с текстологической точки зрения, номинально-равнозначное произведение. Взять, к примеру, роман А.Н. Толстого «Хождение по мукам»: его первый, эмигрантский, вариант имеет мало общего со вторым, советским – идеологически перелицованным и композиционно расширенным. При этом многие критики вполне справедливо отдают предпочтение именно первому варианту.

Бунинское стихотворение «Скоморохи» тоже существует в двух редакциях: одна датируется 1915 г., другая – 1921-м. Первую версию стихотворения Бунин опубликовал сначала в журнале М. Горького «Летопись» (Петроград), в № 1 за 1916 г., затем в сборнике «Господин из Сан-Франциско» (Париж, 1920). Вторая версия была напечатана 17 апреля 1921 г. в № 87 эмигрантской газеты «Новая русская жизнь», которая издавалась в Гельсингфорсе «при ближайшем участии» А.И.  Куприна. Ровно через две недели, 1 мая, тех же, переработанных «Скоморохов» перепечатала рижская газета «Сегодня» (№  98). Любопытно, что в последующие годы это стихотворение ни в том, ни в другом виде не включалось ни в одно зарубежное издание бунинских произведений: вероятно, со временем Бунин перестал считать «Скоморохов» достойными своего таланта – проще говоря, «забраковал».

 

Многолетняя несправедливость

Зато в СССР к ним отнеслись с куда большей (хотя и не безоговорочной) снисходительностью. При подготовке знаменитого девятитомника, выпущенного издательством «Художественная литература» во второй половине 1960-х гг., текстологи не стояли перед выбором, какой из двух вариантов помещать в это издание: разумеется, первый! Никаких сомнений тут не могло возникнуть хотя бы потому, что в «Скоморохах» образца 1915  г. Бунин выступал как «обличитель помещиков и капиталистов», тогда как в более поздней версии стихотворения он, напротив, в полной мере проявил свою «контрреволюционную», «крепостническую сущность»². Вариант 1921 г. не удостоился упоминания даже в комментариях, точно его вообще не было.

Так с тех пор и повелось: в многочисленных сборниках и собраниях сочинений Бунина (включая даже самое последнее, так называемое «полное», вышедшее в скандально известном издательстве «Воскресенье») «Скоморохи» печатались только в первой, дореволюционной редакции, а существование второй, «антисоветской» версии замалчивалось. Для того чтобы открыто заявить о ней, одним составителям, видимо, не хватало смелости, другим – честности, третьим – знаний. Без недомолвок не обошлось даже в самом выверенном (с текстологической точки зрения) собрании сочинений Бунина в восьми томах (М., 1993–2000), которое составил и выпустил (по сути, в одиночку) известный буниновед А.К.  Бабореко.

В этом издании тоже напечатан только один – первый вариант «Скоморохов», но зато второй вариант по крайней мере упомянут (впервые за многие годы!) в комментарии: «В газ<ете> “Новая русская жизнь” <…> стихотворение начинается строкой: “Советские скоморохи…”»³. К сожалению, комментатора хватило лишь на эту куцую констатацию – о сути сделанных автором поправок он как раз ничего не сказал. Между тем Бунин заменил в своем стихотворении не только начальный эпитет⁴. Лексической, композиционной, но главное – концептуальной переработке подвергся весь текст, так что в итоге получилось уже совсем другое, во всех смыслах новое произведение.

Так чем же все-таки варианты бунинского стихотворения отличаются друг от друга?

 

Что-то гоголевское…

Бунинские «Скоморохи» образца 1915  г. написаны как остроумная и ловкая стилизация под скоморошью песню времен не то Золотой Орды, не то Иоанна Грозного. Текст насыщен архаическими, типичными народнопоэтическими оборотами и словоформами, есть в нем и присущая произведениям подобного песенного жанра грубоватость тона. В общем, с чисто имитаторской точки зрения, стихотворение безупречно. Но не стоит думать, будто замысел поэта заключался только в том, чтобы, подобно П. Мериме или Дж. Макферсону, попробовать свои силы в литературной имитации. Создавая «Скоморохов», Бунин преследовал совсем иную цель, нежели авторы «Гузлы» и «Сочинений Оссиана».

