Термин «репрезентация» в дискурсе медиаисследователей: попытка концептуализации термина

Ссылка для цитирования Донцов А.И., Асланов И.А. Термин «репрезентация» в дискурсе медиаисследователей: попытка концептуализации термина // Медиаскоп. 2022. Вып. 2. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2769
DOI: 10.30547/mediascope.2.2022.1

© Донцов Александр Иванович
доктор филологических наук, профессор кафедры социальной психологии факультета психологии МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), a.dontsov@mail.ru

© Асланов Иван Александрович
кандидат филологических наук, научный сотрудник кафедры социологии массовых коммуникаций факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), Ivaslanov@gmail.com

Аннотация

В настоящей работе¹ анализируются значения термина «репрезентация» в дискурсе современных медиаисследований. Мы показываем, что данный термин может пониматься сразу в нескольких измерениях: с одной стороны, как набор событий и фактов, отбираемых участником коммуникации для конструирования медиаобраза того или иного социального феномена, с другой – как арсенал приемов, методов, языковых средств, к которым прибегает автор при создании образа действительности и описании уже отобранного фактического материала. На примере наиболее цитируемых в научной области публикаций показано, что репрезентация воспринимается исследователями как сконструированный образ, выполняющий ряд социальных функций медиакоммуникации. В заключении, опираясь на теории С. Московичи и Б. Хойер, мы предлагаем рассматривать медиарепрезентации как социальные представления («социальные репрезентации»), а также описываем преимущества и недостатки такой оптики в контексте задач, решаемых в рамках научной области медиаисследований.

Ключевые слова: репрезентация, социальное представление, медиарепрезентация

Введение

Термин «репрезентация» широко употребляется в медиаииследованиях, когда речь идет об анализе контента традиционных и «новых» типов СМИ. В то же время предметное поле, охватываемое этим понятием, представляется крайне размытым. Так, «репрезентировать» можно людей, обладающих определенной внешностью, например, избыточным весом (Lisser, Smaele, 2020), социальные характеристики и роли, такие как гендер (Резанова, 2011), социальные настроения (Ефанов, 2017), глобальные события, такие как пандемия (Данкова, Крехтунова, 2020; Stampouli, Vamvakas, 2022), культуру определенной социальной группы (Библиева, 2007), образ автора в публицистическом тексте (Соколова, Коренева, 2018), конкретный географический регион (Сидорская, 2021), отдельные государственные документы (Гладкова, Асланов, 2020) и даже «историю» как отдельную сферу научного и наивного знания о мире (Соловьева, 2018). Таким образом, репрезентации в медиа подлежат сущности различной степени абстрактности, материальности, локализованности и континуальности, однако за счет такого широкого ряда «репрезентируемых» объектов сам термин «репрезентация» парадоксальным образом упрощается и может применяться исключительно для описания самого факта освещения СМИ того или иного аспекта социальной реальности.

Актуальные исследования позволили определить, как представители российского академического сообщества интерпретируют медиарепрезентации социальных конфликтов в условиях полисубъектной структуры цифровой медиасреды (Вартанова, Асланов, Гладкова, Дунас, 2022). Были выявлены различные функции и стратегии репрезентации конфликта в медиа (Крашенинникова, Никольская, 2022), определены актуальные вызовы конфликтогенной цифровой среды, связанной в том числе с возникновением неравенств эпистемиологического/знаниевого характера, тесно связанных с цифровым неравенством (Вартанова, Гладкова, 2022), проанализированы ключевые векторы развития современной архитектуры медиа и репрезентации социального конфликта в контексте новой архитектуры (Вартанова, 2022).

В попытке отойти от «интуитивного» понимания термина «репрезентация» мы можем обратиться к философским словарям, фиксирующим наиболее общее, метанаучное значение этого слова: «представление одного в другом и посредством другого»; «феномен репрезентации изначально задается как “запаздывающий” или вторичный относительно присутствия – презентации, то есть репрезентация возникает в силу отсутствия (в момент репрезентирования) объекта, который она репрезентирует» (Радионова, 2003); «вспомогательное понятие, служащее для выяснения сущности представления». Уже на этом уровне мы фиксируем понимание репрезентации как отражения действительности – это представление, замещающее собой часть реальности, которая не может быть явлена в ощущениях. Феномен репрезентации оказывается неразрывно связан с феноменом сознания, в конечном счете, репрезентации и формируют его содержание, а потому данный термин зачастую употребляется в психологических науках (Философский энциклопедический словарь, 2010).

