Languages

You are here

Журналистика второго десятилетия ХХI в. в исследованиях российских и белорусских ученых: проблематика и альтернативы

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

 

Ссылка для цитирования: Ян Чжи. Журналистика второго десятилетия ХХI века в исследованиях российских и белорусских ученых: проблематика и альтернативы // Медиаскоп. 2021. Вып. 4. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2752

DOI: 10.30547/mediascope.4.2021.8

 

© Ян Чжи

к. ф. н., профессор Института журналистики и коммуникаций Хэнаньского университета (КНР), докторант факультета журналистики БГУ, tstudenko@inbox.ru

 

Аннотация

В статье сконцентрированы основные, концептуальные и практические, проблемы современной журналистики, связанные с трансформацией СМИ: сложность модерирования и верификации информационных потоков, факты агрессии в интернет-среде, кризис публицистики, риски журналистской профессии и риски аудитории (социальные, ментальные, моральные), что в целом препятствует созданию полноценной информационной среды, объединяющей общество (а не наоборот). Синтезированы альтернативные модели медиадеятельности, предлагаемые и/или задействованные в российской и белорусской журналистике.

Ключевые слова: журналистика, коммуникация, медиаисследования, трансформация СМИ, информационное общество

 

Вместо введения

Сравнивая российский медиаконтекст с белорусским, приходится отмечать значительно больший круг исследований и глубину проблем, разрабатываемых коллегами из РФ. Чрезвычайно развитая отрасль журналистских исследований предполагает и самоисследование, так что в российской академической среде на равных сосуществуют функциональное (эмпирическое) направление, теория и история СМИ плюс история отечественной медиалогии. Прописанное сравнение могло бы показаться некорректным, если бы не имело целью указание на проблему, способную решаться в Республике Беларусь. Высокий уровень медиалогии в России обусловлен не только тем, что страна имеет больше демографических, территориальных, академических и, соответственно, медийных и медиалогических ресурсов. Дело еще в том, что российская журналистская наука существует на специально легализованном уровне – в формате научно-исследовательских учреждений, как, например, Научно-исследовательский сектор Академии медиаиндустрии, Проблемная научно-исследовательская лаборатория комплексного изучения актуальных проблем журналистики на журфаке МГУ и др. Сотрудники этих структур имеют статус научных работников, совмещая научную деятельность с преподаванием на факультете и/или с практикой журналистской деятельности. Не «отрываясь от жизни», они могут последовательно и глубоко заниматься наукой. В то же время белорусские медиаисследователи, совмещая научную работу с преподаванием, вынуждены отдавать ей часы сна и досуга, не рассчитывая на оплату. Конечно, это сказывается на качественной стороне исследований, в которых неизбежно будет преобладать эмпирический, описательный подход.

Немаловажным является стремление российских коллег к сотрудничеству и более тесной связи журналистики и филологии (Орлова, 2012; Прозоров, 2012; Гордеева, 2020). Традиционный бренд МГУ и СПбГУ кафедры зарубежной журналистики и литературы, где бок о бок сотрудничают филологи и журналисты (вторые, как правило, тоже филологи по специальности, но не по специализации). Результат не слишком очевиден, но весом: филологи, традиционно больше укорененные в истории, чтении, рефлексии, рядом с журналистами острее ощущают сегодняшний день, современность, движение, «ветер перемен»; преподаватели-журналисты учатся у своих коллег более высокой культуре исследования и, что особенно важно, не отрываются от культуры речи и языка. В этой связи можно сожалеть о том, что в ходе реструктуризации факультет журналистики БГУ отказался от классического совмещения зарубежной журналистики и литературы, учредив кафедру международной журналистики и объединив всех литературоведов на кафедре литературно-художественной критики, – продуктивное сообщение журналистики и литературы распалось.

Отметив эти нюансы различия, дальше стоит говорить о практически зеркальном отображении проблематики современного информационного поля в исследованиях медиа двух стран.

 

Основные проблемные аспекты деятельности современных СМИ

Критический модус восприятия российскими и белорусскими коллегами растущей трансформации СМИ фиксируется в осознанном использовании понятий типа «информационно-коммуникационные медиасистемы» вместо традиционных «журналистика» и «СМИ». Такой понятийный сдвиг носит не стихийный характер, имманентно указывая, что информационное поле принципиально и качественно изменилось; больше нет «четвертой власти» и тому подобных апелляций авторитарности значения СМИ. Вместо авторитета властности есть авторитет сообщения: коммуникация-диалог, когда степень авторитета зависит только от уровня автора его компетентности, информированности, общей культуры и, что немаловажно, открытости навстречу адресату. В этой связи вроде бы эмпирико-прикладное значение процессов трансформации медиа тесно связано с концептуальной стороной медиадеятельности как фактора солидаризации нации и, в глобальном смысле, человечества. Рассмотрим особенности проработки этой концептуальности в белорусских и российских медиаисследованиях.

Е.В. Баранова, профессор факультета журналистики БГУ и Академии управления при Президенте Республики Беларусь, подчеркивает, что на данный момент общественная тематика СМИ стремится отвечать «Программе социально-экономического развития Республики Беларусь на 2016–2020 гг.», в частности позициям Главы 8 «Развитие человеческого потенциала и повышение качества жизни белорусского народа». На основании этого, считает исследователь, можно говорить о развитии социального партнерства между государством, обществом и СМИ. «Информационная политика государства обеспечивает расширение и модификацию массмедийного пространства страны. Белорусские СМИ осваивают инновационные технологии, не утрачивая традиций отечественной прессы. Активизируя участие граждан в решении выдвигаемых временем задач, средства массовой информации способствуют интеграции общественной среды и формированию цивилизационных основ современного социума» (Баранова, 2018: 11). Таким образом, равновесная триада-партнерство «государство – общество – СМИ» – принципиальный ориентир белорусской медиасистемы. Исходя из него обсуждаются «вызовы времени» и возможные на них ответы.