Однако и с лермонтовской «Песней про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» у бунинского стихотворения, при всей их кажущейся стилистической близости, на самом деле мало общего. Лермонтов идеализирует прошлое, видит в нем исключительно «время богатырей»⁵ и подлинных нравственных устоев, тогда как Бунин, напротив, фокусирует свое внимание на отрицательных сторонах и российской истории, и русского национального характера. В этом смысле «Скоморохи» – не апология русского человека, а сатира на него⁶.

Немаловажно, что стихотворение родилось в разгар Первой мировой войны, к которой Бунин относился крайне отрицательно. Его тогдашние настроения не могли не отразиться в «Скоморохах»: при всей наружной и нарочитой (опять же стилизованной) бесшабашности, есть в них что-то гоголевское⁷, какая-то едкая, пронзительная горечь, чувство обреченности и злость. В стихотворении нет ни слова, ни даже малейшего намека на военные действия и связанные с ними лишения, зато в карикатурном образе некоего безымянного «свет-боярина» явно изображен столичный (петербургский и московский) «бомонд», прожигавший жизнь в пирах и оргиях, словно войны и не было. И уже тогда, по словам Дон-Аминадо, Бунин как будто чувствовал приближение катастрофы. Автор «Поезда на третьем пути» вспоминал: «Иван Алексеевич Бунин, насупив брови, мрачно прислушивается, пророчески на ходу роняет:

– Помяните мое слово, это добром не кончится!..»⁸

Однако в «Скоморохах» Бунин обличает в русском человеке (читай: в русском обществе) не столько социальные, сколько национальные пороки, имеющие, как можно понять из текста, глубокие исторические корни. Известно, что при всей своей любви к Востоку и его культуре Бунин терпеть не мог азиатчину и считал ее одним из самых отвратительных свойств русского национального характера⁹. Надо думать, недаром в облике «свет-боярина» подчеркнуты азиатские, отталкивающие черты: его «глаза узкие, косые», «лицо тугое», «корешки зубов», которые «из рота зачернелися», – словно речь идет не о российском дворянине, «гордом внуке славян» и варягов, а о «поганом татарине», «басурманине»¹⁰. Но немногим лучше автор относится и к скоморохам, которые готовы по первому приказу «поломаться, позабавить» своего хозяина. Они – по сути, «изнанка» того же явления. И если «свет-боярин» воплощает в себе такие проявления азиатчины, как лень, праздность, деспотизм, то скоморохи – холуйскую подобострастность.

Веселые скоморохи,
Люди сметливые,
Поломайтесь, позабавьте
Свет-боярина!
Скучно ему во палате!
Днем он выспался,
Шашки, сказки да побаски
Уж приелися.
На лежаночке в павлинах
Сел он, батюшка,
В желтом стеганом халате,
В ярь-мурмулочке.
Шибче, шибче, скоморохи!
Ишь как ожил он!
Глаза узкие, косые
Засветилися,
Все лицо его тугое
Смехом сморщилося,
Корешки зубов из рота
Зачернелися…
Ах, недаром вы, собаки,
Виды видывали!
Шибче, шибче! Чтоб соседи
Нам завидовали!
 

Предельная обобщенность и символичность созданных Буниным образов придает первому варианту стихотворения особую философскую глубину и, с сатирической точки зрения, делает его неизменно-актуальным и как бы «надысторичным».

 

Стихотворный памфлет

Совсем иные художественные задачи решаются автором в позднейшей, эмигрантской редакции «Скоморохов».

От первоначального варианта в ней сохранились только название, поэтическая форма да одна строфа. Остальные пять строф, как уже говорилось, Бунин полностью переработал, сочинил вдобавок к ним еще три строфы, так что в итоге, в обновленной версии стихотворения, их получилось девять. При этом бунинская сатира приобрела ярко выраженную политическую окраску, а ее объектом стал большевистский режим. Соответственно изменилась концепция, а вместе с ней – исторический контекст и художественные образы «Скоморохов».

В новых историко-политических условиях прежний «антигерой» потерял свою актуальность. На смену абстрактному «свет-боярину» пришел похожий на него и лицом, и повадкой, но при этом куда более «осязаемый» и зловещий «Стенька старый»: если «боярину» приелись «шашки, сказки да побаски», то «Стеньке» – кровь. Этот художественно переосмысленный автором двойник Стеньки Разина из народных песен и преданий возникает в «Скоморохах» неслучайно: после Октября 1917 г. Степан Разин наравне с Емельяном Пугачевым воспринимался «контрреволюционной» интеллигенцией не столько как исторический персонаж, сколько как персонифицированный синоним (или олицетворение) большевизма¹¹. Потому-то «звезды алые» на стенькином «халате полосатом» и «советские» скоморохи – это не анахронизмы, а свидетельства острой публицистичности бунинского стихотворения.