Однако и в психологии мы не обнаруживаем единства трактовок. Наиболее яркое тому доказательство представлено в работе Фавела и Мачери (Favela, Machery, 2022), которые на основе опроса группы из 736 психологов, философов и нейробиологов показали, что исследователи демонстрируют путаницу в понимании того, что считается репрезентацией, и не уверены в том, какие виды мозговой активности вовлечены в формирование репрезентаций, а какие нет. На этом основании авторы утверждают, что концепция репрезентации должна быть исключена из научного оборота, так как она не отражает никакой объективной реальности и не способствует нахождению адекватного языка описания связей между объектами «внешнего мира» и сознанием человека.

Действительно, концепция репрезентации часто используется в когнитивных науках. Словарь американской психологической ассоциации дает крайне расплывчатое определение: «гипотетическая сущность, которая предположительно обозначает восприятие, мысль, память и тому подобное во время когнитивных операций» (APA, n.d.). Термин «репрезентация», таким образом, относится ко всему, что связано с отображением информации об объективном или субъективном в сознании человека, при этом он может обозначать как процесс (например, процесс представления), так и результат (единицу опыта в рамках картины мира) (Прохоров, 2016).

Такая абстрактная трактовка процесса обработки информации отсылает к популярной в когнитивной науке «компьютерной метафоре»: сознание человека структурно подобно процессам и алгоритмам, которые протекают в вычислительных машинах. Другие области психологии уточняют природу репрезентаций через собственную оптику: так, психоаналитическая парадигма подчеркивает знаковую природу репрезентаций (например, репрезентация как символьное оформление вытесненного опыта) (APA, n.d.), в то время как социальная психология говорит о социальных представлениях («социальных репрезентациях»), которые являются сетью понятий и умозаключений, возникающих в повседневной жизни в ходе межличностного взаимодействия (Андреева, 2003; Юрьевич, 2014). В современном обществе, однако, можно говорить о возникновении социальных представлений в процессе медиакоммуникации, формирующей коллективное знание относительно широкого круга социальных проблем и тенденций, таких как миграции, урбанизации, экологические угрозы и новые технологии (Емельянова, 2016).

Можно заключить, что «репрезентация» в самом общем смысле есть отражение реальности, замещающее в сознании индивида непосредственно воспринимаемую действительность (либо такие ее элементы, которые не могут стать содержанием восприятия в силу своей абстрактной природы). При этом в контексте социальных наук важным становится социальный характер репрезентаций, формирующихся в результате межгруппового взаимодействия (Донцов, Емельянова, 1987). Однако вернемся теперь к исходному пункту наших рассуждений: чем является «репрезентация» в поле теорий медиаисследований? Очевидно, что, не давая развернутого определения этому термину, теории медиа в силу своей междисциплинарной природы стихийно заимствует различные элементы философского и психологического языка, актуализируя те или иные составляющие значения в зависимости от задач конкретного исследования. Мы же поставим перед собой цель определить «реальное» значение термина «репрезентация» в поле медиаисследований, исходя из его конкретного словоупотребления в научных публикациях, чтобы таким образом обнаружить связи между ключевым для науки о медиа термином и наиболее распространенными исследовательскими практиками.

«Репрезентация»: словоупотребление в ведущих научных журналах

С целью определить основные значения, в которых термин «репрезентация» употребляется в современных медиаисследованиях, мы изучили научные статьи, включенные в базу данных Scopus в разделе Social Science, подразделе Communication. В выборку были включены 100 наиболее цитируемых статей, опубликованных в журналах, относящихся к первому-второму квартилям в данной категории. Мы изучили названия, аннотации и ключевые слова данных публикаций. Нас интересовало, что является объектом исследования в научных публикациях, а также функции репрезентаций, о которых писали авторы работы. В результате анализа было обнаружено несколько основных значений, в которых употребляется термин «репрезентация».

