Languages

You are here

Какой вклад может вносить международная Летняя школа коммуникативистов в изучение современных медийных процессов

Авторы материалов: 

 

Possible Contribution of the International Summer School for Communication Researchers to the Study of Current Media Processes

 

Землянова Лидия Михайловна
доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник кафедры истории зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова, kafedra.zarubezhka@mail.ru

Lydia M. Zemlyanova
PhD, Leading Research Scientist at the Chair of Foreign Journalism and Literature, Faculty of Journalism, Lomonosov Moscow State University, kafedra.zarubezhka@mail.ru

 

Аннотация

Работа знакомит с трудами участников деятельности Международной летней школы коммуникативистов, в которых обсуждаются актуальные проблемы сравнительно-системных комплексных методов изучения преобразующихся медийных ландшафтов современного мира и в этой связи демонстрируются новые теоретические концепции и термины, распространяющиеся сегодня в глобализирующейся коммуникативистике.

Ключевые слова: глобализация, интернетизация, конвергенция, интерактивность, партисипационность, средства массовой самокоммуникации, сетевое общество, сетевая фотография, медиатированное повествование, новая медийная экология.

 

Abstract

The paper examines the works of the participants of the International Summer School for communication researchers in which the topical issues of complex comparative and systemic methods of studying the changing media landscapes of the world are discussed. In this connection, new theoretical concepts and terms currently gaining popularity in the globalizing communication science are introduced.

Key words: globalization, internetization, convergence, interactivity, participity, mass self-communication, network society, network photography, mediated narrative, new media ecology.

 

В Предисловии к сборнику трудов участников сессии Летней школы коммуникативистов, состоявшейся в августе 2012 г. в Любляне, отмечается, что с момента ее основания в начале 1990 гг. по инициативе нескольких европейских университетов количество присоединяющихся к ней специалистов существенно увеличивается. Работу школы стали поддерживать 22 европейских университета и Европейская ассоциация исследователей коммуникаций и образования. Важнейшей причиной растущего внимания к деятельности этой школы является ее направленность на сравнительно-комплексное изучение стимулов и результатов эволюции медийных процессов в разных странах мира на разных этапах их истории и на современном в особенности.

В отличие от концепций, утверждающих «конец идеологий» и «смерть национальных государств», связанных с попытками абсолютизации тех или иных эксклюзивных тенденций, «эта книга является результатом продолжающегося интеллектуального напряжения, нацеленного на концептуализацию процессов изменения не только самих медиа, но также и роли медиа в процессах социальных перемен». Это «поддерживает плюрализм теоретических и методологических подходов к изучению современных (медиатированных) коммуникаций и к установлению мостов и диалогов между разнообразными и часто еще культурно замкнутыми подходами»1. Поэтому разнообразие тематики и жанров опубликованных в сборнике работ (статей) и реферативных сообщений о диссертационных исследованиях коррелируется с акцентами на главных проблемах изучения изменений в социальных, политических и медийных процессах, на вопросах практики и дилемм в журналистике, идеологии и национальной идентичности, на роли фотографии и телевидения, а также на значении дискурсивных средств распространения информации и ее изучения. Это необходимо соблюдать, чтобы направлять исследователей медийных процессов к обсуждению наиболее актуальных и полемических проблем в диалогах с участием представителей интересов гражданского общества, медиаиндустрии и правительственных институтов.

Диалоги должны носить многосторонний характер, допуская свободное обсуждение различных вопросов и перспектив, но с соблюдением точности, основательности, ответственности, честности и качественности. Призывая соблюдать принципы «сотрудничества на международном/европейском уровне», Летняя школа хочет также сохранять уважение к «локализованному контексту». Такие принципы могут осуществляться в разных формах – лекциях, семинарах, встречах и обсуждениях работ на различные темы. В 2012 г. в Любляне были прочитаны 23 академические лекции, в работе школы участвовали 45 докторантов. Материалы сессии вошли в книгу, «иллюстрирующую интенсивность продолжающегося сотрудничества со множеством помощников и издателей». «Эта книга проявляет воодушевленность Летней школы, которая каждый год созидает уникальный опыт обретения знаний»2.

