Languages

You are here

Исторический дискурс в публицистике Н.С. Лескова

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

Historical Discourse in Nikolai Leskov’s Journalism

 

Федотова Анна Александровна
кандидат филологических наук, ассистент кафедры русской литературы Ярославского государственного педагогического университета имени К.Д. Ушинского,   gry_anna@mail.ru

Anna A. Fedotova
PhD, Assistant Lecturer at the Chair of Russian Literature, Yaroslavl State Pedagogical University named after K.D. Ushinsky, gry_anna@mail.ru

 

Аннотация

Статья посвящена актуальной проблеме анализа поэтики нефикционального текста. Исторический очерк Н.С. Лескова «Русские деятели в Остзейском крае» (1882) рассматривается в ней как сложное художественное единство, смысловое и стилистическое своеобразие которого определяется авторской установкой на интерпретацию письма Ю.Ф. Самарина, написанного в Риге (1848). В статье выявляются как основные направления работы Лескова с архивным материалом, так и особенности функционирования исторического дискурса  в его прозе1.

Ключевые слова: Н.С. Лесков, публицистика, исторический дискурс, повествование, интертекстуальность.

 

Abstract

The article raises an important problem of analyzing the poetics of non-fiction texts. Nikolai Leskov’s historical essay “The Russian Statesmen in the Ostzeisk Land” (1882) is examined as a complex artistic unity, the semantic and stylistic features of which are determined by the writer’s purpose to interpret Yuri Samarin’s letter written from Riga (1848). In the article, the main areas of Nikolai Leskov’s work with archival materials are identified and the features of historical discourse in his prose are brought to light.

Key words: N.S. Leskov, journalism, historical discourse, narrative, intertextuality.

 

 

В литературном наследии Н.С. Лескова особое место принадлежит публицистике. Журнальная и газетная работа писателя сегодня активно изучается: готовится к изданию  полное собрание сочинений Лескова в 30 томах, привлечение новых архивных материалов позволяет ввести в научный оборот неизвестные ранее статьи и очерки2, проанализировать историко-литературный контекст их создания3. Накопление разнородного фактического материала ставит перед учеными задачу его осмысления и систематизации, что может быть сделано в русле современных исследований поэтики нефикциональных текстов. Это направление было обозначено в работах Ж. Женетта, который предложил выделять, наряду с литературой вымысла, «литературу слога», т.е. литературу, для которой «главными будут ее формальные характеристики»4.

В рамках данной статьи поэтика публицистики Лескова будет рассмотрена с точки зрения конструирования писателем исторического нарратива. Особенно активно к историческому материалу Лесков обращается в 1880-е гг. – время его сотрудничества с журналом С.Н. Шубинского «Исторический вестник». Для издания, целью которого было «знакомить читателей в живой, общедоступной форме с современным состоянием исторической науки и литературы в России и Европе»5, писатель создал ряд очерков, в основе которых лежат архивные документы6. Проанализируем основные направления работы Лескова с документальным материалом и выясним своеобразие функционирования исторического дискурса в прозе писателя, обратившись к произведению «Русские деятели в Остзейском крае» (1882)7.

Очерк «Русские деятели в Остзейском крае» входит в группу историко-публицистических произведений Лескова, посвященных прибалтийскому вопросу: в XIX в. Остзейским (а с 1870-х гг. – и Прибалтийским) краем называлась область, включавшая в себя Лифляндскую, Эстляндскую и Курляндскую губернии. В 1880-е гг. прибалтийский вопрос в русском обществе был поставлен во всей его остроте: по верному замечанию А.П. Дмитриева, новая политика Александра III «потребовала “обрусения” края, административно-законодательного превращения его в такую же часть единого целого большой империи, какими были центральные губернии»8. Идейная суть действий правительства в этой области была четко сформулирована И.С. Аксаковым: «Единственный справедливый способ уравновесить взаимные отношения трех или четырех в крае народностей − это  подчинить их общему имперскому праву, признать для них обязательным общий государственный язык и общие государственные законы»9.