Репрезентация как допуск информации в публичную сферу. Такое понимание термина предполагает рассмотрение процесса создания журналистских материалов: как журналисты отбирают информацию, какими эпистемологическими практиками они пользуются, к каким экспертам они обращаются и т.д. Так, сравнительный анализ тематик новостных материалов в нескольких изданиях за определенный период позволяет выявить дискриминационные практики в дискурсе различных медиа: уже на этапе создания материала журналист может игнорировать определенную информацию, закрепляя существующие в обществе предубеждения против определенных этнических групп, как это показано у Эрьявец (Erjavec, 2011) на примере анализа новостей о цыганах. Однако и само появление той или иной социальной группы в публичном пространстве может быть частью такого «допуска». Например, Leavitt P. (2015) анализирует, как коррелирует частота появления в новостных материалах этнической группы коренных американцев с частотой их упоминания в определенных временных контекстах. Частота появления различных этнических групп в тех или иных «ролях» при освещении преступлений также интересует ученых, изучающих репрезентацию социальных меньшинств (Travis et al, 2000), причем иногда в таких работах медиарепрезентация и «реальность» противопоставляются напрямую (Entman, 1994).

Разумеется, подобный подход к изучению репрезентаций актуален не только для «этнической» проблематики: частотное распределение тем, а также количественный анализ «типов» героев возможен, например, при изучении репрезентации онкологических заболеваний (Henderson, Kitzinger, 2001), и даже репрезентации общественного мнения как такового (Brookers et al, 2004) – в последнем случае изучалась частота появления в медиа ссылок на различные опросы.

Так или иначе, объекты медиарепрезентации могут быть разнообразны, однако при таком подходе ученые будут обращать внимание на то, что попадает в поле внимания того или иного СМИ, а что остается сокрыто; какие социальные группы и типы участников социальных ситуаций оказываются представлены в публичном поле. Такая операционализация термина «репрезентация» частично смыкается с понятием «репрезентативность» в том смысле, как оно употребляется при разговоре о репрезентативных демократиях и парламентаризме: все ли социальные акторы и интересанты наделены голосом (Dunn, 2015)? Этот взгляд на феномен репрезентации актуализирует инструментарий теории гейткипинга (Lewin, 1943; Barzilai-Nahon, 2009), так как вопросы о том, что именно проходит фильтры отбора информации, как политика издания, стереотипы и установки журналистов влияют на допуск информации, являются здесь ключевыми.

Репрезентация как выбор языка коммуникации. Другая оптика предполагает анализ репрезентации в медиа как совокупности своеобразных изобразительных средств и приемов на разных уровнях медиатекста. Например, частью репрезентации может быть тон публикации вообще, как в работе Маккей и соавторов (McKay et al., 2011) о миграционных процессах в Австралии, а также композиция (Erjavec, 2011). Иллюстративный материал также становится частью репрезентации, влияя на восприятие изображаемого объекта: например, от уровня обнаженности спортсменок на фотографии зависит, насколько серьезно к ним будет относиться аудитория (Daniels, Wartena, 2011).

Однако зачастую исследователей интересуют именно вербальные средства, используемые журналистами, буквальные значения и коннотации употребляемых слов. Отдельное внимание уделяется словам с переносным значением, метафорам, как средствам, способным существенно повлиять на восприятие социальных групп, например, дегуманизируя их и разжигая в обществе межнациональную рознь (Brookers et al, 2011). С другой стороны, метафоры могут становиться частью репрезентации стран и целых политических пространств, таких как Европейских союз, когда медиа ставят перед собой задачу объяснить целесообразность определенных политических решений (Oberhuber et al., 2005). Существенный вклад в создание репрезентации вносят эмоционально окрашенные слова, их пропорция в материале в сравнении со средними для медиадискурса значениями может сигнализировать о том, какой эмоциональный оттенок получает медиарепрезентация социального феномена, – например, преступлений разного типа (Harper, Hogue, 2014).

При таком рассмотрении репрезентация становится образом, воздействующим на аудиторию, сконструированным при помощи специально подобранных знаков и символов. Характерной чертой такой трактовки термина «репрезентация» является ее сближение с теорией фрейминга, причем авторы могут апеллировать как к традиционному критическому подходу, предлагающему использовать элементы дискурс-анализа и культурного анализа для выявления фреймов (Entman, 1993; Van Gorp, 2007), так и опираться на более «жесткие» экспериментальные методики (Cacciatore et al., 2016). Однако вне зависимости от этого, очевидно, что идея о «сконструированной» репрезентации в конечном итоге зачастую приводит исследователей к поискам фреймов в медиатексте, репрезентация и фрейм практически отождествляются: так, «фреймингом» авторы исследования называют некоторые особенности репрезентации домашнего насилия в СМИ (Carlyle, 2008), «фреймом» – акцент на наиболее важных проблемах (экономических, этических) при репрезентации мигрантов (Domke et al, 1999).