В чем же конкретно выражается уникальность опыта обретения знаний коммуникативистами, связанными с деятельностью этой Летней школы? Аргументированный ответ на такой вопрос могут дать публикации работ, в которых фиксируется стремление изучать важные и сложные причины и результаты эволюции медийных ландшафтов мира в сочетании с признанием необходимости своевременной модернизации теоретического базиса и гуманитарных задач коммуникативистики. Симптоматично в этой связи, что пять статей, включенных в первую часть книги материалов люблянской сессии Летней школы под заглавием «Кризис», заостряют внимание не только на технологических аспектах перемен в медийных системах, но и на их закономерных взаимосвязях с социально-экономическими, политическими и культурными инновациями в жизни разных стран, имеющих как специфические локально-национальные, так и сходные особенности преобразований, нередко обусловленные изменениями прежних режимов государственного строя и его идеологических устоев, когда сменяющая их «логика коммерциализма» способствует товаризации СМИ и депрофессионализации журналистики, если СМИ подчиняются «антидемократической клиентистской практике». И, поскольку высокие уровни клиентизма и политического и экономического инструментализма ведут к проявлению культуры соглашательства и зависимости, «такая культура, сосредоточиваясь в основном на частных выгодах, более склонна к индивидуализированному потреблению и социальной атомизации и поляризации. Как атрибут существующих социальных отношений, этот вид культуры является заразительным и может быть вредным для политической жизни и качества демократии», ибо в ней «приоритезируется и одобряется персонифицированный доступ к информации». И вследствие этого происходящая индивидуализация интересов «демонстрирует очень мало чувств, ориентированных на сообщество». Более того, факты исследований показывают, что глобализация и интернетизация тенденций такого рода усложняют проблемы их преодоления и вместе с тем актуализируют обсуждение «концептуального руководящего принципа»3 для анализа трансформаций, происходящих в медийных процессах изучаемых стран. К такому выводу подводит читателей статья Аукси Балчитиене, открывающая первый раздел сборника, под названием «Кризис», и находящая резонанс в других работах, опубликованных в книге.

Профессор Хельсинского университета Хану Ниеминен, один из соредакторов книги, тоже интересующийся новейшими явлениями в медийной деятельности, посвятил свою статью переменам в области регулирования этой деятельности в условиях развития процессов ее трансформации и конвергенции, неолиберализации и приватизации, которые вводят в коммуникативистику обсуждение проблем так называемого дерегулирования, означающего, что «индустриальные отрасли медиа и коммуникаций – особенно электронных медиа и телекоммуникаций – освобождаются от ярма государства и его тяжеловесных установленных законом форм регулирования. Взамен служения политически определяемым нормативным целям с требовательными ограничениями в отношении конкуренции и материальных выгод сейчас эти отрасли предположительно освобождаются для поддержания целей и правил рынка»4. Но на деле оказывается, что и рынок не избавлен от ограничений его свободы. Объясняется это тем, что медиа и коммуникации существенно отличаются от промышленных отраслей, и их рынки действуют в сфере норм и идей, требующих определенных нормативных правил. Поэтому в течение последних лет не прекращаются споры вокруг проблем балансирования между двумя различными подходами к регулированию, соответствующими «приватным интересам индустрии, служащей законам конкуренции, и общественным интересам, представленным в нормативном типе регулирования»5.

Автор статьи подходит к решению этой проблемы с позиций системного рассмотрения ее как одного из звеньев, возникающих в цепи других под влиянием многообразной трансформации медийных процессов, включающих не только их приватизацию и маркетинизацию, но и оцифровывание и глобализацию, которые меняют соотношение печатных СМИ и новых мобильно-электронных и создают новую медийную среду, окружающую современных людей, с предпосылками для «новых форм само- или сорегулирования». К такому выводу приходят многие современные исследователи коренных причин различий между традиционными и новыми атрибутами медиа в целях выяснения требуемых основ для их регулирования. Выясняется, что если регулирование традиционных СМИ соответствовало «служению общественным интересам, определяемым с помощью таких терминов, как свобода слова, общественное вещание, плюрализм мнений и культурное разнообразие», то «в противоположность этому регулирование телекоммуникаций (включая Интернет и мобильную телефонию) в основном базируется на логике экономической эффективности»6.