Проблемы русской политики в Остзейском крае были хорошо знакомы Лескову. Так, в июле-августе 1863 г. писатель был командирован в Ригу от Министерства народного просвещения с целью ознакомления с деятельностью раскольничьих школ, в 1870–1880 гг. он регулярно ездил в остзейские «купальные городки»10 на летний отдых. Однако в очерке «Русские деятели в Остзейском крае» Лесков обращается не только к собственным наблюдениям, но и к историческому материалу, которым для автора является оригинальное письмо Ю.Ф. Самарина 1848 г.11 Анонсируя статью издателю журнала «Исторический вестник», Лесков дает ей точную характеристику: «Статья по письму Самарина написана <…> живая, полуисторическая, полуполемическая, со введением некоторых <…> анекдотов»12.

Письмо Самарина, которое легло в основу очерка Лескова, по своему содержанию и пафосу примыкает к знаменитым самаринским «Письмам из Риги», написанным в 1849 г. Самарин − впоследствии известный русский публицист и философ-славянофил − был направлен в Ригу в 1847 г. и служил делопроизводителем комиссии, которой поручено было ревизовать городское правление. Он состоял при рижском генерал-губернаторе Е.А. Головине. Письмо, которое дало Лескову материал для создания очерка, посвящено рассказу о первых неделях пребывания в Остзейском крае генерал-губернатора А.А. Суворова,  внука знаменитого генералиссимуса Александра Васильевича Суворова,  занимавшего эту должность в 1848–1861 гг. Подробное описание действий только что вступившего в должность генерал-губернатора становится для Самарина отправной точкой в его размышлениях о проблемах национальной политики Российской империи в Прибалтике. Как философ и идеолог русского славянофильства, Самарин резко критиковал деятельность князя Суворова, который, по мнению автора письма, поддерживал немецкое дворянство в ущерб интересам православных  русских жителей имперской окраины.

В духе классической риторики Самарин заявляет в первых строках письма свой основной тезис: «Грустно вообще быть свидетелем крушения политической системы, которой мы сочувствовали <…> но еще тяжелее, когда с подобною переменой сопряжено торжество партии антинациональной <…> когда это торжество проявляется <…> в бесполезных, полудиких оскорблениях всего того, что не может не быть дорогого русскому сердцу <…> когда это делается <…> из самолюбивого желания приобрести популярность <…> всевозможными жертвами и уступками»13. Доказательству этого тезиса посвящена основная часть текста. В ней описание поступков князя Суворова, которые противоречат авторским представлениям о достойном поведении русского администратора в Остзейском крае, чередуется с комментариями, являющимися прямыми критическими высказываниями Самарина. В основе письма лежит логика причинно-следственных связей: автору важно показать развитие собственной мысли за счет выдвижения системы положений и доказательств.

При издании письма Лесков пользуется приемом цитирования: исходный текст приводится в очерке не дословно, а с сокращениями. Сокращению подвергаются прежде всего комментарии Самарина, при этом с максимальной степенью полноты воспроизводятся описания действий Суворова в Риге. Подобная модификация позволяет автору актуализировать нарративный «потенциал», заложенный в письме: минимизация комментария способствует выдвижению на первый план актуализатора действия (т.е. Суворова), который обнаруживает себя в тексте как обладатель и своей точки зрения, и своей ценностной позиции − собственного голоса.

Трансформация исходного текста связана и с тем, что Лесков дополняет приводимые Самариным факты указанием на время, в которое они имели место: «Суворов так торопился “обозначиться” врагом всего русского, что не дотерпел доехать с этим до Риги: он еще по дороге постарался высказать…»14, «Суворов тотчас же по приезде поспешил показать…»15, «Вслед за тем, в Благовещении…»16, «Затем князь Суворов…»17 и т.д. Идентификации моментов времени служат дейктические языковые элементы (глагольное время, указательные местоимения и наречия), которые отсутствовали в оригинальном письме. Введение в очерк временного измерения, наряду с редукцией авторского комментария, является значимым фактором, который позволяет Лескову придать описываемым  фактам статус «события», что влечет за собой появление в очерке нарративной структуры18. Повествование превращает совокупность фактов биографии Суворова, которые использовались Самариным для подтверждения основных тезисов его письма, в необходимый Лескову-историографу рассказ, главным героем которого выступает генерал-губернатор Остзейского края.