Функция репрезентации в медиа. Вне зависимости от того, какую точку зрения на феномен репрезентации выбирают авторы в проанализированном нами корпусе статей, в текстах публикаций отчетливо прослеживается стремление ученых говорить не только о структуре и/или компонентах репрезентации того или иного социального объекта, но также и о функциях таких репрезентаций. При этом одна из ведущих функций репрезентации связана с созданием, распространением, фиксацией или деконструкцией существующих стереотипов. Очевидно, сама природа медиарепрезентации, создающейся по правилам, регулирующим отбор информации, неизбежно упрощающей многомерное разнообразие социальных процессов до линейного нарратива, роднит ее со стереотипом, который является образцом восприятия, фильтрации и интерпретации информации (Липпман, 2004). Имплицитные правила построения репрезентации оказываются идеальным шаблоном для формирования стереотипа. При этом само распространение стереотипов также подчинено определенной социальной логике: стереотипная репрезентация социальных групп фиксирует статус-кво сложившихся иерархий, в очередной раз подтверждает «базовые истины», хорошо знакомые аудитории (Erjavec, 2011). Формирование нового стереотипа – например, в отношении мигрантов, волны надвигающихся неизвестных «чужих» (McKay et al., 2011) – может дать готовый образец восприятия незнакомого социального феномена, способствовать консолидации общества через формирование массово доступных представлений. Однако стереотипизация репрезентаций понимается исследователями в основном в негативном ключе, зачастую акцентируется политическая функция таких репрезентаций: воссоздание стереотипа в публичном поле ведет к дальнейшему закрепощению этнических меньшинств (Leavitt, 2015), усилению гендерного неравенства (Daniels, Wartena, 2011), дегуманизации «врага» (Steuter, Wills, 2010).

В то же время распространение общих знаний посредством медиа способствует формированию целостной, непротиворечивой картины мира – как на индивидуальном, так и на групповом, социальном уровнях. Как показали Корбетт и Дарфи на примере репрезентации проблемы глобального потепления (Corbett, Durfee, 2004), добавление противоречивой информации в сообщение значительно снижает готовность аудитории верить в само существование тех явлений, о которых сообщают журналисты. И наоборот – включение в сообщения контекста, помогающего интегрировать новую информацию в существующую картину мира, повышает доверие реципиента. Другим аспектом формирования картины мира является способность медиарепрезентаций конструировать идентичности: распространение информации об общественно-значимых событиях, таких как крупные спортивные соревнования, сопровождаемое апелляциями к национальной гордости, актуализирует национальную (в смысле «политической нации») идентичность (Cho, 2000). В данном случае также происходит трансформация картины мира, однако в основном не за счет ее расширения, а вследствие обретения носителем новой коллективной идентичности, определяющей нормы поведения, цели, стратегии социальных взаимодействий.

Разумеется, и «прямая» задача репрезентации, то есть отображение знания о мире, недоступного непосредственному восприятию аудитории, говоря проще – распространение фактов, также оказывается функционально нагружена. Исследователи задаются вопросом о том, какое непосредственное влияние на жизнь индивидов оказывают распространяемые факты: помогают ли репрезентируемые социальные практики оберегать здоровье граждан (Henderson, Kitzinger, 2001), способствует ли репрезентация проблем кибербуллинга эффективной защите от агрессоров (Young et al, 2017), насколько полно СМИ освещают причины и последствия глобального потепления (León, Erviti, 2015) и т.д.