Исходный дискурс, обозначающий приоритеты медиасреды России, – создание гражданского информационного общества, где есть не только эффективные технологии, но и полноценные коммуникации, общественный продуктивный диалог. В 2000-х гг. фиксировалось нахождение России на второй ступени развития информационного общества (Колобов 2008: 196): уже был широко распространен интернет, но не хватало включенности большинства граждан в медиаполе страны в силу недостатка материальных и компетентностных ресурсов (не все имели доступ к Сети, и не все умели там ориентироваться). В 2010-х гг. такие проблемы уже не стояли, но ступень продвижения к информационному обществу как пространству полноценного диалога не изменилась, ибо большинством граждан гаджеты и интернет используются в сугубо личных, чаще развлекательных, целях, что слабо совместимо со статусом развитой информационной сферы как общественного достояния (Засурский, 2012). Постулируется и «слабость ориентированности журналистов на содействие процессу становления гражданского общества, недостаточность отражения соответствующей проблематики в медиаконтенте и дефицит гражданского участия в традиционных СМИ» (Ширяева, 2011: 142). Эта ситуация сохранилась до конца 2010-х, хотя в то же время активизировался поиск путей ее позитивного преобразования, о чем будет сказано во втором разделе основной части статьи.

Сравнивая посыл процитированных публикаций российских коллег с концептуальной стороной белорусских медиаисследований, можно заметить их безусловную общность. Медийная триада «государство – общество – СМИ», выдвигаемая как эталон для информационного поля Беларуси, в итоге также подразумевает создание полноценного гражданского общества, формирующего благоприятную информационную среду и, в свою очередь, формируемого ею. Очевидно также, что в России и в Беларуси понятия информационное общество (ИО) и гражданское общество (ГО) являются синонимами, равно как формирование «публичного разума» мыслится итоговым позитивом ИО и ГО (Владимирова, Панферова, Смирнова, Свитич, Шкондин, 2020).

Не менее важная сторона медийной концептуалистики обеих стран – вопросы ментального и социального благополучия общества. Здесь снова приходится вспоминать выражение «СМИ – четвертая власть» и снова подчеркивать утрату им актуальности, только уже с другой стороны. Если в плане современной трансформации СМИ мы говорим об утрате ими властного статуса (авторитета), то в плане воздействия на все сферы жизни потребителя должны сказать, что они не просто властны, но практически всемогущи. Такая степень действенности власти СМИ определяется их тотальным распространением и внедрением в быт и сознание индивидуумов (в преобладающем большинстве случаев – гораздо раньше и мощнее влияния других властных институций). Именно СМИ формируют то, что называют «картиной мира», «образом современности», «новым историзмом», «мифологией реальности»; в конечном счете, активная тотальная трансформация медиа на сегодняшний день сравнима с такой же трансформацией массового сознания – и далеко не в лучшую сторону.

Следует отметить, что проблемную концептуалистику белорусских и российских ученых отличает высокий уровень мультицисциплинарного (культурологического) мышления. Проблематизируя «картину мира», формируемую СМИ, специалисты медиа России исследуют ее происхождение, типологию, каналы трансляции (влияние коммерческого интереса корпораций на создание образа современности; роль слова в мифологизированной модели мира; подверженность массового общественного сознания мифологизации и мистификации, сполна эксплуатируемую медиа, в целом то, что можно обобщить как коммуникативные агрессии в XXI веке (Сидоров, 2018). В связи с этим речь идет о кризисе идентичности (Яковлева, 2019), кризисе онтологических ценностей (Казарова, Хочунская, 2014), угрозax безопасности детской и юношеской аудитории в интернете (Годик, 2011), общих для населения рисках психофизического характера и специфическиx зависимостях (интернет-аддикция, PR-аддикция), распространении киберфобий (Сидоров, 2020), депрессивно-генерирующем потенциале разного рода «хроник», «происшествий» и т.п., некорректная модерация которых способна заключать угрозу не только психике, но и жизни (Милославская, 2017). Отдельно отмечаются риски самих СМИ и журналистской профессии с творческой, юридической и физической точки зрения (Голуб, 2010; Пронина, 2016; Уразова, 2017; Упоров, 2020). Подчеркивается наличие «ценностной дихотомии культурной памяти», наполненной правдой и неправдой, «подлинным и мнимым» (Сидоров, 2019). Как следствие перечисленного постулируется «переход от цивилизации слова к цивилизации числа и цифры» – источник деградации и дегуманизации современности (Музычук, Анохов, 2020).

На этом критическом фоне российские медиологи вынуждены фиксировать«ведущее противоречие журналистики», определяемое как дестабилизирующее влияние вместо традиционно признаваемой за журналистикой роли благоприятного и благотворного воздействия на общество (Лазутина, 2014). В ситуации «виновны» обе стороны, и вот как это объяснимо. В ответ на существенное снижение уровня когнитивных (информационных) запросов массовой аудитории уровень подачи соответствующего контента в свою очередь снижается. В поисках способов удержания аудитории создатели медиадпродукта вынуждены обращать больше внимания на удовлетворение ее аффективных потребностей, на зрелищные форматы в ходе такой практики снижается уровень профессионализма представителей медиа. Далее, «в ответ на снижение качества массовых информационных потоков в обществе формируется тревожный, содержащий в себе отрицательную энергию дискурс, ведущий к росту социального напряжения и агрессии» (Лазутина, 2014: 108).

Общепризнано, что мы живем в эпоху «постправды». Анализируя феномен, белорусский журналист, писатель, исследователь медиа Е.Ф. Конев «переводит» его значение на обыденный язык и уточняет механизм действия: «На практике это означает ситуацию, при которой откровенная ложь, сплетни и слухи распространяются с необычайной скоростью через <…> популярные сетевые медиа. <…> Главными ньюсмейкерами "постправды" являются политики или их сторонники, которые через сеть пользователей в интернете регулярно и целенаправленно распространяют откровенные домыслы». Свою статью Е.Ф. Конев завершает выводом, наводящим на путь самого серьезного размышления: «Совладать с элементами сетевой недостоверности только за счет фактчекинга <…> невозможно. Хотя бы по той причине, что "постправда" эксплуатирует эмоции читателя, а не его разум. Поэтому противостоять ей можно лишь скоординированными действиями всех институтов общества» (Конев, 2018: 142).