В авторской характеристике созданного им исторического нарратива Лесков употребляет слово «анекдот» (см. выше цитату из письма С.Н. Шубинского). Анекдот понимается писателем в том значении, какое было четко зафиксировано в «Словаре английского языка» С. Джонсона еще в 1775 г. и было широко распространено в XVIIIXIX вв.: анекдот − это «еще не опубликованная тайная история», т.е. история из частной жизни официаль­ного лица19. Описывая Суворова как историческую личность, Лесков выбирает факты, которые относятся преимущественно к частной стороне жизни князя. При воссоздании «хроники» первых дней службы генерал-губернатора в Риге писатель упоминает о таких событиях, как разговор Суворова с «орднунгсрихтером <…> на границе Рижского уезда»20, посещение им «домовой церкви»21 и «вечернего немецкого спектакля»22.

В.И. Тюпа при характеристике повествовательной литературы обосновывает плодотворность понимания анекдота не только как «полуфольклорного-полулитературного»23 эпического жанра или «рассказа, передающего интимную страницу биографии исторического лица»24, но и как «первофеномена целого спектра нарративных жанров»25, специфического дискурса, который позволяет описать организацию художественных и нехудожественных текстов. Выявленные Тюпой особенности анекдотического повествования (референтная компетенция нарративного высказывания и параметры коммуникативного события рассказывания), с нашей точки зрения, позволяют более точно проанализировать стратегию работы Лескова с архивным материалом при создании историко-публицистического текста.

В письме Самарина в основе авторских комментариев, которые сопровождают описание поступков Суворова, лежит принцип генерализации: публицист оценивает конкретные действия и реплики князя с точки зрения общероссийских интересов. Например, он дополняет высказывания генерал-губернатора указанием на то, что «здесь <…> всякое подобное слово раздувает более и более наглость немцев и убивает последние <…> надежды русских»26. В собственном очерке Лесков сводит к минимуму самаринские комментарии и вводит в текст собственные авторские ремарки следующего рода: «Суворов обратился к стоявшим чиновникам с разными шуточками на французском языке, которых мы не привели из уважения к предметам шутки»27, «князь-правитель при этом только случае узнал, что есть такой закон, и рассердился <…> обругав закон»28, «Самарин, приводя самый текст слов князя Суворова, просит извинения за их “неприличие”»29. Трансформация претекста демонстрирует смену идеологического ракурса: поступки Суворова интересны Лескову не как события общенародной жизни, но как курьезные факты, которые позволяют с неожиданной стороны осветить характер официального государственного лица.

Лесков подчеркивает неоднозначность и необычность поведения только что назначенного администратора Остзейского края, действия которого балансируют на грани между глупостью и кощунством. Показательно, что очерк писателя при первом издании в «Историческом вестнике» был подвергнут значительному сокращению цензурой, в том числе и по причине «резких» характеристик манеры речи Суворова: «Условием выхода в свет ноябрьского номера журнала стало требование цензуры исключить некоторые места из статьи Н.С. Лескова <…>, где автор изобразил генерал-губернатора А.А. Суворова <…> раздражающегося “площадной бранью” против монахов и духовенства»30. В очерке ведущей характеристикой Суворова является нарушение им словесного табу, «непристойные» высказывания князя неявно вводят в очерк мотив человеческого тела, который начинает открыто звучать в эпизодах, поданных Лесковым как автобиографические. Так, слова Самарина о том, что Суворов «узнав, по случаю просьбы одной еврейки, что обращающимся в христианство жидам выдается от казны 30 рублей серебром, разразился упреками»31, Лесков дополняет следующими подробностями: «Крестились за эту цену по преимуществу <…> проститутки еврейского происхождения <…> и молодые ребята, избегавшие рекрутской повинности <…> последние, приняв православие <…> открывали тайные или явные притоны разврата»32. Писатель добавляет, что «известная в Киеве Андреевская гора вся сплошь была заселена “православными пансионами”, где и “директрисы”, и “институтки” − все были “новокрещенные еврейки по 30 рублей за штуку” <…> А привилегированною крещальнею этих христианок была Андреевская церковь, в которой <…> каждое воскресенье собирались “срамные крестьбины, где (по местному выражению) и хрестны батьки с матереми, и дочерьки уси были скоромнии”»33. Цитату из самаринского письма «Суворов сказал двум раскольникам, просившим об освобождении их сыновей от рекрутства: “Какие у вас сыновья, когда у вас собачьи свадьбы”»34 Лесков также контаминирует с авторским текстом: «Во все время его [Суворова. – А.Ф.] здесь управления все русские замужние женщины “старой веры” писались в бумагах “блудными девками, имеющими детей” <…> Удостаивая своим посещением только одну, пользовавшуюся большим уважением сограждан, даму-староверку, Суворов <…> изволил шутить: “Нынче заедем и к блудной девке”»35.