Таблица 1

Связь функций медиа по Д. Маккуэйлу с функциями репрезентаций в медиа

Источник: McQuailD., (2010); авторский коллектив

Дискуссия: репрезентация в медиа и социальные представления

Анализ словоупотребления термина «репрезентация» в дискурсе медиаисследователей позволил описать двухкомпонентную природу медиарепрезентации, которая раскрывается при ответе на вопросы о том, что и как изображается в медиа. Информация о социально значимых феноменах (в самом широком смысле) и инструменты их изображения формируют репрезентацию как виртуальный «слепок» действительности, который становится содержанием массового сознания. В определенном смысле репрезентацию можно рассматривать как сложный эффект коммуникации, возникающий как результирующая сила установления повестки дня (что изображается) и фрейминга (как изображается). Неслучаен также повышенный интерес ученых к социальным и когнитивным функциям репрезентаций: исследователи подчеркивают их роль в формировании стереотипов, конструировании идентичности, поддержании социальных институтов, распространении поведенческих практик и т.д. Можно заметить определенные переклички такого понимания феномена репрезентаций с социальными представлениями, как они описаны у С. Московичи. Об этом, в частности, пишет Б. Хойер (Höijer, 2011), адаптируя идеи Московичи о социальных представлениях для задач медиаисследований и создавая в результате теорию, способную, на наш взгляд, предложить метод интегрального и целостного описания комплексного феномена медиарепрезентации с точки зрения их функций для индивидов, групп и общества.

Очевидна концептуальная связь между «коллективными представлениями» Дюркгейма, описывающими способы концептуализации и категоризации феноменов социальной реальности, и «социальными представлениями» Московичи. Однако концепция Дюркгейма предлагает более «статичную» картину социального познания (Московичи, 2000), не учитывающую изменчивый характер социальных когниций эпохи, в которую медиа играют ключевую роль в формировании и распространении социальных представлений; социальное представление в теории Московичи понимается скорее как «мысль в движении» (Маркова, 2003). Классический пример, описанный Московичи, – распространение психоаналитической теории через СМИ и связанные с этим трансформации социальных представлений (Moscovici, 2007) демонстрирует, что медиа, встраиваясь в процессы социального познания, способны трансформировать отношение людей даже к самым сенситивным вопросам. Современный индивид становится все менее зависим от социальных представлений, распространяемых в рамках «традиционных» социальных структур, таких как семья, социальный класс, религиозная община: идентичности такого рода все меньше контролируют наше поведение (Beck & Beck-Gernsheim 2001; Giddens 1994; Тоффлер, 1980). Социальная реальность стала медиатизированной (Hepp, 2012), медиа являются основой всех современных социальных взаимодействий. Категория «социального» в теории Московичи подчеркивает, что коллективные представления возникают в результате коммуникации между индивидами и группами. Термин «социальный» отражает также и то, что само содержание социальных представлений формирует знание о социальном.

Согласно С. Московичи, коллективные представления выполняют две функции. С одной стороны, они формируют общие знания о новых объектах, людях и событиях, определяя, к какой категории необходимо отнести тот или иной феномен, придавая форму и очертания социальным когнициям (например, задавая рамки «начала» и «конца» социально значимого события и распределяя внутри него роли участников). С другой, они являются предписывающими и контролирующими, так как унифицируют поведение индивидов, будучи в какой-то степени «навязанными» через традиции и социальные институты (Московичи, 1992). Таким образом, социальные представления как коллективно выработанное знание о мире упрощает «на уровне индивида» ряд когнитивных задач, предлагая готовые решения, например, в случае социальной категоризации (McGarty et al., 2015), а на уровне обществ и групп – выступают в роли регуляторов социального поведения, обеспечивая единообразие коммуникативных практик и воспроизводство институтов, поддерживая социальную устойчивость.

Как видно из анализа публикаций медиаисследований, «репрезентация» социального феномена в медиа выполняет те же задачи. С одной стороны, медиарепрезентация создает категориальные и объяснительные модели в отношении новых феноменов, маргинализированных, а потому «непонятных» социальных групп, масштабных социиально-политических событий (León, Erviti, 2015; Leavitt, 2015; Oberhuber et al., 2005), с другой – воспроизводит существующую социальную норму через многократное публичное повторение образцов поведения, закрепляет устоявшиеся отношения между группами и их позицию в социальной иерархии (Dixon, Linz, 2000; Daniels, Wartena, 2011).

