Президент Эберт: «Из газетных новостей я узнаю, что германо-российский договор заключен и опубликован». Эпизод «непубличной» журналистики эмигрантской газеты «Руль»

 

Ссылка для цитирования: Лысенко А.В. Президент Эберт: «Из газетных новостей я узнаю, что германо-российский договор заключен и опубликован». Эпизод «непубличной» журналистики эмигрантской газеты «Руль» // Медиаскоп. 2017. Вып. 3. Режим доступа: http://www.mediascope.ru/2371

 

© Лысенко Артём Валерьевич
кандидат филологических наук, научный сотрудник кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова (г. Москва, Россия), artem.v.lysenko@gmail.com

 

Аннотация

В статье рассматривается фрагмент непубличных отношений русской эмигрантской газеты «Руль» и Президента Германии после подписанного в 1921 г. соглашения с Советской Россией. Почему подготовленная в редакции публикация немедленно легла на стол руководителя Веймарской республики, но не была опубликована в газете? На примере эпизода разбирается также полемика с пробольшевистской газетой «Новый мир», миссия «посланничества» русской прессы в изгнании и специфика ее отношений с читателями. Статья написана по результатам работы в Университете им. Гумбольдта и Федеральном архиве Германии в рамках совместной программы «Владимир Вернадский» МГУ имени М.В. Ломоносова и Германской службы академических обменов (DAAD).

Ключевые слова: Русский Берлин, русская пресса Германии, русская эмиграция, пресса Веймарской республики, Рапалльский договор.

 

В 1922 г. Германия и Советская Россия в итальянском городе Рапалло подписали договор об отказе от взаимных претензий, возникших во время первой мировой войны, и возобновлении дипломатических отношений. 95-летний юбилей этого события – повод еще раз посмотреть на то, как освещалось оно в прессе обеих стран, что предшествовало принятию этого договора, взвесить все «за» и «против», открыто высказывавшиеся на страницах газет, и соотнести их с тогда секретными, но сегодня доступными в архивах документами.

Болезненнее многих на договор отреагировали русские эмигранты в Германии и их пресса, ставшие, как тогда казалось, заложниками этого поворотного события.

Генри Киссинджер, дальновидный, прагматичный и активный американский политик, в частности, сумевший добиться успехов в налаживании диалога между США, СССР и Китаем в сложные периоды отношений между этими странами, часто упоминает, уже как историк дипломатии, о давно минувших международных коллизиях. Описывая обстановку в Европе накануне подписания Рапалльского договора, он заявляет: «Западные союзники даже не догадывались, какие искушения они подкидывают как Германии, так и Советскому Союзу, делая вид, что эти две самые мощные страны на континенте можно попросту игнорировать» (Киссинджер, 1994). «Эти две самые мощные страны на континенте» оказались в начале 1920-х гг. в уникальных условиях: Советская Россия после революции и Гражданской войны находилась почти в полной международной изоляции, а Германия после проигрыша в первой мировой войне была загнана Антантой в угол¹. Нас в данной публикации в первую очередь интересует, не каково «искушение», «подкинутое» извне, и на какой почве оно объединило их в этот исторический момент, а некоторые специфические особенности отражения событий того времени в печати и участия эмигрантской прессы (не обязательно на самих ее страницах) в контактах с руководством Германии.

За последние десятилетия опубликовано немало документов, проливающих свет на закулисную сторону договора и непредвиденные тогда для обеих стран его судьбоносные последствия. Основа для первого в мире дипломатического признания − Веймарской республикой − Советской России была сформирована за год до заключения Рапалльского договора. 6 мая 1921 г. Германия вслед за Англией подписала с Советской Россией временное торговое соглашение, согласно которому советское представительство в Берлине признавалось единственным представительством России. Это означало, что только большевики отныне вправе были представлять свою страну. Соглашение одновременно ставило под вопрос юридическую правомочность документов, исходивших от «Русской делегации» (преемницы русской дипломатической миссии), до тех пор выдававшей наряду с советскими службами, например, паспорта. Естественным становилось опасение: могло ли дело обернуться в конечном счете так, что законное нахождение русских эмигрантов в Германии окажется под угрозой?