Автобиографические фрагменты текста стилистически снижены, что вызвано с введением нелитературной лексики − диалектизмов («хрестны батьки с матереми») и вульгаризмов («блудная девка», «собачьи свадьбы»). Сопряжение самаринского и собственно авторского текста происходит одновременно на двух уровнях: размышлениям славянофила о «чувствах приверженности к Православной Церкви и к народности»36 писатель противополагает описание «срамных крестьбин»37, а высокому книжному стилю самаринского дискурса – разговорную речь. Совмещение высокого и низкого влечет за собой возникновение иронического эффекта. Появляющаяся в процессе наложения двух текстов ирония имеет разновекторный характер: она направлена и на создаваемый в очерке образ князя Суворова, и на цитируемое письмо Самарина. Писатель полемизирует с тем, что он сам же называл «партийностью» одного из главных теоретиков русского славянофильства, и указывает на неоднозначность положения православия в пограничных районах Российской империи и спорность требования Самарина о безусловном о скорейшем обращении жителей Остзейского края в православие.

Тело представляется писателем в категориях телесного низа, что характерно для народной смеховой культуры. Так, по мнению М. М. Бахтина, среди образов, напрямую связанных с актуализацией «материально-телесного начала жизни»38, выделяются «образы самого тела, еды, питья, испражнений, половой жизни»39. Показательно, что источником «современных непристойных ругательств и проклятий»40 исследователь также считал образ тела, сформированный в средневековой культуре. В произведении Лескова тело предстает воплощением неофициальной стороны человеческой жизни, специфичную комичность которой писатель противопоставляет официальной риторике, выраженной в письме Самарина. Изображение человеческого тела становится одним из элементов создаваемого Лесковым анекдотического повествования, выполняющего функцию сотворения «казусной картины мира, которая своей “карнавальной” непредвиденностью и недостоверностью отвергает, извращает, осмеивает всякую фатальную или же императивную ритуальность, заданность человеческих отношений»41.

Коммуникативная ситуация анекдотического повествования реализуется в форме диалога, который может наблюдаться на различных нарративных уровнях. Так, Лесков разворачивает изображение приема Суворовым просителей в отдельную сцену, которая занимает три главы очерка. Композиция этих глав симметрична: каждая из них построена как диалог князя Суворова с просителями. Писатель последовательно меняет косвенную речь, в форме которой Самарин передает слова Суворова и посетителей, на речь прямую. Например, если Самарин отмечает: «Князь спросил у них, были ли они у архиерея», то Лесков пишет: «Князь спросил поселян: − Были ли вы у архиерея»42. Подобного рода замены подчеркивают «самостоятельность» героя как носителя действия и речи. Кроме того, трансформация исходного текста позволяет автору обратиться к диалогическому слову прямой речи.

Анекдотическое повествование обязательно требует активизации адресата текста: «Рецептивная компетенция анекдота <…> постулирует со стороны адресата позицию сотворчества, инициативной игры мнениями»43. В очерке Лескова активизация читателя связана, прежде всего, с общей иронической тональностью нарратива. Как отмечает Е.В. Падучева, «фигура читателя возникает в представлении смысла текста всякий раз, когда оказывается, что повествователь не является последней инстанцией в его художественной композиции <…> ироническое отношение автора <…> − это феномен, который можно представить как запланированное автором участие читателя в интерпретации текста»44.