С точки зрения теории социальных представлений, выполнение функций репрезентации в медиа обеспечивается за счет двух приемов: якорение («anchoring») и объектификация («objectification») (Höijer, 2011). Институциализированные медиа зачастую вынуждены решать внутренне противоречивую задачу: рассказывать о новых событиях (распространять «новости»), сохраняя при этом целостность и непрерывность репрезентации социальной реальности, а потому новое должно быть представлено как частный случай старого и хорошо знакомого. По мысли Б. Хойер, совокупность средств, которые медиа используют при решении такой задачи, может быть названа «якорением». «Новое» представляется в виде знакомого несколькими способами: за счет присвоения уже известного вербального ярлыка («сепаратисты», «либералы»), апелляции к ярким и «однозначным» эмоциям (гнев, сострадание), помещения нового события в контекст хорошо изученной проблемы, представления нового в виде примера известной антиномии (например, «конфликта поколений» или «противостояния мужчин и женщин»), а также при помощи использования метафор, уподобляющих сложные социальные проблемы легко представляемым процессам и явлениям («политика – это шахматная партия») (Лакофф, Джонсон, 2004). Другой комплекс приемов, позволяющий достичь того же эффекта, – «объектификация»: сведение сложного явления к яркому образу (глобальное потепление – это кадры рушащихся ледников) или персонификация его через отдельную медиаперсону («зеленые» активизм – это Гретта Тунберг).

Таким образом, понимание репрезентации в медиа как процесса или результата формирования социального представления («социальной репрезентации») позволяет анализировать более скрытые уровни социального конструирования смысла. В одном из исследований автор (Olausson, 2010), сосредоточив внимание на антиномиях, эмоциональной привязке и объективации показывает, как сообщения о климатических изменениях формируют европейскую идентичность. В отечественной науке также можно обнаружить удачные примеры применения теории социальных представлений для анализа содержания медиаконтента: так, Т.П. Емельянова и Д.А. Шмидит (2021) соотносят содержание потребляемого в социальных сетях контента с социальными представлениями об институте брака в различных группах аудитории.

Заметим в заключении, что, уточняя содержание функций репрезентации на индивидуальном и социальном уровнях (функций, как следует из нашего анализа, находящихся в центре внимания медиаисследователей), а также предлагая оригинальный терминологический аппарат для описания инструментов конструирования репрезентаций, теория социальных представлений оставляет за скобками вопрос о том, как устроены практики индивидов и групп, создающих и распространяющих репрезентации (Potter, Edwards, 2000). Первый этап создания медиарепрезентации (допуск/недопуск информации в публичную сферу) остается ей не затронут; процессы, происходящие на этом уровне, могут быть лишь реконструированы post hoc. В этом смысле теория социальных представлений, хотя и предлагает эффективный способ описания символьного и функционального уровня репрезентации, все-таки нуждается в дополнении со стороны классических теорий медиа, методологически ориентированных на изучение журналистских практик и сопоставление повесток различных СМИ.

Примечания

1. Исследование выполнено в рамках гранта РНФ (проект № 22-18-00225).

Библиография

Андреева Г.М. Психология социального познания: учеб. пособие для высших учебных заведений. М.: Аспект Пресс, 2005.

Библиева О.В. Молодежный сленг как форма репрезентации молодежной культуры в средствах массовой информации // Вестник Томского гос. ун-та. 2007. № 304. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/molodezhnyy-sleng-kak-forma-reprezentatsii-molodezhnoy-kultury-v-sredstvah-massovoy-informatsii (дата обращения: 28.07.2022).

Вартанова Е. Л. К вопросу о последствиях цифровой трансформации медиасреды //Медиа альманах. 2022. № 2. С. 8-14. DOI: 10.30547/mediaalmanah.2.2022.814

Вартанова Е. Л., Асланов И. А., Гладкова А. А., Дунас Д. В. Социальный конфликт в отечественных медиаисследованиях: эмпирический анализ дискурса научных журналов (2014-2021) // Вопросы теории и практики журналистики. 2022. Т. 11, № 3. С. 429–452.

Вартанова Е. Л., Гладкова А. А. От цифрового к эпистемиологическому неравенству: актуальные вызовы конфликтогенной медиасреды // Информационное общество. 2022. № 5. С. 91–98.

Гладкова А.А., Асланов И.А. Особенности освещения Стратегии государственной национальной политики Российской Федерации в федеральных и региональных СМИ // Вестник Томского гос. ун-та. Филология. 2020. № 64. С. 290–312.