Проблемы медиаконвергенции, актуализированные на рубеже столетий (Вартанова, 1999), к концу 2010-х обобщены в работах итоговых, по сути исторических (Баранова, 2018; Загидуллина, 2019), будучи акцентированы как негативно воздействующие, в первую очередь, на профессию журналиста, ментальность реципиента и трансформацию этических принципов СМИ. В свою очередь, белорусский специалист А.В. Потребин формулирует следующие критические издержки процесса конвергенции (медиатрансформации, мультимедиатизации). А. Мультимедийная редакция «завлекает» потребителя контентом через разные носители и, в рамках конкуренции, предлагает все более навязчивую и яркую подачу продукта, побочным эффектом этого становится рост общего информационного шума (негативный медиаэкологический аспект). Б. Увеличение скорости переработки и доставки материала приводит к снижению качества информационного продукта. В. «Цифровую аудиторию» редакции воспринимают не как людей, а как трафик (негативный гуманитарный аспект). Г. Низкая окупаемость: аудитория в массе своей привыкла получать электронный контент бесплатно и очень мало настроена на то, чтобы за него платить (негативный для СМИ экономический аспект). Д. В условиях дефицита творческих и управленческих мультиплатформенных компетенций большинство редакций склоняется в сторону мультимедийного универсализма сотрудников (кадровая проблема и снова проблема качества инфопродукта). Е. Падает роль текста в журналистских материалах, даже печатных, поскольку длина линейного чтения сокращается. Вывод: «Мультимедийность приучает человека к веб-серфингу вместо чтения». В результате – «налицо явное изменение культурного кода» (Потребин, 2019).

Доцент факультета журналистики БГУ А.И. Соловьев косвенно указывает на проблему смены «клипового» мышления «цифровым»; мы говорим о косвенном указании, потому что в данном случае речь о проблематизации не идет, констатируется факт и даже факт «позитивный» (Соловьев, 2019). «Сетевое» («цифровое») сознание и мышление, безусловно, иной феномен, нежели сознание и мышление «клиповое», но то и другое ущербны в силу своей ограниченности. В статье о «постправде» Е.Ф. Конев не случайно описывает «информационный пузырь», в который помещает субъекта его «сетевое» восприятие: технологии отслеживают приоритеты пользователя и помещают в его поле зрения соответствующий контент, так что в результате начинает казаться, что весь мир вращается вокруг наших интересов. На закупоривание в «информационном пузыре» влияет психологическая «склонность человека окружать себя людьми со схожими взглядами и тем самым изолировать себя от альтернативных идей» как следствие, налицо «глухота к фактам и отказ от критического осмысления информации» (Конев, 2018: 140). Очевидно, что сеть в данном случае подобна рыболовной, а сетевое «мышление и сознание» ощущениям пойманной рыбки.

Амбивалентный статус UGC. Есть некий парадокс в том, что за «контентом, создаваемым пользователями» и блогосферой закрепилось наименование «социальные СМИ»: «социальность», как правило, ассоциируется со сферой ответственности, все еще проблематичной для этих медиа. С другой стороны, в понятии «социальные сети» заложена позитивность значения: социальные значит призванные удовлетворять запросы социума, а сети не только устройство улова, но и нечто такое, что соединяет, в данном случае, опять же социум, а это и есть главный посыл создания информационного общества (Уразова, 2020). У социальных медиа есть и безусловный позитивный потенциал: последовательное ведение аккаунта в соцсетях и/или ведение блога ценная, особенно в наше время, возможность творческой самоидентифицирующейся инициативы. Иное дело, что соцсети и блоги ставят пользователей (а через них все общество) перед проблемами верификации контента. Практическая невозможность ее осуществления придает создателям аккаунтов и блогов статус безответных безответственных лиц, а их аудитория рискует попасть в положение, собственно, тех же рыбок, направляемых модерацией «приоритетности», когда подача контента подстраивается под интересы пользователя (ср. «информационный пузырь»). Нетрудно представить последствия, когда безответственная (лживая, фейковая, провокативная и т.д.) информация попадает в сферу приоритетного внимания значительного числа пользователей и начинает формировать приоритеты его величества большинства. К слову, «постправда» не единственный, мягко говоря, минус социальных СМИ: исследователи фиксируют формируемую ими фрагментарность мышления – в силу фрагментарности поставляемого и потребляемого контента (Попова, 2020), снижение качества лексики как «прямую угрозу обесцениванию русского литературного языка» (Тюрина, 2020), интолерантность как «инструмент» провокативности с целью хайпа (Аресентьева, Морозова 2021).

В одной статье невозможно отразить всю проблематичность состояния сегодняшних медиа в исследованиях специалистов РБ и РФ. Важно следующее: актуализированы общие проблемы и риски; соответственно, предлагаются сходные в концептуальном плане альтернативы. Соответственно, можно надеяться на разработку в союзном государстве некой совместной модели минимизации рисков медиа и продвижения позитивного потенциала СМИ.

 

Перспективы позитивного преобразования медиасферы

Стоит признать, что практически все они могут быть обобщены структурой «СМИ и аудитория». Означает ли это, что и все основные проявления кризисного состояния СМИ связаны с нарушением гармонии в этой структуре? Полагаем, что да, и именно в связи с такой особенностью цифровой среды, как сегментация («дробление», разобщение) аудитории, то есть уход большинства в собственную информационную нишу, пренебрежение централизованными и традиционными СМИ, в принципе способными формировать целостную повестку и таким образом действительно совмещать два искомых феномена: общество информационное (информированное) и общество гражданское (консолидированное).