Признание этих различий не означает непризнания многообразия форм их проявления в меняющихся ситуациях и особенностей характера развития частных компаний и рыночной фрагментации медийных ландшафтов под влиянием как глобализации, так и конвергенции технологических новаций и изменений их социально-экономических контекстов. «Все эти тренды – глобализация, рыночная фрагментация и технологическая конвергенция − создают ситуацию, в которой регулирование, основанное на традиционной индустрии, теряет многое, если не все в своей обоснованности». Но «старые структуры регулирования предпринимают усилия для балансирования с различными интересами, представленными на поле действия»7. Автор статьи, учитывая многие трудности на этом пути, поддерживает поиски «нового баланса между демократическими социальными интересами и экономическими потребностями» и их обсуждение таким образом, чтобы оно не оказывало диспропорционального предпочтения той или иной стороне. Поэтому и «нужны дальнейшие анализы для обоснования плодотворности предполагаемых подходов к исследованию средств демократического регулирования медиа и коммуникаций»8.

О назревшей необходимости исследования существенных перемен в медиаландшафтах современного мира и в этой связи о пересмотре устаревающих концепций и терминов в теоретическом фонде коммуникативистики говорится во многих статьях сборника. Некоторые из них носят несколько метатеоретизированный характер9, но большая часть отличается стремлением к конкретным сравнительно-комплексным исследованиям новейших тенденций в трансформирующейся медиасфере современного мира.

К числу таких исследований относится, например, работа Айрис Дженнис, посвященная изменениям в статусе потребителей телевизионной продукции в условиях ее включения в процессы оцифровывания и товаризации. Соглашаясь с идеями Мануэлла Кастеллса, автор статьи отмечает, что «коммодификация аудитории» находит свое проявление в переходе от традиционного телевидения, с его односторонней моделью вещания массмедиа, к двусторонней интерактивной модели, или к «медиа с массовой самокоммуникацией»10. Уходят в прошлое времена, когда телевизионные передачи можно было смотреть только с помощью телевизионно-аппаратных установок и агрегатная аудитория группировалась вокруг них. Сегодня телевизионная аудитория фрагментируется благодаря разнообразию многих технических сетей и средств связи, оказывающих свое воздействие как на производство и продажу этих средств, так и на создание и выбор телепрограмм. Важную роль в этих процессах играют процесс оцифровывания и конвергенции телевизионной и иной медиатехники, находящий свое отражение и в других сферах жизни.

В статье рассматриваются разные уровни исследования таких процессов. Один из них предполагает изучение конвергенции продуктов и услуг, предлагаемых медиа, когда контент может рассматриваться на различных платформах, а потребители получают доступ к искомой услуге тоже в различных медиа или к разным услугам с помощью одного аппарата. Второй уровень – изучение технологической конвергенции и тех ее атрибутов, которые оказывают воздействие и на контент и на его потребителей. Третий нацеливается на освещение производственно-экономических аспектов горизонтальной и вертикальной интеграции медийных секторов.

К сожалению, в данной статье за пределами внимания остаются социально-культурные аспекты происходящих изменений в телевещательных сетях, влияющих на вкусы, интересы и образ жизни активных потребителей товаризованной продукции таких сетей. Автор оставляет решение этой задачи для будущих исследований, когда пишет о том, что их целью должна быть «способность проникновения в суть поведения потребителей и путей, благодаря которым это окажет воздействие на значение сети, лежащей в основе коммерческого телевидения. Основной целью будет исследование вероятности найти баланс между предоставлением возможностей аудитории и устойчивостью телевизионной индустрии»11.

Многоаспектность предлагаемых дальнейших исследований современных медийных процессов проявляется и в статье, завершающей первый раздел книги и посвященной проблемам изучения акустических факторов. Вспоминая идеи М. Маклюэна и других известных культурологов, автор статьи Хайнер Штал (сотрудник Эрфуртского университета), призывает коллег больше внимания уделять не только звуковым элементам как «конструктивным основам» современной медийной техники (радио, телевидение, мобильная телефония), но и их органическим связям с различными визуальными звеньями создания, распространения и потребления медийной продукции для выявления «соединимости чувств в медиатизированном мире» и «эстетики голосов». По словам автора, «исследование звуков открывает перспективу для изучения медиа и коммуникаций, которое серьезно воспринимает архитектуру чувств. Это благоприятствует проникновению в суть взаимосвязей с окружающей средой, которая интегрирует индивидуальные средства владения звуком в анализе медиа и массовой коммуникации»12.