Данкова Н.С., Крехтунова Е.В. Репрезентация пандемии в СМИ: метафорический образ войны (на материале американских газет) // Научный диалог. 2020. №8. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/reprezentatsiya-pandemii-v-sm i-metaforicheskiy-obraz-voyny-na-materiale-amerikanskih-gazet (дата обращения: 28.07.2022).

Демина И.Н., Шкондин М.В. Журналистика в мире повседневности: слагаемые конвенциональной целостности как фактора преодоления конфликтов // Вестник Волжского ун-та им. В.Н. Татищева. 2021. Т. 1, № 1 (34). С. 134–143.

Донцов А.И., Емельянова Т.П. Концепция социальных представлений в современной французской социологии. М.: МГУ, 1987.

Емельянова Т.П., Шмидт Д.А. Социальные представления о брачном партнере: поколенческий подход // Социальная психология и общество. 2021. Том 12. № 1. С. 126–142. DOI: 10.17759/sps.2021120109

Ефанов А.А. Медиа-репрезентация протестных настроений в зеркале социологии // Известия вузов. Социология. Экономика. Политика. 2017. №2. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/media-reprezentatsiya-protestnyh-nastroeniy-v-zerkale-sotsiologii (дата обращения: 28.07.2022).

Крашенинникова М. А., Никольская Э. С. Традиционные СМИ и социальные медиа: диалектика социальных конфликтов (2021-2022) // Вестник МГУ. Серия 10. Журналистика. 2022. № 5. С. 103-135.

Лакофф Дж., Джонсон, М. Метафоры, которыми мы живем. М.: ЛКИ, 2004.

Липпман У. Общественное мнение. М.: Институт фонда «Общественное мнение», 2004.

Московичи С. От коллективных представлений к социальным (к истории одного понятия) // Вопросы социологии. 1992. Т. 1. № 2. С 83–95.

Прохоров А.О. Ментальные репрезентации психических состояний: феноменологические и экспериментальные характеристики // Экспериментальная психология. 2016. Т.9. С. 23–27.

Радионова С.А. Репрезентация // Новейший философский словарь: 3-е изд., исправл. Мн.: Книжный Дом, 2003. С. 826–830.

Резанова З.И. Гендерная метафора: типология, лексикографическая интерпретация, контекстная репрезентация // Вестник Томского гос. ун-та. Филология. 2011. № 2 (14). С. 47–57.

Сидорская И.В. (2021) Об употреблении терминов «образ» и «имидж» в русскоязычных исследованиях проблемы медиарепрезентации территорий. Вестник Московского ун-та. Серия 10. Журналистика. 2021. № 3. С. 26–54.

Соколова В.М., Коренева Е. Репрезентация автора как значимый элемент воздействия колонки Артуро Переса-Реверте // Вестник Московского ун-та. Серия 10. Журналистика. 2020. № 5. Режим доступа: https://cyberleninka.ru/article/n/reprezentatsiya-avtora-kak-znachimyy-element-vozdeystviya-kolonki-arturo-peresa-reverte (дата обращения: 28.07.2022).

Соловьева Д.Ю. Новый историзм и репрезентации истории в цифровой среде. Вестник Московского ун-та. Серия 10. Журналистика. 2018. № 4. С. 26–54.

Юрьевич А.Ю. Психология социальных отношений. М.: Институт психологии РАН, 2014.

APA Dictionary of Psychology (n.d.) URL: https://dictionary.apa.org/representation

Barzilai-Nahon K. (2009) “Gatekeeping: A critical review”. Annual Review of Information Science and Technology 43: 433–478.

Brookes R., Lewis, J., Wahl-Jorgensen K. (2004) The Media Representation of Public Opinion: British Television News Coverage of the 2001 General Election. Media, Culture & Society 26 (1): 63–80.

Carlyle K., Slater M., Jennifer L. Chakroff J. (2008) Newspaper Coverage of Intimate Partner Violence: Skewing Representations of Risk. Journal of Communication 58 (1): 168–186.

Cho Y. (2009) Unfolding sporting nationalism in South Korean media representations of the 1968, 1984 and 2000 Olympics. Media Culture & Society 31 (3): 347–364.

Corbett J.B., Durfee, J.L. (2004). Testing Public (Un)Certainty of Science: Media Representations of Global Warming. Science Communication 26 (2): 129–151.