Лесков использует и собственно повествовательные приемы вовлечения читателя. Так, на базе характерного для произведения перволичного повествования возникает повествовательная форма, использующая в основном корпусе нарративного текста 2-е лицо («Таков был первый выход вельможи и первый прием просителей <…> Смотрите же, как он проходит»45) и 1-е лицо мн.ч. в обобщенно-личном значении («Суворов <…> перешел к новой группе, к которой и мы за ним последуем»46). Адресатное употребление 2-го лица и употребление 1-го лица в обобщенном значении служат активизации читателя текста: перволичный повествователь побуждает адресата представить себя непосредственным участником описываемой ситуации, при этом читатель ангажируется на роль фиктивного наблюдателя описываемой сцены. Меняется и временная организация произведения: Лесков использует настоящее время в повествовании о прошлом («перед князем является какая-то еврейка <…> и “требует” себе за это 30 рублей»47, «от латышей князь переходит к стоящей здесь же в приемной группе русских староверов»48). Нарративное употребление прошедшего времени («настоящее историческое»49) способствует активизации адресата очерка, оно включает читателя в диалог, как бы помещая его в то пространство и время, в котором находится повествователь.

По точной характеристике Л.Г. Кайды, «публицистика – это речь убежденная и убеждающая»50, публицистичность – это качество журналистского произведения, в котором ярко выражено авторское «я». Необычность историко-публицистических очерков Лескова связана с тем, что основой для авторского высказывания в них служит «чужой» текст, а это ставит перед писателем, выступающим в роли журналиста, особо сложную задачу. Анализ очерка «Русские деятели в Остзейском крае» позволяет обнаружить специфическую особенность работы Лескова-журналиста с оригинальным материалом: писатель в свойственной ему манере выбирает стратегию не буквального воспроизведения исходного текста, а пересказа: цитатный дискурс в очерке уступает место дискурсу транспонированному −дискурсу косвенной речи. Выбор подобной стратегии открывает перед автором широкие возможности создания текста-палимпсеста, построенного на наложении и взаимопроникновении двух произведений, а следовательно, и двух точек зрения, двух способов видения проблемы.

Лесков использует фактическую основу письма Самарина, однако последовательно модифицирует повествовательную организацию претекста. Благодаря наделению князя Суворова ролью субъекта мысли, речи и действия, а также организации в тексте временной последовательности писатель придает описываемым им фактам статус «события», результатом чего является возникновение в произведении нарративной структуры.

Характерологическая стратегия, выбранная Лесковым для создания образа исторической личности, свойственна анекдотическому повествованию. В очерке востребованы такие его особенности, как изображение частной жизни государственного лица, «невероятность» приводимых фактов, иронически сниженные описания, сюжетообразующая функция диалога, активизация адресата текста. Лесков последовательно трансформирует структуру письма Самарина: из области идеальных спекуляций он переводит его в плоскость чувственности, из области абстракций – в область чистой телесности и фактичности. В очерке писателя серьезное оборачивается курьезным, торжественная риторика сменяется иронией, монолог становится диалогом.

 


 