Второй раздел книги, посвященный журналистике, открывается статьей профессора Брюссельского университета Фрэнсиса Хейндерикса, выступающего в защиту традиционных СМИ от попыток считать их пассивными, в отличие от интерактивных, новых электронных медиа. Обвинять в пассивности, по его мнению, можно не медиа, а аудиторию, которая по-разному способна относиться, например, к чтению газет – активно или пассивно, вступая или не вступая в обратную связь с редакцией, используя или не используя возможности письменных откликов на статьи, телефонные звонки и выбор печатных источников. Новым медиа присуща интерактивность, но она преувеличивается их почитателями, игнорирующими коммуникабельные возможности традиционных средств технических связей и просто общения людей друг с другом. Если новая техника создает новые формы коммуникации, это не значит, что их надо гипертрофировать. «Мы должны оказывать сопротивление попыткам преувеличения и обобщения. Нам надо отказаться наотрез от тех, кто заявляет, что теперь аудитория активно воспринимает контент, с энтузиазмом схватывая каждую возможность взаимодействовать и продвигаться к модели потребления, основанной на совместном конструировании и с применением всех ресурсов онлайнового социального взаимодействия. Это просто невероятно»13.

Для нахождения правильного пути, по мнению автора работы, надо, не теряя веры в потенции «медийной экосистемы», умело и сбалансированно искать аргументы и факты, доказывающие жизнеспособность и традиционных медиа в условиях развития новых с учетом разных вкусов и интересов аудитории. Так называемые пассивные медиа не должны объявляться мертвыми. «По крайней мере, они могут еще рассматриваться как старшие братья в растущей семье технологий. В таком контексте интерактивность не должна выглядеть как неотразимый тренд, который истощает пассивные медиа и ведет их к краху»14.

Поскольку сравнительно-системный анализ эффективности традиционных и новых электронных медиа предполагает изучение особенностей не только отношений к ним аудитории, но и степени достоверности распространяемой для нее информации, в этом же разделе книги оказывается уместной публикация еще одной статьи, автор которой, профессор Бертранд Кабедочи, обращает внимание на зависимость качества информационных сообщений не только от технологических новаций в медиасфере, но и от многих других факторов. Это весьма актуально в условиях, когда такие термины, как «интернетовская революция» или «кибер-диссидентство»15, появились в коммункикативистике с целью подчеркивания активной роли новых медиа в жизни современных людей, особенно молодежи, участвующей и в протестных движениях, например, на Ближнем Востоке с использованием этих онлайновых средств связи. Распространение получил и термин «интернетовское поколение» как символ эры «индивидуальной массовой коммуникации» и «электронной демократии»16.

Не поддерживая технологический детерминизм в освещении арабских событий, автор статьи не игнорирует и скептицизм академистов в отношении к «парадигме так называемого “информационного общества”»17. Он полагает, что политические и социальные перемены являются результатом не либерализации сетей, а социальной мобилизации. «Гипотеза, выделяющая центральную роль для новых медиа в арабских революциях, – говорится в этой статье, – недооценивает, с одной стороны, структурные социологические трансформации (например, урбанизацию, грамотность), а с другой стороны, специфику индивидуальных мотиваций и большое разнообразие тактических выборов для личности»18.

Совсем отрицать роль информационных коммуникаций в арабских событиях не следует, но нельзя и возлагать на них всю ответственность. «Оцифрованные средства не являются чудодейственными инструментами, но они могут обеспечивать реальные возможности для гражданских взаимосвязей без обещания быстрого установления демократии». Информационно-коммуникационная техника способна сегодня распространять среди населения разные сообщения, требующие тщательного изучения, так как «их воздействие в арабском мире должно осмысляться скорее на языке новых форм экспрессии, нежели институциональных перемен». Но, по словам автора статьи, «такая тонкая проницательность» редко присутствует в репортажах журналистов, не осознающих «важности отказа от абсолютных, безусловных, категоричных, случайных – технологических, социальных, геополитических – объяснений»19 и перехода к иному восприятию действительности с «жизнеспособной дистанцией от любого вида детерминизма»20.

Как отмечается в статье, посвященной фотожурналистике, объективность должна быть моральным идеалом и главным принципом для соблюдения истинности. Даже если сама концепция истины имеет эпистемологические трудности для ее осмысления, «она является главной нормой для журналистов во всем мире»21 и поэтому требует к себе постоянного внимания, не ослабляющегося, а усиливающегося в условиях бурного развития новых информационных технологий, «когда границы профессии становятся неясными и фотолюбители проникают на профессиональное поле»22.

Что может сохранить эти границы и приоритетные качества профессиональной журналистики? Ответы на этот вопрос даются разные. Один из них содержится в статье, посвященной функциям и значению журналистской идеологии, определяемой как «институт внутри социальной и политической системы». Дифиниция не отличается выражением четкой авторской позиции, но формулируется со ссылками на труды многих философов, культурологов и социологов прошлых времен и современных. Само обращение к «социологии журналистской идеологии»23 весьма симптоматично для интересов участников работы международной Летней школы коммуникативистов на нынешнем этапе изучения медийных процессов, вносящих изменения в статус и идейный потенциал профессиональной деятельности журналистов.