Первой среди русских изданий в Берлине временное торговое соглашение, или германо-российский договор между Германией и Советской Россией, 8 мая 1921 г. опубликовала газета «Новый мир»², пропагандировавшая позицию большевиков. По тем временам это была высокая степень оперативности: спустя два дня после подписания документа читатели узнали о важном событии для большинства из них. «Нам уже приходилось говорить о международном положении Германии. Каждый день приводит новые факты, ярко рисующие безвыходность его, − читаем в "Новом мире". − Германии предъявлено ультимативное требование подписания предложенного ей союзниками огромного векселя. В противном случае она будет лишена своего главного угольного бассейна (Рурской области) и снова будет блокирована. <…> Преследуя цели экономического возрождения страны, российское правительство заинтересовано, прежде всего, в восстановлении экономических сношений с Западом. В области политических сношений поэтому может спокойно ждать дальнейшего шага со стороны Германии»³. Здесь газете не требовалось сгущать краски: тяжелая экономическая ситуация в Веймарской республике толкала страну к эксцентричым поступкам.

Выпуск газеты почти полностью был посвящен подписанию договора. Сторонникам Советской России было чему радоваться. Наконец вырисовывались перспективы в коммерческом сотрудничестве обеих стран. Помимо этого они с удовлетворением отмечали, что русские эмигранты, «враги Советской власти», жившие в Германии по паспортам старого российского образца, не желавшие получать советские документы, утрачивали, как казалось, свой юридический статус в Германии.

Совсем иной была реакция на Торговое соглашение остальных газет русской эмиграции. Точнее сказать, этой реакции сначала попросту не было. Органы печати не спешили донести свежую информацию до читателя. Лишь через два дня после публикации в «Новом мире» «Руль» − наиболее известная эмигрантская газета в Германии⁴ − перепечатала комментарии к соглашению из германской газеты Deutsche Allgemeine Zeitung. Статью венчал комментарий от редакции: «<…> подписание этого договора не вносит ничего нового, в действительности в марте 1918 г. по Брест-Литовскому миру советское правительство было признано правомерным представителем русского народа. Итак, ничего нового договор не вносит»⁵.

Чем могла объясняться столь вялая и, казалось бы, неадекватная реакция авторитетной в среде русских беженцев газеты? Она надеялась, что повторится ситуация 1918 г., когда, несмотря на то, что по Брест-Литовским соглашениям советское правительство было признано правомочным представителем русского народа, у эмигрантов все же остались полноценные юридические институты их защиты? Решительных перемен не произойдет и сейчас? Редакция считала возникшую угрозу преувеличенной?

На самом деле, о чем свидетельствуют доступные сегодня материалы германских архивов, отсутствие интереса редакции к подписанию договора сказалось только на пространстве газетных страниц, обращенных к широкому берлинскому русскоговорящему читателю. В самом штабе «Руля» шла бурная деятельность: готовилась необычайно острая публикация, которая, однако, как это на первый взгляд ни странно, на газетных полосах так и не появилась, потому что, похоже, она для этого не предназначалась изначально. Статья была адресована только одному читателю – первому лицу Веймарской республики.

Уже 8 мая, в день публикации договора «Новым миром», президент Германии Фридрих Эберт прочитал перевод статьи Августа Каминки, одного из трех издателей «Руля», известного юриста и общественного деятеля. Журналист полемизировал с «Новым миром» о трактовке соглашения в части, особенно важной для эмигрантов: «Утверждение «Нового мира» о том, что советское правительство получает монополию на защиту русских в Германии, не отвечает духу соглашения. Советское правительство в соглашении не признается равноправным германскому правительству. В соглашении точно указано, что советское давление на русских в Германии должно базироваться на международном праве. Международные традиции защищают политических беженцев»⁶. Далее А.И. Каминка пишет, что если эмигрантам придется обращаться в советское представительство, то это станет для них унизительной и бессмысленной процедурой, которая отравит добрые воспоминания о фактически оказываемом гостеприимстве Германии. «Германия не настолько избалована международными симпатиями, чтобы без причины пренебрегать расположением и благодарностью значительной части русского народа», которому в будущем отведена большая роль⁷.

Эберт выпустил распоряжение в адрес сотрудников своей администрации, вызывающее удивление в первых же строках: «Из газетных новостей я узнаю, что германо-российский договор заключен и опубликован; судя по тексту, опубликованному в прессе, заключенный договор по существу не отличается от проекта договора, по поводу которого канцелярией Рейха, Министерством внутренних дел, а также мною лично были высказаны существенные конкретные замечания». Далее, указав на позиции других должностных лиц, Эберт в распоряжении упомянул, что выдал доверенность на заключение договора с условием: последняя версия столь важного документа должна быть представлена ему для принятия окончательного решения.