  1. Статья подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда в рамках научно-исследовательского проекта «Поздний Н.С. Лесков: научная подготовка к изданию художественных и публицистических произведений 1890-х годов» (грант № 15-04-00192).
  2. Ильинская Т.Б. Мемуарный факт в «мистическом освещении»: неизвестный очерк Н.С. Лескова «Странный случай при смерти Дудышкина» // Русская литература. 2009. № 1; Ильинская Т.Б. Неизвестный очерк Н.С. Лескова «О клировом нищебродстве» // Там же. 2012. № 3. (Il'inskaya T.B. Memuarnyy fakt v «misticheskom osveshchenii»: neizvestnyy ocherk N.S. Leskova «Strannyy sluchay pri smerti Dudyshkina» // Russkaya literatura. 2009. № 1; Il'inskaya T.B. Neizvestnyy ocherk N.S. Leskova «O klirovom nishchebrodstve» // Tam zhe. 2012. № 3.)
  3. Шелаева А.А. Из истории «Северного вестника»: Н.С. Лесков и редакционный круг // Медиаскоп. 2012. Вып. № 4. – URL: http://www.mediascope.ru/node/1221; Шелаева А.А. Полемика в периодической печати конца XIX в. как форма литературной борьбы: Н.С. Лесков против И.И. Ясинского, И.И. Ясинский против Н.С. Лескова // Медиаскоп. 2013. Вып. № 4. – URL: http://www.mediascope.ru/node/1402 (Shelaeva A.A. Iz istorii «Severnogo vestnika»: N.S. Leskov i redaktsionnyy krug // Mediaskop. 2012. Vyp. № 4. – URL: http://www.mediascope.ru/node/1221; Shelaeva A.A. Polemika v periodicheskoy pechati kontsa XIX v. kak forma literaturnoy bor'by: N.S. Leskov protiv I.I. Yasinskogo, I.I. Yasinskiy protiv N.S. Leskova // Mediaskop. 2013. Vyp. № 4. – URL: http://www.mediascope.ru/node/1402)
  4. Женетт Ж. Вымысел и слог // Женетт Ж. Фигуры: в 2 т. М., 1998. Т. 2. C. 381. (Zhenett Zh. Vymysel i slog // Zhenett Zh. Figury: v 2 t. Moskva, 1998. T. 2. C. 381.)
  5. Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона. – URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (Entsiklopedicheskiy slovar' F.A. Brokgauza i I.A. Efrona. – URL: http://www.vehi.net/brokgauz/)
  6. Лесков Н.С. Святительские тени // Исторический вестник. 1881. Т. V.  № 5; Лесков Н.С. Царская коронация // Там же. 1881. Т. V. № 6; Лесков Н.С. Край погибели // Там же. 1881. Т. VI. № 11; Лесков Н.С. Церковные интриганы // Там же. 1882. Т. VIII. № 5. (Leskov N.S. Svyatitel'skie teni // Istoricheskiy vestnik. 1881. T. V.  № 5; Leskov N.S. Tsarskaya koronatsiya // Tam zhe. 1881. T. V. № 6; Leskov N.S. Kray pogibeli // Tam zhe. 1881. T. VI. № 11; Leskov N.S. Tserkovnye intrigany // Tam zhe. 1882. T. VIII. № 5.)
  7. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае // Н.С. Лесков. Иродова работа. СПб, 2010. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae // N.S. Leskov. Irodova rabota. Sankt-Peterburg, 2010.)
  8. Дмитриев А.П. Н.С. Лесков, Прибалтийский вопрос и демократизм в православии // Там же. С. 12. (Dmitriev A.P. N.S. Leskov, Pribaltiyskiy vopros i demokratizm v pravoslavii // Tam zhe. S. 12.)
  9. Аксаков И.С. Полн. собр. соч.: в 7 т. М., 1887. Т. 6. С. 165. Цит. по: Дмитриев А.П. Указ. соч. С. 12. (Aksakov I.S. Poln. sobr. soch.: v 7 t. Moskva, 1887. T. 6. S. 165; Dmitriev A.P. Ukaz. soch. S. 12.)
  10. Лесков Н.С. Собр. соч.: в 11 т. М., 1958. Т. 11. С. 279. (Leskov N.S. Sobr. soch.: v 11 t. Moskva, 1958. T. 11. S. 279.).
  11. Самарин Ю.Ф. Соч.: в 12 т. М., 1911. Т. 12.  (Samarin Yu.F. Soch.: v 12 t. Moskva, 1911. T. 12.)
  12. Лесков Н.С. Собр. соч. Т. 11. С. 262. (Leskov N.S. Sobr. soch. T. 11. S. 262.)
  13. Там же. С. 271. (Tam zhe. S. 271.)
  14. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 144. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 144.)