Изучение медиааудитории. В России им занимались и в ХХ веке, используя методы статистики, медиаметрии, социологии, социальной психологии, политологии и даже футурологии. Стремясь дополнить этот арсенал, профессор Б.А. Грушин в конце 1980-х гг. практиковал на факультете журналистики МГУ семинар, посвященный методам анализа текстов, производимых массой («автотексты массы»). «Они, как правило, являются ее спонтанным самовыражением и поэтому несут в себе не подвергшиеся внешнему воздействию содержательные и иные характеристики, анализ которых может быть наиболее плодотворным», пишет В.М. Хруль, в прошлом участник семинара. Автор считает, что сегодня предметом междисциплинарного анализа могут быть тексты, создаваемые в блогосфере, причем не столько авторами блогов, сколько их комментаторами, носителями именно спонтанных высказываний (Хруль, 2011: 64). Разумеется, богатый ресурс здесь любая площадка читательских комментариев. Это материал для самых различных дисциплин, включая философскую антропологию и психолингвистику, что может позволить получить широкий спектр данных о сути сегодняшнего медиапотребителя, охотно выражающего себя в «комментах».

Особый сегмент – молодое поколение. «Изучая молодежную аудиторию, можно выявить, какие трансформации ждут общество в будущем с точки зрения интеграции медиа в жизнь человека» (Дунас, 2020: 3). В 2020 г. на факультете журналистики МГУ начат соответствующий проект коллективного исследования. Один из первых значимых выводов коллектива: медиа для молодежи не только средство получения информации, но и средство самореализации, самопрезентации, самоформирования и создания личного пространства. Поскольку это значимо и для зрелой аудитории, постольку СМИ обязаны учитывать и прогнозировать свою не столько «направляющую» роль, как это было прежде, сколько содействие общей культуре и личностному росту потребителя медиа.

В последние годы наметилась тенденция не только и не столько критически освещать медийные приоритеты молодежной аудитории, но и позитивно на них реагировать; иначе говоря, когда «клиповое» мышление – уже данность, то и работать с ним следует конкретно и целенаправленно, по крайней мере, в подготовке специалистов медиа: «формировать аналитическое и понятийное мышление в сочетании с клиповым, практиковать требующие активных действий вовлекающие кейсы, ориентированные на оперативность мышления, мультизадачность» (Бухарбаева, Сергеева, 2020: 787), создавать условия развития «проектного мышления как одной из ключевых компетенций» будущих журналистов (Олешко В.Ф., Олешко Е.В., 2019: 65).

В поисках равновесия отношений аудитории и СМИ особая роль отводится социальной журналистике. В начале 2010-х о ней говорилось преимущественно как о журналистике ответственной в смысле достоверной. Медиологи ставили следующие вопросы: «Ответственная журналистика: есть ли она сегодня? Позволяет ли современная система российских СМИ реализовать принципы ответственной журналистики? Влияют ли новые технологии на степень свободы и ответственности журналиста? Способно ли российское журналистское сообщество содействовать укоренению ответственной журналистики?» В этой связи отмечались проблемы: «столкновение представлений об ответственности, задаваемых журналисту нормативно – и вменяемых работодателем»; «практичная, а иногда и циничная установка на цель, а не на ценность». Выход может быть в том, что журналист станет обладать «определенным уровнем сопротивляемости по отношению к государственным, политическим, бюрократическим структурам, которые стремятся заставить журналистику действовать в своих интересах» (Лазутина, Клёсова, Кульчицкая, 2011: 56–63). Возможно, стоит адаптировать европейский опыт, когда журналисты имеют целые организации в рамках Международного союза журналистов, обладающие этической инициативой. Они организуют мероприятия, направленные на то, чтобы разъяснять и отстаивать права журналистов прежде всего перед собственниками. Потому что главная угроза для профессии коммерциализация СМИ, считают и российские, и западные журналисты, как, кстати, и белорусские коллеги, в особенности те, которые настаивают на государственной регуляции медиа и преобладающем удельном весе государственных СМИ (Васюкевич, 2018).

Истоки становления ответственной партиципарной журналистики М.И. Дзялошинский (2006) возводит к концу 1980-х, но отдает приоритет И.Д. Фомичевой, чья диссертация 2003 г. содержит всестороннее обоснование понятия «партиципарные коммуникации» и тем самым вводит его в научный оборот (Фомичева, 2003). Дальнейшая разработка в исследованиях М.А. Бережной, М.И. и М.А. Дзялошинских, Р.Г. Иванян и ряда других к концу 2010-х гг. привела к существенному расширению изначального подхода к партиципарной коммуникации как «возможности прямого доступа общественности к производству и распространению информации» (Фомичева, 2002: 46). В целом это путь конкретизации идеи о диалоге СМИ и аудитории: от мысли о необходимости «многостороннего обмена информацией» (Фомичева, 2003: 10), «привлечения людей к совместному решению социальных проблем» (Дзялошинский, Дзялошинская, 2015: 356) к конкретным проектам и осуществленным моделям соучастия.

В публикации Т.И. Фроловой и А.С. Гатилина (2021) обобщен опыт 126 таких проектов региональных СМИ РФ: содействие социальному развитию и консолидации местных сообществ, помощь отдельным категориям граждан, «срочная адресная помощь людям в трудной жизненной ситуации и нередко прямое спасение их». Авторами подчеркнуто, что польза такого взаимодействия обоюдная: «социальная ответственность журналиста становится залогом успешного развития муниципальных СМИ в условиях падения тиражей, доходов от рекламы и снижения государственных субсидий» (Фролова, Гатилин, 2021: 80). Можно предполагать, что партиципарность способна существенно нивелировать последствия «критического нигилизма» – тотального недоверия аудитории к медиа как источнику информации и позитивной категории в целом (Выровцева, Симакова, 2020). Социальность же СМИ, во всех отмеченных смыслах, – мощнейший рычаг интегративного воздействия на общество (Корконосенко, 2020).