Одним из следствий такой публицистической заостренности стала большая (по сравнению с первой редакцией «Скоморохов») конкретность и прозрачность бунинских образов. В «Стеньке» без труда угадывается Большевик, Народный комиссар и даже – благодаря метафоре «помешанный Иуда» – сам Ленин. А скоморохи ассоциируются с новоявленными советскими деятелями культуры, запятнавшими себя – в глазах Бунина – беззаветным служением новой власти: со всевозможными Демьянами Бедными, Артемами Веселыми, Маяковскими, Есениными, Пильняками, Эренбургами, Багрицкими, Бабелями, Катаевыми, Сейфуллиными и т.д.¹² Вероятно, именно поэтому во втором варианте стихотворения Бунин гораздо жестче, беспощаднее относится к скоморохам – чего стоят одни эпитеты, которыми он их награждает!

 

Советские скоморохи,
Сволочь сметливая,
Распотешьте, разгуляйте
Стеньку старого!
Скучно ему во палате:
Кровь приелася,
А заморские червонцы
Все сосчитаны.
На лежаночке забавной
Сел он, батюшка,
По халату полосатому –
Звезды алые.
Шибче, шибче, скоморохи! –
Оживляется,
Глазки узкие, косые
Засветилися,
Все лицо его тугое
Смехом сморщилося,
Корешки зубов из рота
Зачернелися!
Советские скоморохи,
Голь кабацкая,
Скучно Стеньке, – не червонцы,
Дни сосчитаны:
Скоро, скоро вы же сами,
Переменчивые,
Над помешанным Иудой
Напотешитесь!
А покуда дуйте в дуды
Над собакою,
В пол дубовый крепче бейте
Раскорякою!
Ах, недаром вы, ярычи,
Виды видывали!
Шибче, шибче! Чтоб соседи
Нам завидовали!

 

Недвусмысленная политическая направленность «Скоморохов» в редакции 1921 г., выраженная в них непримиримая ненависть к большевизму и страстная надежда на скорое и неизбежное падение кровавого узурпаторского режима сближают это, во всех отношениях художественное, произведение с «Великим дурманом», «Миссией русской эмиграции», «Инонией и Китежем», «Окаянными днями» и другими образцами бунинской публицистики 1920-х гг.¹³ Политическое, сатирически-злободневное начало проявлено в стихотворении настолько сильно, что по своей жанровой принадлежности эти «Скоморохи», на наш взгляд, тяготеют к памфлету.

* * *

Проведенный нами анализ вариантов стихотворения И.А. Бунина «Скоморохи» показывает, что каждый из них представляет собой вполне самостоятельное художественное произведение, из чего сам собой следует вывод, что при издании бунинских собраний сочинений и поэтических сборников необходимо печатать обе версии «Скоморохов» (снабдив их, разумеется, комментариями): этого требуют простая литературная справедливость и текстологическая честность.