  15. Там же. С. 146. (Tam zhe. S. 146.)
  16. Там же. С. 147. (Tam zhe. S. 147)
  17. Там же. (Tam zhe.)
  18. О событийности как факторе формирования нарратива см.: Шмид В. Нарратология. М., 2003. (Shmid V. Narratologiya. Moskva, 2003.)
  19. Цит. по: Тамарченко Н.Д. Анекдот // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. М., 2008. С. 44. (Tamarchenko N.D. Anekdot // Poetika: slovar' aktual'nykh terminov i ponyatiy. Moskva, 2008. S. 44.)
  20. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 144. Какое соч.??? (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 144.)
  21. Там же. (Tam zhe.)
  22. Там же. С. 147. (Tam zhe. S. 147.)
  23. См.: Тамарченко Н.Д. Указ. соч. С. 44. (Tamarchenko N.D. Ukaz. soch. S. 44.)
  24. Там же. (Tam zhe.)
  25. Тюпа В.И. От поэтики к риторике. Нарратология как аналитика повествовательного дискурса. Тверь, 2001. С. 53. (Tyupa V.I. Ot poetiki k ritorike. Narratologiya kak analitika povestvovatel'nogo diskursa. Tver', 2001. S. 53.)
  26. Самарин Ю.Ф. Указ. соч. С. 274. (Samarin Yu.F. Ukaz. soch. S. 274.)
  27. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 153. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 153.)
  28. Там же. С. 149. (Tam zhe. S. 149.)
  29. Там же. С. 150. (Tam zhe. S. 150.)
  30. Цит. по: Ущиповский С.Н. Основные направления цензурного редактирования текстов в журнале «Исторический вестник» (по архивным материалам) // Вестник С.-Петербургского университета. 1992. Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. Вып. 2 (№ 9). (Ushchipovskiy S.N. Osnovnye napravleniya tsenzurnogo redaktirovaniya tekstov v zhurnale «Istoricheskiy vestnik» (po arkhivnym materialam) // Vestnik S.-Peterburgskogo universiteta. 1992. Ser. 2: Istoriya, yazykoznanie, literaturovedenie. Vyp. 2 (№ 9).)
  31. Самарин Ю. Ф. Указ. соч. С. 273. (Samarin Yu. F. Ukaz. soch. S. 273.)
  32. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 151. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 151.)
  33. Там же. С. 152. (Tam zhe. S. 152.)
  34. Там же. С. 145 (Tam zhe. S. 145.)
  35. Там же. С. 154 (Tam zhe. S. 154.)
  36. Самарин Ю.Ф. Указ. соч. С. 273. (Samarin Yu.F. Ukaz. soch. S. 273.)
  37. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 150. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 150.)
  38. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и ренессанса. – URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Baht/intro.php (Bakhtin M.M. Tvorchestvo Fransua Rable i narodnaya kul'tura srednevekov'ya i renessansa. – URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Baht/intro.php)
  39. Там же. (Tam zhe.)
  40. Там же. (Tam zhe.)
  41. Тюпа В.И. Указ. соч. С. 44. (Tyupa V.I. Ukaz. soch. S. 44.)
  42. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 151. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 151.)
  43. Тюпа В.И. Указ. соч. С. 48. (Tyupa V.I. Ukaz. soch. S. 48.)
  44. Падучева Е.В. Семантические исследования. М., 1996. С. 216. (Paducheva E.V. Semanticheskie issledovaniya. Moskva, 1996. S. 216.)
  45. Лесков Н.С. Русские деятели в Остзейском крае. С. 148−149. (Leskov N.S. Russkie deyateli v Ostzeyskom krae. S. 148−149.)
  46. Там же. С. 150. (Tam zhe. S. 150.)
  47. Там же. С. 149. (Tam zhe. S. 149.)
  48. Там же. С. 153. (Tam zhe. S. 153.)
  49. Падучева Е.В. Указ. соч. С. 288. (Paducheva E.V. Ukaz. soch. S. 288.)
  50. Кайда Л.Г. Композиционная поэтика публицистики. М., 2011. С. 12. (Kayda L.G. Kompozitsionnaya poetika publitsistiki. Moskva, 2011. S. 12.)