Daniels, E. A., Wartena, H. (2011) Athlete or Sex Symbol: What Boys Think of Media Representations of Female Athletes. Sex Roles 65 (7–8): 566–579.

Dixon T.L., Linz D. (2000) Race and the Misrepresentation of Victimization on Local Television News. Communication Research 27 (5): 547–573.

Domke D., McCoy K., Torres M. (1999) News Media, Racial Perceptions, and Political Cognition. Communication Research 26 (5): 570–607.

Dunn K. (2015) Voice, representation and trust in parliament. Acta Politica 50 (4): 171–192.

Entman R.M. (1993) Framing: Toward clarification of a fractured paradigm. Journal of communication 43 (4): 51–58.

Entman R. (1994). Representation and reality in the portrayal of Blacks on network television news. Journalism Quarterly 71, 509–520.

Erjavec K. (2001). Media Representation of the Discrimination against the Roma in Eastern Europe: The Case of Slovenia. Discourse & Society 12 (6): 699–727.

Feldman L., Hart P. S., & Milosevic T. (2017). Polarizing news? Representations of threat and efficacy in leading US newspapers’ coverage of climate change. Public Understanding of Science 26 (4): 481–497.

Harper C., Hogue T. (2014) The Emotional Representation of Sexual Crime in the National British Press. Journal of Language and Social Psychology 34 (1).

Henderson L., Kitzinger J. (2001) The human drama of genetics: ‘hard’ and ‘soft’ media representations of inherited breast cancer. Sociology of Health and Illness 21 (5): 560–578.

Hepp A. (2012) “Mediatization and the 'molding force'of the media”. Communications 37 (1): 1–28.

Höijer B. (2011). Social Representations Theory. A New Theory for Media Research. Nordicom Review 32 (2): 3–16.

Leavitt P (2015) “Frozen in Time”: The Impact of Native American Media Representations on Identity and Self-Understanding. Journal of Social Issues 71 (1): 39–53.

León B., Erviti M.C. (2015) Science in pictures: Visual representation of climate change in Spain’s television news. Public Understanding of Science 24 (2): 183–199.

Lewin K. (1943) Forces behind food habits and methods of change. Bulletin of the National Research Council 108: 35–65.

Lisser I., de Smaele H. (2020) Faceless: The visual representation of overweight people in Flemish and Dutch online newspapers. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 5–19. DOI: 10.30547/worldofmedia.2.2020.1

McGarty C., et al. (2015) “Social Categorization.” International Encyclopedia of the Social & Behavioral Sciences. Pp. 186–191.

McKay F., Thomas S., Blood R. (2011) ‘Any one of these boat people could be a terrorist for all we know!’ Media representations and public perceptions of ‘boat people’ arrivals in Australia. Journalism 12 (5): 607–626.

McQuail D., (2010) McQuail’s Mass Communication Theory. 6th edition. SAGE.

Oberhuber F., Bärenreuter, C., Krzyzanowski, M., Schönbauer, H., Wodak, R. (2005) Debating the European Constitution. On representations of Europe/the EU in the press. Journal of Language and Politics 4 (2): 227–271.

Olausson U. (2010) ‘Towards a European Identity? The News Media and the Case of Climate Change’. European Journal of Communication 25 (14): 138–152.

Potter J., D. Edwards (2000) ‘Social Representations and Discursive Psychology: from Cognition to Action’. Culture & Psychology 5 (4): 447–458.

Stampouli D., Vamvakas V. (2022). The Greek ‘success story’ on the international media representations concerning the pandemic of COVID-19. World of Media. Journal of Russian Media and Journalism Studies 2: 147–176. DOI: 10.30547/worldofmedia.2.2022.9

Steuter E., Wills D. (2010). ‘The vermin have struck again’: dehumanizing the enemy in post 9/11 media representations. Media, War & Conflict 3 (2): 152–167.

Van Gorp B. (2007) The constructionist approach to framing. Bringing culture back in Journal of Communication 57 (1): 60–78.

Young R, Subramanian R, Miles S, Hinnant A, Andsager J.L. (2017) Social Representation of Cyberbullying and Adolescent Suicide: A Mixed-Method Analysis of News Stories. Health Commun 32 (9): 1082–1092.