Классик российской аналитической журналистики А.А. Тертычный считал ее необходимым условием реализации социальной роли СМИ; именно с этого он начинает обоснование своего предмета, противопоставляя аналитику – поверхностности преобладающего пласта публикаций (Тертычный, 2010: 5). Аналитическая журналистика как альтернатива воздействию низкокачественных информационных потоков исследовательский приоритет Л.П. Беляковой (БГУ), автора учебного пособия «Аналитическая журналистика печатной периодики» (2012). Как одна из причин недостатка аналитического инфопродукта отмечена его повышенная стоимость (временные и материальные затраты), на которые, однако, стоит идти, иначе «тот, кто не хочет кормить свою армию аналитиков и публицистов, будет кормить чужую» (Белякова, 2018: 63). Как видим, подчеркнут потенциал аналитической журналистики как одного из гарантов информационной безопасности и, тем самым, залога безопасности национальной.

Очевидно, что поверхностный характер материалов медиа априори несовместим ни с деятельной журналистикой соучастия, ни с ответственной журналистикой как достоверной. При этом формирование аналитических моделей мышления и соответствующего подхода к профессиональной деятельности не может быть осуществлено иначе, как в университетском формате обучения, что требует особой ответственности медиапедагогов и, к слову, их убежденной выдержки на фоне давления со стороны «практиков».

Социальная – публичная сфера не может обойтись без качественной журналистикии, в частности, публицистики. На фоне стандартизованного «формата», в котором, по сути, нет места содержательным формам, публицистика (разумеется, качественная) все равно что изысканный деликатес перед фастфудом. Профессор ВГУ Л.Е. Кройчик назвал причины упадка публицистики: дегуманизация контента, исчезновение авторитетного субъекта высказывания, утрата жанровой определенности, неблагоприятная трансформация отношений автора и читателя. Возрождение публицистики, считает исследователь, возможно при следующих условиях: а) свободы авторского высказывания; б) модальности высказывания (четкой расстановки приоритетов); в) диалоговости; г) «игры» (языковой, смысловой, стилистической...); е) антиэнтропийности, то есть позитивного посыла текстов; ж) концептуальности и нравственности публицистического высказывания (Кройчик, 2014). Обнищание функций и жанров журналистики И.В. Упоров и вовсе сводит к двум оставленным ей ролям: информированию и комментированию (Упоров, 2020).

Тем не менее, обсуждая роль публицистики в интернете, ряд исследователей не только не ведут речь о ее кризисе, но даже говорят о возрождении: «Те, кого мы именуем публицистами, получили новые богатые возможности для обращения к своей аудитории, включая коммуникации поверх корпоративных (редакционных) барьеров: личные блоги и сайты, социальные сети и другие. Такая профессиональная активность востребована в сегодняшней России» (Фомичева, 2013: 94). То есть, собственно, ничто не мешает публицистике оставаться собой и в «век цифры», нужны только соответствующие авторы и читатели. В этой связи М.В. Загидуллина обосновывает понятие «публицистика 2.0» как разновидности UGC, имея в виду высказывания авторов комментариев, обладающие классическими признаками публицистики, такими как социальная направленность, стремление указать на решение значимой проблемы, художественность, развернутость, идеологическая поляризация, импровизационность, поиск консенсуса. Если отдельные посты пользователей обладают этими качествами, они могут и должны включаться в авторское поле медиа и изучаться соответственно (Загидуллина, 2018).

В условиях тотальной «цифры» особая роль принадлежит позитивному потенциалу прессы, тем ее возможностям, которыми не обладают другие СМИ и, прежде всего, Интернет. Коллективными усилиями (прежде всего, российских медиологов) проработана картина этих возможностей-преимуществ, равно как предложен потенциальный ход их реализации. Подчеркивается ключевая роль печатных СМИ в консолидации информационной повестки (Смирнова, 2013: 32), формирование ими целостности видения мира, в то время как «человек медийный впитывает хаотичность и фрагментарность предоставляемого ему контента, что и формирует всеми порицаемое клиповое сознание» (Клушина, 2016: 299). Печатные материалы обладают ценностью качества: последовательность, подлинность, авторитетность информации, редакторская обработка; в эпоху рерайта и копипаста особенно важна ценность авторства. С автором можно вести диалог, пусть даже только внутренний, диалог же – условие создания творчески мыслящей аудитории (Кройчик, 2017: 100). Далее, пресса – это «веками накопленное доверие плюс ощущение, что слово, написанное журналистом, было уже многократно прочитано <…> <и> обратной силы не имеет» (Смирнова, 2013: 26). Наконец, потенциал экологичный: «В среде, которая уже сегодня перенасыщена <…> визуальными сообщениями, передаваемыми с помощью персональных гаджетов, электронных табло, мониторов и прочих излучающих устройств в силу чего их сложно игнорировать, печатные СМИ занимают уникальную нишу и продолжают оставаться "островками тишины", наиболее экологичными в визуальном смысле медиа» (Гуртовая, 2018: 91).

Чтобы сохранить все это, предлагается: развитие «каждого отдельного журналиста как уникального ведущего своего и редакционного профиля»; «переориентирование работы <…> в сторону креативного развития основных навыков “старого” журнализма <…> культивирования профессиональной “археологии медиа”, позволяющей находить в прошлых периодах <…> перспективные концепции развития»; «постепенный отказ от конвергенции <…>  в пользу относительной архаизации способов подачи информации и ориентирование на менее широкие аудитории, чем в период массмедиацентризма» (Загидууллина, 2019: 204); «восстановление репутации печатных СМИ как действующих и необходимых обществу» (Смирнова, 2013: 33) – самовосстановление и самопродвижение прессы, целенаправленное и последовательное напоминание ею самой о своем не только историческом (хронологическом), но и элитарно-интеллектуальном приоритете.