 В протоколе распоряжения Президента перечислены серьезные нарушения порядка работы органов власти: необходимый сбор сведений для итогового решения по договору не был сделан, правительство не рассмотрело текст договора в окончательном виде. В связи с этим упоминается и предписание, что документы, попадающие в сферы компетенции нескольких структур при возникновении разногласий должны, согласно Конституции, утверждаться правительством. Фридрих Эберт потребовал «прояснить обстоятельства, которые тем не менее побудили уполномоченных чиновников заключить договор», а также «сообщить о результатах»⁸.

Любопытно, что столь негативная реакция высшего должностного лица страны предваряется выдержкой из статьи А. Каминки. Редактируемая им газета молчала на своих страницах о договоре, однако президент Германии полагал, что именно там прочитал потрясшую его новость. Выходит, что о заключении соглашения Эберт узнал не от своих министров, даже не из газетных статей, как утверждает он сам, а из неопубликованной статьи «Руля».

Можно предположить, что президент Германии не знал о многих нюансах одного из документов, на многие годы заложивших основу отношений между Советской Россией и Германией. По всей видимости, документ свидетельствует о высоком и даже избыточном доверии президента к своим министрам и дипломатам.

Закономерен и другой вопрос: с чем связано, что «Руль» не опубликовал статью? Почему его руководство обратилось не к читателям, а к президенту Германии и не через полосы газеты, а через «имитированную» публикацию? Не исключено, что здесь сыграли свою роль связи «Руля» и издательства «Ульштейн», которому он принадлежал, с чиновниками во властных структурах⁹. Не исключено также, что журналисты знали прихотливую технологию отбора «наиболее значимых» опубликованных в прессе материалов для президента, опасались, что «именно этот» не окажется на его столе среди «самых-самых». Как знать, может быть, редакция газеты, пробиваясь со своей статьей наиболее коротким и надежным путем к первому лицу страны, пыталась таким образом побудить его внести, если это еще возможно, изменения в формулировки соглашения о «единственном представительстве России» в Германии? Может быть, такая спешная форма «поствмешательства» в окончательное оформление важных документов международного значения получала негласный статус прецедента и становилась подсказкой к немедленному действию на высшем уровне? Дело в том, что последовавший меньше чем через год Рапалльский договор о полном дипломатическом признании Советской России постигла та же судьба: представители разных политических сил тогда еще более активно требовали изменить формулировки после подписания договора, но перед ратификацией в рейхстаге.

Излагая в передовой статье упомянутый материал из Deutsche Allgemeine Zeitung и утверждая, что «ничего нового договор не вносит», «Руль» оставлял в тени собственную позицию. Она была представлена президенту, но на страницы газеты острота ситуации поначалу не выплескивалась. Наоборот, здесь просматривалась определенная тактика выжидания. Стоило ли волновать читателей до тех пор, пока у газеты не появится ясного понимания вопроса! Возможно, хотелось узнать реакцию президента на статью А. Каминки и дальнейшие перспективы.

Сама же ситуация с юридическим статусом эмигрантов после подписания соглашения выглядела тревожно. Выходцев из России ждала необходимость в скором времени оформить советские паспорта и, возможно, быть депортированными в Россию. «<…> трудно думать,– пишет "Руль" в той же передовой статье уже от имени редакции,– чтобы при всей уступчивости Германия решилась этим требованиям удовлетворить, ибо это поставило бы всю антибольшевистскую эмиграцию в совершенно безвыходное положение, несравненно худшее, чем то, в котором находились политические эмигранты при старом режиме. <…> Поэтому-то и представляется несомненным, что договор с большевиками, как, впрочем, и всякая попытка соглашения с ними, ничего нового, кроме трений и недоразумений, не принесет с собой»¹⁰.

Как видим, «Руль», сам владея всей полнотой информации, устранился от комментария к событию и познакомил читателей с мнением издания, близкого к власти. Просматриваются действия редакции на двух флангах, а в этих действиях обнаруживаются два сущностно-стилистических ракурса. В неопубликованной «статье для президента» издание апеллирует к закону и указывает на юридические нюансы принятого соглашения. В опубликованной «статье для читателей» газета «от своего имени» предпочитает почти в грустном, лирическом тоне говорить о сложности положения эмигрантов и выражает надежду на добрый исход. О многих темах в той ситуации уместнее было промолчать, нежели дать поводы для новых волнений читателей.