---

1. О том, что Бунину «муки творчества» были большей частью незнакомы, писали и сам Бунин, и В.Н. Муромцева-Бунина. Вот что, например, сказано в бунинской заметке «Происхождение моих рассказов» по поводу рассказа «Темные аллеи»: «…все как-то само собой сложилось, выдумалось очень легко, неожиданно, – как большинство моих рассказов» (Бунин И.А. Собр. соч.: в 8 т. М., 2000. Т. 7. С. 568).
2. Ср.: «В годы революции он [Бунин] резко выявляет свое классовое лицо, и публицистика Б<унина> дышит злобой крепостника» (БСЭ. М., 1927. Т. 8. С. 127).
3. Бунин И.А. Указ. соч. Т. 1. С. 483.
4. В редакции 1915 г. было: «Веселые скоморохи…».
5. См. хрестоматийные строки его «Бородина»: «Да, были люди в наше время, / Не то, что нынешнее племя: / Богатыри – не вы!» (Лермонтов М.Ю. Сочинения: в 2 т. М., 1988. Т. 1. С. 154).
6. Весьма опрометчивым представляется не в меру категоричное утверждение Ю.В. Мальцева, будто Бунин «до сатиры <…> никогда не опускался, считая ее <…> выхолащиванием жизни» (Устами Буниных. Дневники И.А. и В.Н. Буниных и другие архивные материалы: в 2 т. / Сост. М. Грин. М., 2004. Т. 1. С. 7). Разве не сатиричны многие страницы «Окаянных дней», «Инонии и Китежа», «Воспоминаний»?
7. По свидетельству Н.Н. Берберовой, когда Бунина сравнивали с Л. Толстым или Лермонтовым, он раздраженно бросал: «Я – от Гоголя. Никто ничего не понимает. Я из Гоголя вышел» (Берберова Н. Курсив мой. М., 2009. С. 282). В своей книге Берберова потешается над этими словами – и совершенно напрасно. Если Бунин на самом деле их произносил, то он, скорее всего, имел в виду, с одной стороны, свою беспощадную зоркость к отрицательным сторонам современной ему российской действительности, а с другой – некоторые особенности собственной поэтики: например, для передачи тех или иных цветовых впечатлений Бунин, так же как Гоголь, в качестве метафор и эпитетов часто использовал названия драгоценных камней и металлов.
8. Дон-Аминадо. Поезд на третьем пути. М., 2006. С. 124.
9. Именно поэтому и блоковских «Скифов» с их «раскосыми и жадными очами» Бунин ненавидел до конца своих дней. Кстати, не исключено, что второй вариант «Скоморохов» явился своего рода ответом на это стихотворение Блока. Духом «антимонголизма» пронизаны и многие публицистические произведения Бунина, среди них – статья «Инония и Китеж» (1925), посвященная памяти А.К. Толстого. В этой статье Бунин с явным сочувствием цитирует толстовские высказывания: «Моя ненависть к монгольщине есть идиосинкразия; это не тенденция, это я сам»; «Когда я вспоминаю о красоте нашего языка, когда я думаю о красоте нашей истории до проклятых монголов, мне хочется броситься на землю и кататься от отчаяния» (Бунин И.А. Указ. соч. Т. 8. С. 425, 431).
10. В этой связи напрашивается вполне закономерная, как нам представляется, ассоциация с лермонтовским Кирибеевичем из упомянутой ранее «Песни про… удалого купца Калашникова». Реальные Кирибеевичи (тот же Малюта Скуратов), «басурмане» по происхождению, также пополняли собой ряды русского дворянства. Однако образ бунинского «свет-боярина» вызывает и другие, в том числе мифопоэтические, ассоциации – прежде всего с Тугарином Змеевичем (или «змеем Тугарином» А.К. Толстого) и Соловьем-Разбойником, правда, без присущих этим сказочно-былинным персонажам сверхъестественных способностей.
11. О сходстве большевизма с разинщиной и пугачевщиной Бунин писал, напр., в статьях «Из “Великого дурмана”» (1919) и «Страна неограниченных возможностей» (1921). «Вот Емелька и Стенька, мятежи которых, слава Богу, даже уже начали ставить в параллель с тем, что совершается, все еще не осмеливаясь, однако, делать из этого должных выводов» (Бунин И.А. Указ. соч. Т. 8. С. 362).
12. Ср. с бунинской оценкой советских поэтов в статье «Инония и Китеж»: «При всей своей ничтожности, современный советский стихотворец <…> очень показателен <…>. При всей своей разновидности, он может быть взят за одну скобку, как кость от кости того “киргиза”, – как замечательно, что и Ленин был “рожа”, монгол! – который ныне есть хозяин дня» (Там же. С. 425).
13. Особенно заметны переклички со статьей «Инония и Китеж». В ней, говоря об «обдорской (т.е. монгольской, азиатской) роже» из баллады А.К. Толстого «Змей Тугарин», Бунин пишет: «Далеко той, прежней роже, что бахвалилась на пиру в Киеве, до рожи нынешней, что бахвалится на кровавом пиру в Москве, где “бесценными сокровищами” объявлены уже не честь, не стыд, не свобода, а как раз наоборот – бесчестие, бесстыдство, коганский кнут, где “рожа” именуется уже солью земли, воплощением, идеалом новой России, ее будто бы единственно-настоящим ликом <…> И московские “рожи”, не довольствуясь тем, что они и от рождения рожи, из кожи вон лезут, чтобы стать рожами сугубыми, архирожами» (Там же. С. 420, 421).