В качестве основных альтернативных посылов, предлагаемых белорусскими медиологами информационному кризису последнего десятилетия, выделяются аксиология журналистики, журналистская этика и роль региональных СМИ. Это вовсе не означает, что подобной тематики нет в российской исследовательской журналистике, или рассмотренных выше альтернатив издержкам «цифры» нет в работах белорусских коллег. Разумеется, то и другое есть, но не в пропорционально равной мере. К тому же, мне, как исследователю «со стороны», кажутся те или иные сегменты медиадеятельности более или менее показательными в той или иной национальной составляющей современного медиаполя. Надеюсь, редакция и читатели поймут мою позицию, тем более, что в перспективе я рассчитываю на возможность поделиться данными о приоритетных проблемах и поиске путей их решения в журналистских исследованиях Китая.

Автор докторской диссертации на тему «Аксиология современной белорусской журналистики» (2019) Т.В. Подоляк высказывает оригинальное и перспективное суждение: «Главная задача аксиологии журналистики системное создание "истории современности"» (Падаляк, 2019: 8). Автор исходит из принципа: основная ценность (аксис) сама жизнь, ценность ценностей; следовательно, живая современность, жизнь запечатленная, противопоставленная войне, хаосу, энтропии, смерти и есть аксиология. На протяжении ряда лет Татьяна Владимировна Подоляк, известный белорусский журналист, воссоздавала «историю-аксиологию» собственными усилиями: ей принадлежат такие значимые для современной Беларуси книги, как «Наследники огненных деревень», «Классики и современники в интерьере времени», «Диалоги на границе столетий», «Война самый страшный грех». Аксиологию журналистики, выдвигаемую Т.В. Подоляк, хочется назвать живой аксиологией, своей наглядностью и конкретностью, позитивным потенциалом превосходящей тома науки о ценностях обобщенной и отвлеченной.

Вопросы журналистской этики неизменно стоят в поле внимания белорусского медиапедагога Н.Т. Фрольцовой, специалиста в сфере ТВ. Современница журналистики, каковой та была накануне исторических пертурбаций, цифровых трансформаций, профессор Н.Т. Фрольцова особенно остро реагирует на случаи, когда профессиональные интересы журналистов «сращиваются с интересами производителей рекламного и пиар-контента, на веру принимаются и тут же публикуются сообщения блогеров, подвергаются репостированию анонимные интернет-тексты, привлекающие скандальностью и сомнительной тематикой». «Очевидно, что в таких обстоятельствах назрела необходимость выработать соответствующий подход к профессиональной культуре журналистики, руководствуясь не только принципами общепринятой профессиональной этики, но и обращая внимание на требования к конкурентоспособности белорусской медиапродукции на внутреннем и внешнем рынке» (Фрольцова, 2016: 44).

На запрос о «соответствующем подходе» ответы из России (здесь, как, впрочем, и в большинстве случае, налицо как бы заочный диалог двух исследовательских школ). К.Р. Нигматуллина видит залог качества и профессионализма журналистской деятельности в следовании принципу: «если я уважаю себя, мне важно уважение и доверие адресата» (Нигматуллина, 2019). Специалист МГУ О.В. Смирнова предлагает опираться на документы, регламентирующие профессиональную этику журналистов, принятые – «хотя бы» – за последние три десятилетия журналистскими и общественными организациями, в том числе ЮНЕСКО (Смирнова, 2014). В.М. Хруль верит в «воспитательный и просветительский потенциал профессионального журналистского образования» (Хруль, 2012). В последнее время годы поставлена задача критического анализа практики кодификации профессиональной деятельности журналистов, «ее эффективности и соответствия современным условиям, а также факторов, приводящих к <…> отступлению от профессиональных этических норм» (Вартанова, 2019: 11).

Интересно сравнить интенции исследований региональных СМИ в РФ и РБ. Продуктивная деятельность региональных СМИ видится в Беларуси гарантом устранения разрыва «центра» и «периферии», недопустимого там, где речь идет о построении гражданского общества и формировании гражданского единства. Фундаментальный статус вопросам функционирования региональных СМИ придало Министерство информации, выдвинув их в качестве приоритета исследований на факультете журналистики БГУ. С 2006 г. регулярными стали соответствующие конференции: «Региональные СМИ Республики Беларусь в цифровую эпоху: состояние, проблемы» (2019), «Региональные СМИ: от локальной проблематики до информационной безопасности государства» (2020). Ряд молодых белорусских специалистов: Градюшко А.А., Никонович Д.О., Прохореня М.В., А.Г. Петроченко – посвятили теме региональных СМИ диссертационные исследования. Общий вывод: главное в работе локальных медиа – не столько подача новостей и иное информирование (на это способны другие СМИ), сколько формирование сообщества того или иного локуса: от областного центра до районного центра и его ареала. В этом – важнейшая коммуникативная миссия региональных медиа.

Наиболее крупный проект региональных медиаисследований в России анализ прессы малых и средних городов, учитывая, что они – зеркальное отражение состояния большей половины страны и, таким образом, ее основание. «Чтобы остановить процессы депопуляции и экономической стагнации небольших городов, необходим, в том числе, научный анализ различных аспектов деятельности местных СМИ, поиск ресурсов для повышения их роли в жизни жителей небольших городов России» (Свитич, Смирнова, Ширяева, Шкондин, 2016: 4). Опыт начала 2020-х показывает, что продвижение, в частности, ресурса партиципарной журналистики осуществимо в первую очередь именно в регионах, где более очевидны конкретные проблемы, физически доступнее конкретные люди и адреса.

 

Выводы

1. В обеих странах, РФ и РБ, выражен мощный аксиологический посыл и концептуалистики, и эмпирических исследований медиа, деятельность которых постулируется как онтологическая ценность.

2. По большинству затронутых проблем современного информационного поля налицо практическая направленность белорусских и российских медиаисследований. Это касается как конкретных эмпирических, так и глобально значимых проблем, обсуждаемых по принципу: «Если это наболело сегодня, что можно сделать завтра?».