Молчание – особая тема прессы «общества отчаяния» (подр. см.: Williams, 1972). Исход из России, несбывшиеся надежды, постепенно разрывающиеся связи с родиной – эти обстоятельства очертили в эмигрантском сообществе и его прессе круг важных и болезненных тем, требовавших исключительной деликатности¹¹.

Русскоязычная пресса Германии нередко оказывалась в центре событий, которые предпочитала по возможности если не совсем замалчивать, то «приглушать тему». Так случилось и с подписанным в апреле 1922 г. Рапалльским договором, согласно которому Веймарская республика получила дипломатическое признание Советской России (подр. см.: Лысенко, 2011).Однако представители прессы русского изгнания искусственно сдвинули это событие на обочину печатных органов, вынесли на последние полосы и обсуждали предельно лаконично.

Русскоязычные издания Берлина не просто доносили до своей аудитории как можно больше новостей, но и «фильтровали» поток информации. В особых ситуациях, считая себя посланниками своих читателей и защищая их интересы, издания, как мы это видели в случае с «эксклюзивной» статьей «Руля» для Президента Эберта, действовали нестандартными методами.

Эмоциональная реакция Фридриха Эберта 8 мая после прочтения статьи А. Каминки не дала результатов. К архивному акту приложен повторный запрос к госсекретарю канцелярии Рейха от 9 июня: «Поскольку господин президент вернулся к этому вопросу, могу ли я вновь переспросить у вас, когда рейхсканцлером может быть представлено сообщение о результатах?»¹² На запрос наложена рукописная резолюция: «Рейхспрезидент во время устного телефонного разговора сообщил, что он хотел бы воздержаться от дальнейшего разбора этого дела. По сообщению барона фон Мальцана¹³, Симонс¹⁴, тогдашний министр, сказал ему: "Пожелания Кабинета представлены, договор должен быть сейчас заключен". Как объяснить это заблуждение Симонса, он не знает»¹⁵.

В бурные времена становления Веймарской республики Президент больше не мог вникать в тонкости заключения соглашения, к которому были причастны Симонс и Мальцан, ответственный в Министерстве иностранных дел за Россию, тем более что министр иностранных дел к тому времени уже был освобожден от должности. Выявить истину, отчего дипломаты действовали именно так, не представлялось, видимо, возможным или актуальным. Спустя восемь лет посол Великобритании в Германии (1920−1926 гг.) лорд д'Абернон опубликовал свои дневники, в которых отчасти пролил свет на этот эпизод. В них он рассказал о беседе с бароном фон Мальцаном через несколько месяцев после подписания соглашения 1921 г. Тот заверил тогда д'Абернона, что понимает значение сверхдержав, не делал ни одного шага в сторону России, не посмотрев на пример Англии, и что Германская торговая делегация отправилась в Москву шесть недель спустя после английской¹⁶.

Существенное отличие от англо-российского соглашения (первого торгового соглашения с Советской Россией; германо-российское было следующим) составлял лишь пункт о признании единственного представительства России в Германии. По всей видимости, именно эта формулировка в окончательном документе вызвала особенное удивление и недовольство Президента.

Внести изменения в текст подписанного соглашения было невозможно. Однако следы последовавших неформальных толкований документа со стороны германских властей, на первый взгляд расходящихся с условиями официального текста, все же наблюдались. Например, 11 мая 1921 г. «Руль» напечатал сведения о положении русских граждан в Германии, ссылаясь на «авторитетное лицо»: «Прежде всего, мы не знаем специального русского вопроса; речь идет об иностранцах вообще, к каковым относятся и русские. Сокращение паспортных сроков ни в какой связи с заключением германо-советского договора не находится. Приказом прусского правительства от 17 ноября 1920 г. впредь иностранцам предоставляется «Personalausweis»¹⁷ на срок от 6 недель до 3 месяцев. На такой же срок будут выдаваться удостоверения на право жительства итальянцам, бельгийцам, японцам и другим иностранцам. <…> К давно живущим в Германии русским беженцам подлежащие власти всегда относятся мягче. Большое значение играет наличность у иностранца всех требуемых документов. У проживающих давно в Германии требуемые документы обычно в порядке, тогда как у пребывающих после революции ощущается недостаток данных, удостоверяющих их личность»¹⁸. В материале упоминается также «Русская делегация», которая, наряду с правительственными организациями Советской России, будет вовлечена в работу по урегулированию положения иностранцев. Эта делегация представляла интересы политических беженцев из Советской России. Вопреки германо-российскому соглашению, ее деятельность признавалась вплоть до дипломатического признания Германией Советской России.

В течение всего переходного периода (от соглашения 1921 г. до договора 1922 г.) формулировка документа, которую воспроизвел «Новый мир», оставалась декларативной. Возможно, в этом просматривается успех «непубличной журналистики» «Руля». Решения, принятые «наверху», прежде чем были реализованы, долгое время находились в стадии отработки трактовок конкретных распоряжений в коридорах власти молодой, но сильно бюрократизированной Веймарской республики.

Окончательное прояснение формулировки о признании единственного представительства Советской России в Германии Министерство иностранных дел выпустило в мае 1922 г.: «16 апреля 1922 года подписанный в Рапалло межгосударственный договор делает необходимым ограничения на выдачу паспортов, которая в 1919 году была предоставлена "Русскому комитету", а позднее – так называемой "Русской делегации" в Берлине. <…> Выданные ими заграничные паспорта больше не могут признаваться германскими службами <...> В дальнейшем дистанцироваться от указаний российских граждан на действия "Русской делегации". <...> Руководителю "Русской делегации", которая, вероятно, будет называться "Бюро русских эмигрантов", остается дозволенным писать рекомендательные письма только частного характера и передавать их здесь живущим русским гражданам для германских паспортных служб, которые могут принимать решение на их усмотрение в зависимости от важности содержащихся в них данных»¹⁹.

И на эту тему русская пресса Берлина высказывалась чрезвычайно сдержанно. Полностью замалчивать событие такого масштаба было невозможно. Рапалльский договор открывал новую эпоху интенсивных германо-российских отношений и нового положения русской эмиграции в Германии. По воспоминаниям лорда д'Абернона, президент Эберт, узнав о подписанных формулировках нового договора, назвал Рапалльское соглашение «как неумным, так и неконституционным»²⁰, хотел «выгнать Мальцана», и заявил, что «чем больше в дело был вовлечен Ратенау²¹, тем хуже»²².

Словом, история «с неведением» президента Германии о тонкостях поведения его дипломатов при подписании договора буквально повторилась. Пресса Русского Берлина и в этой сложной политической игре сохраняла внешнюю сдержанность, а журналисты, очевидно, влияли или пытались влиять на процесс изнутри. Возможно, объемную литературу о русской эмиграции в Германии когда-нибудь дополнят подробности технологии «непубличной» журналистики «Руля» о том, до какой степени эпизод со статьей А. Каминки был типичным в поведении редакции эмигрантской газеты.

 