3. Среди первоочередных позитивных возможностей современной медиадеятельности отмечаются: а) продвижение принципа партиципарности; б) содействие усилению авторитета качественной журналистики; в) возможно более разработанная (конкретизированная) кодификация журналистской этики, в том числе с учетом динамизма развития сферы СМИ; г) повышенное внимание к журналистскому образованию, в своем сегодняшнем состоянии и наличной учебной базе еще способному реагировать на вызовы времени.

4. Учитывая глубинное сходство медийных проблем в России и Беларуси, важно стимулировать и организовывать совместный диалог в поисках путей их разрешения – на административном, академическом и практическом уровнях.

 

Библиография

Арсентьева А.Д., Морозова А.А. Причины проявления интолернатности в социальных медиа: анализ контента блогов и комментариев на канале «Яндекс.Дзен» // Знак: Проблемное поле медиаобразования. 2021. № 1. С. 90–96.

Баранова Ек. А. Медиаконвергенция как системообразующий фактор трансформации СМИ. Автореферат дис. ... доктора филологических наук: 10.01.10 // Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. Москва, 2002.

Баранова Ел. В. Государственная политика в сфере СМИ в Республике Беларусь // Журналистика-2018: Материалы науч.-практ. конф., 12 дек. 2018 г. Минск: Изд. центр БГУ, 2018. С. 811.

Белякова Л.П. Методологические аспекты современной аналитической журналистики // Материалы науч.-практ. конф. «Журналистика2018». Минск: Изд. центр БГУ, 2018. С. 6163.

Бухарбаева А.Р., Сергеева Л.В. Клиповое мышление поколения Z: методы развития творческого потенциала студентов // Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. Журналистика. 2020. № 4. С. 787–796.

Вартанова Е.Л. К вопросу о важности теоретического осмысления профессиональной этики журналиста // МедиаАльманах. 2019. № 6. С. 8–12.

Вартанова Е.Л. К чему ведет конвергенция СМИ? // Информационное общество. 1999. № 5. С. 11–14.

Васюкевич А. Роль радио в формировании ценностных ориентиров современного общества // Материалы науч.-практ. конф. «Журналистика2018». Минск: Изд. центр БГУ, 2018. С. 148152.

Владимирова Т.Н., Панферова В.В., Смирнова О.В., Свитич Л.Г., Шкондин М.В. Журналистика и интеллектуальный потенциал общества: теоретические подходы к системному анализу интеллектуального взаимодействия в медиапространстве // Вопросы теории и практики журналистики. 2020. № 1. С. 90–105.

Выровцева Е.В., Симакова С.И. Профессиональные ценности журналистики и проблема критического нигилизма // Вестник ВГУ. Серия Филология. Журналистика. 2020. № 2. С. 93–98.

Годик И.А. Угрозы и риски безопасности детской и подростковой интернет-аудитории // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2011. № 6. С. 115129.

Голуб В.А. Информационная безопасность СМИ как фактор обеспечения свободы слова // Вестник ВГУ. Серия: Филология. Журналистика. 2010. № 2. С. 168171.

Гордеева Е.Ю. Вопросы взаимовлияния художественной литературы и журналистики в вузовской подготовке журналистов: из опыта преподавания // Знак: Проблемное поле медиаобразования. 2020. № 2. С. 7–14.

Гуртовая Е.А. Современная визуальная коммуникация: медиаэкологический аспект // Материалы науч.-практ. конф. «Журналистика2018». Минск: Изд. центр БГУ, 2018. С. 8991.

Дзялошинский И.М. Журналистика соучастия. Как сделать СМИ полезными людям. М.: Престиж, 2006.

Дзялошинский И.М., Дзялошинская М.И. От информационного сопровождения к информационному партнерству // Вопросы теории и практики журналистики. 2015. T. 4. № 4. С. 349–365.

Дунас Д.В. Мотивационные факторы медиапотребления «цифровой молодежи» в России: результаты пилотного исследования // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2020. № 2. С. 327.

Дунас Д.В. Национальное своеобразие российской школы исследований СМИ: теоретическая направленность диссертаций в период 1991-2010 гг. // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2016. №1. С. 99–115.

Загидуллина М. В. Панмедиатизация: закат вербальной коммуникации: Монография. Челябинск: Изд-во ЧелГУ, 2019.

Загидуллина М.В. Тематический анализ докторских диссертаций по специальности 10.01.10 Журналистика (обзор диссертаций 1992-2009 гг.) // Знак: проблемное поле медиаобразования (Челябинск). 2010. №2 (6). С. 83–90.

Загидуллина М.В. Публицистика 2.0: к определению понятия // Вестник Санкт-Петербургского университета. Язык и литература. 2018. Т. 15. Вып. 2. С. 220–235.

Засурский Я.Н. Четыре века газеты: будет ли пятый? // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2010. № 2. С. 49.

Засурский, Я.Н. Общественное достояние и стратегии развития информационного общества // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2012. № 3. С. 711.

Казарова Т.В., Хочунская Л.В. СМИ в условиях ценностного хаоса // Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. Журналистика. 2014. № 1. С. 7782.

Клушина Н.И. Гуманитарные стратегии современных СМИ // Век информации. Т. 2. СПб., 2016. С. 296–299.

Колобов В.В. Россия на пути построения информационного общества // Вестник ВГУ. Серия: Филология. Журналистика. 2008. № 1. С. 196200.

Конев Е.Ф. Журналистские принципы в эпоху «постправды» // Материалы науч.-практ конф. «Международная журналистика2018». Минск: Изд. центр БГУ, 2018. С. 137142.

Корконосенко С.Г. Социальность журналистики и медиа: методологические подходы // Вопросы теории и практики журналистики. 2020. № 3. С. 417–430.

Кройчик Л.Е. От события к событию (организация диалога в публицистике) // Вестник ВГУ. Сер. Литературоведение. Журналистика. 2017. № 4. С. 100–103.

Кройчик Л.Е. Принципы публицистического творчества // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2014. № 5. С. 130137.

Лазутина Г.В. Ведущее противоречие журналистики в условиях современной России как научная проблема: к разработке проекта исследования // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2015. № 5. С. 108116.

Лазутина Г.В., Клёсова О.А., Кульчицкая Д.Ю. Поиск ответственной журналистики (по мотивам «Круглого стола») // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2011. № 5. С. 5569.

Макеенко М.И. Развитие теорий медиа в российских научных журналах в 2010-е гг. // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2017. №6. С. 3–31.

Милославская З.А. Потенциальная опасность современного медиатекста: причины и следствия // Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. 2017. №1. Том 22. С. 115122.

Музычук Т.Л., Анохов И.В. Триггерная модель индивидуального восприятия информации. переход от цивилизации слова к цивилизации числа и цифры // Вопросы теории и практики журналистики. 2020. № 2. С. 211–230.

Нигматуллина К.Р. Профессиональная культура журналиста: поиск общих подходов в западных и российских исследованиях // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2019. № 3. С. 84104.

Олешко В.Ф., Олешко Е.В. Нравственно-мировоззренческий потенциал медийных проектов студентов цифровой эпохи // Знак: Проблемное поле медиаобразования. 2019. №4. С. 65–74.

Орлова Е.И. Литература, журналистика, филология – поле взаимодействия // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2012. № 5. С. 7787.

Попова О.И. Влияние цифровизации на потребительское поведение и развитие СМИ // Знак: Проблемное поле медиаобразования. 2020. № 3. С. 123–129.

Потребин А.В. Структурная трансформация печатных СМИ: вызовы конвергенции // Мультимедийная журналистика: сб. науч. тр. Междунар. науч.-практ. конф. 1 марта 2019 г. / БГУ, фак. журн-ки, кафедра медиалогии; под. общ. ред. Н.А. Федотовой. Минск: Изд. центр БГУ, 2019. С. 3943.

Прозоров Е.В. Филология и журналистика: намечающийся разрыв или продолжение союза? // Известия Саратовского университета. 2012. Т. 12. Вып. 12. С. 94100.

Пронина Е.Е. Профессиональная идентичность журналиста в условиях трансформации СМИ // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2016. № 1. С. 4674.

Свитич Л.Г., Смирнова О.В., Ширяева А.А., Шкондин М.В. Коммуникативные характеристики контента городских газет // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10 Журналистика. 2016. № 1. С. 327.

Сидоров В.А. «Пикейные жилеты» маскульта и медийные деструкции культурной памяти // Век информации. 2019. № 1. С. 67–73.

Сидоров В.А. Медийные фобии и стратегии политической пропаганды // Знак: Проблемное поле медиаобразования. 2020. №1. С. 163–172.

Сидоров В.А. Коммуникативные агрессии XXI века: определение и анализ предпосылок // Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия: Язык и литература. 2018. Т. 15. Вып. 2. С. 300–311.

Смирнова Е.А. История кодексов профессиональной этики в отечественной журналистике // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2014. № 1. С. 150164.

Смирнова О. В. Стратегии печати в эпоху цифры // Вест. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2013. № 6. С. 26–32.

Соловьев А.И. Журналистика «цифры»: переход к полилогу и сетевому мышлению // Материалы науч.-практ. конф. «Журналистика-2019». Минск: Изд. Центр БГУ, 2019. С. 356–360.

Тертычный А.А. Аналитическая журналистика: Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Аспект Пресс, 2010.

Тюрина Д.Ю. Журналистика в блогосфере: «приличия» и «неприличия» // Век информации. 2020. № 2. С. 73–84.

Упоров И.В. Новая эпоха оставляет российской журналистике две функции: иформирование и комментирование // Век информации. 2020. № 1. С. 83–90.

Уразова С.Л. Век цифровой информации: креативность vs творчество // Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. Журналистика. 2017. Т. 22. № 4. С. 650659.

Уразова С.Л. Экосистема медиа в проекции технологических новаций // Вестник РУДН. Серия: Литературоведение. Журналистика. 2019. № 3. С. 477485.

Фомичева И.Д. Публицистика в эпоху интернета // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2013. № 5. С. 94121.

Фомичева И.Д. СМИ как партиципарные коммуникации: автореферат дис. ... доктора филологических наук: 10.01.10, 22.00.04 / Моск. гос. ун-т им. М. В. Ломоносова. Москва, 2002.

Фомичева И.Д. Социально-креативная роль СМИ в свете обществоведческих теорий // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2002. № 1. С. 60–72.

Фролова Т.И., Гатилин А.С. Социальные проекты местных СМИ в контексте принципов партиципарной журналистики // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 10. Журналистика. 2021. № 3. С. 121–131.

Фрольцова Н.Т. Профессиональная культура журналиста // Материалы науч.-практ. конф. «Журналистика-2016». Минск: Изд. центр БГУ, 2016. С. 4446.

Хруль В.М. Профессиональная этика журналиста: проблема кодификационной парадигмы // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2012. № 3. С. 132141.

Хруль В.М. Сознание аудитории СМИ как предмет междисциплинарного исследования: возрождение «Грушинского проекта») // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2011. № 4.С. 5968.

Ширяева А.А. Участие СМИ и журналистов в становлении гражданского общества. Часть 1 // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2011. № 1. С. 142154.

Ширяева А.А. Участие СМИ и журналистов в становлении гражданского общества. Часть 2 // Вестн. Моск. ун-та. Серия 10. Журналистика. 2011. № 2. С. 115–133.

Яковлева Е.Л. Новомедийная среда как пространство антиномичности // Век информации. 2019. №4. С. 28–35.

 

Падаляк Т. У. Аксiялогiя сучаснай беларускай журналiстыкi: Аўтарэферат дыс. ...доктара фiлал. навук: спецыяльнасць 10.01.10 Журналiстыка. Мiнск: БДУ, 2019. (на белорусском языке).