---

Примечания

1. В дебатах в рейхстаге председатель Германской национал-либеральной партии (DVP) Густав Штреземанн говорил о германо-российском «товариществе по несчастью»). (Schicksalsgemeinschaft) (Beitel, Nötzold, 1979: 24). Он имел в виду при этом не «союз борьбы», как канцлер Вирт, а лишь последствия сближения двух стран − возможность лучше и свободнее заниматься внешней политикой (подр. см.: Küppers, 1997: 170).
2. «Новый мир» − ежедневная политическая, литературная и экономическая газета, выходившая в Берлине с 30 января 1921 г. по апрель 1922 г. Формально подчеркивая свою независимость, это была единственная газета, придерживавшаяся, как и все печатные издания в Советской России, «новой орфографии». В первом номере от 30 января 1921 г. в статье «От редакции» читаем: «В теперешней России строится совершенно новая жизнь, создаются учреждения, которых совершенно не знала до сих пор история. Нужно уметь среди этого нагромождения найти подлинно здоровое, подлинно творческое, и кому это дано, тому дана и твердая вера в великое будущее новой народной России». Ситуацию с большевистской пропагандой в первые годы Веймарской республики характеризует цитата наркома внешней торговли Леонида Красина, опубликованная в эти же дни в газете «Руль»: «На вопрос, заданный Красину в Антверпене о большевистской пропаганде за границей, он ответил, что опасность большевистской пропаганды исчезает немедленно с подписанием торгового соглашения.<...> Большевистская пропаганда, – сказал Красин, – это единственное оружие, которым обладает слабый для борьбы с сильным противником». (Руль. 1921. № 140. Май, 5). «Новый мир» перестал выходить после подписания Рапалльского договора – почти в полном соответствии с высказыванием советского наркома. Правда, на смену «Новому миру» пришла просоветская газета «Накануне», но это уже другая история с другими проблемами.
3. Передовая статья // Новый мир. 1921. Май, 8.
4. «Руль» − ежедневная газета, выходившая в Берлине с 16 ноября 1920 г. до 14 октября 1931 г. Издавалась при участии И.В. Гессена, А.И. Каминки, В.Д. Набокова. Во многом напоминала русскую дореволюционную газету «Речь», орган партии кадетов.
5. Руль. 1921. Май, 10. С. 1.
6. Bundesarchiv R901, S VII, Microfiche 130, S. 263. [Перевод с немецкого языка здесь и далее наш. – А.Л.]
7. Там же.
8. Bundesarchiv R901, S VII, Microfiche 130, S. 263.
9. О схожих фактах тесных личных контактов русских журналистов-эмигрантов с политическим руководством в Берлине для обсуждения самых разных вопросов вспоминал, например, главный редактор газеты «Руль» И.В. Гессен. См.: Гессен И.В. Годы изгнания. Жизненный отчет. Париж, 1979. С. 107, 147 и др.
10. Руль. 1921. Май, 10. С. 1.
11. Например, эмигрантские издания в Германии, считавшие борьбу с большевизмом своим главным делом, почти не отреагировали на новости о смерти Ленина. Наибольшее внимание прессы в это время было сосредоточено на назначении премьер-министра Рэмси Макдоналда от партии лейбористов в Англии, назначенного на этот пост 22 января 1924 г.
12. Bundesarchiv R901, S VII, Microfiche 130, S. 281.
13. Адольф Георг (Аго) фон Мальцан (1877−1927) − германский дипломат. В 1919−1920 − рейхскомиссар по вопросам Востока (Эстония и Латвия), в 1921−1922 − руководитель Отдела России в Министерстве иностранных дел. Один из подписавших Временное торговое соглашение между Германией и Россией, а также в 1922 г. Рапалльский договор о полном восстановлении дипломатических отношений между Германией и Россией. До революции работал в России и считался экспертом по этой стране в германском МИДе.
14. Вальтер Симонс, министр иностранных дел Веймарской республики с 25 июня 1920 г. по 4 мая 1921 г.
15. Bundesarchiv R901, S VII, Microfiche 130, S. 281.
16. D'Abernon, Edgar Vincent, "From Spa (1920) to Rapallo (1922)"/ An Ambassador of peace: Lord d'Abernon's diary; Vol. 1. 1929. London: Hodder and Stoughton . P. 238.
17. Нем. − удостоверение личности
18. Руль. 1921. Май, 11.
19. Bundesarchiv, R. 131, Mikrofisch 6, S. 556−558.
20. D'Abernon, Edgar Vincent, "From Spa (1920) to Rapallo (1922)", P. 307.
21. Министр иностранных дел в кабинете канцлера Вирта с 31 марта по 24 июня 1922 г., промышленник, основатель Немецкой демократической партии. Подписал Рапалльский договор. Два с половиной месяца спустя был убит во время покушения на него в Берлине 24 июня 1922 г.
22. D'Abernon, Edgar Vincent, "From Spa (1920) to Rapallo (1922)", P. 307.

 

Библиография

 Киссинджер Г. Глава десятая: Дилеммы победителей // Дипломатия. М.: ЛАДОМИР. 1994. Режим доступа: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/kissing/10.php (дата обращения: 27.06.2017)

Лысенко А.В. Над нами «Советы одержали победу?» Пресса Русского Берлина и «золотой век» российско-германских отношений // СМИ Германии, Австрии, Швейцарии. Сб. статей германистов / под общей ред. Я.Н. Засурского. М.: Фак. журн. МГУ; Свободный Российско-Германский ин-т публицистики, 2011. С. 23−39.

 

Beitel W., Nötzold J. (1979) Deutsch-sowjetische Wirtschaftsbeziehungen in der Zeit der Weimarer Republik, Baden-Baden.

Küppers H. (1997) Josef Wirth. Parlamentarier, Minister und Kanzler der Weimarer Republik. Stuttgart: Franz Steiner Verlag.

Williams R.C. (1972) Culture in Exile. Russian Emigres in Germany. 1881−1941. Ithaca-London: Cornell University Press.