Объясняя причины появления и развития новых тенденций в коммуникативистике, шведская исследовательница Эбба Сандин отмечает, что современная медийная техника «дает людям орудия для пересечения национальных границ и налаживания коммуникаций совершенно новым способом в постмодернистском обществе, которое иногда называют сетевым обществом». Поэтому многие исследователи и теоретики «фокусируют внимание на вопросах глобализации, идентификация и идентичности». Вопросы эти сложные, так как «во многих случаях определение индивидуальной идентичности не признает нацию, охватывая мысленно новые общества без границ со свободным потоком информации»24. Поэтому «наиболее подходящим вознаграждением стало бы лучшее понимание комплексности культурных идентичностей и потока локальных, национальных и международных новостей»25.

Принципы сравнительно-комплексного подхода утверждаются также в исследованиях взаимовлияния медийных и законодательных систем26, как и других связанных между собой областей политической и социально-культурной жизни общества. Особое внимание многие современные коммуникативисты уделяют роли медиа в сохранении исторической и личностной памяти. Об этом свидетельствуют статьи, включенные в специальный раздел сборника, под заглавием «Время и память».

Португальская исследовательница Сара Паргана Мота, изучая значение фотографии в условиях «нашей новой медийной экологии»27, приходит к выводу, что ее прежние средства, формы и функции в сохранении памятных дат в жизни людей и стран изменяются. Благодаря новым техническим способам связи люди стали по-новому «создавать, распространять, распределять, употреблять и сохранять фотографические образы», передавая их на большие расстояния в эпоху «визуального совместного присутствия» и «перманентной связи друг с другом и с внешним миром посредством этих образов». Так как все это создается с помощью новых электронных оцифрованных медиа, то благодаря им возникают и особые визуальные отношения с окружающей реальностью, позволяющие видеть в ней детали различных мест действия. Более того, персональные компьютеры, хотя они и становятся по размерам меньше, несут в себе больше сведений о нашей жизни по мере того, как люди все сильнее увлекаются созданием собственных архивов из фотографий, которые сегодня можно быстро распространять по всему свету. Такая тенденция «становится важной характерной особенностью современных медиа и визуально насыщенного ландшафта» с «интерактивными платформами» и «партисипационной культурой», в которой фанаты и другие потребители нового контента активно участвуют в его создании, ориентируясь на «визуальную грамотность», «виртуальную самоактуализацию» и «массовую дилетантизацию фотографии»28.

Такие процессы оказывают существенное воздействие на жизнь людей и их поведение в различных ситуациях. Домашние альбомы с фотографиями традиционного типа постепенно уступают место сетевым способам их создания и хранения. Одновременно растет стремление применять новую технику фотографирования для экранной фиксации в Интернете любых личных впечатлений людей об окружающей их жизни дома или вне его пределов. По словам автора статьи, «новые технические платформы и средства усиленно медиатизируют приватную память, а погружение в этот оцифрованный контекст означает новую публичную визуальность и расширение публичного предела досягаемости медиатированных видов памяти»29. Но из этого не следует, что признание и изучение таких инноваций надо превратить в полный отказ от традиций и достижений в культуре прошлых эпох и в этой связи от традиционной фотографии. Освещать надо комплекс взаимосвязей между старыми и новыми коммуникационными технологиями в социальной практике, как и совокупность соотношений технологических, социальных и культурных процессов в современном обществе.

Эта методологическая рекомендация, имеющая место в разных статьях сборника, проявляет свою релевантность очевиднее всего в странах, переживающих коренные изменения во всех сферах жизни и поэтому сегодня остро нуждающихся в достоверных знаниях о своем прошлом, хранящихся в исторической памяти народов и обретаемых с помощью как традиционных, так и новых средств информации и коммуникации. В сборнике есть статьи, разносторонне демонстрирующие актуальность не только конкретных исследований роли СМИ в освещении этапов исторического прошлого тех или иных трансформирующихся стран30, но и важность рассмотрения задачи «защиты исторической памяти»31, а также причин интереса современных телезрителей к «повествовательной изощренности» постмодернистских фантастических «путешествий во времени» с «синдромом фальшивой памяти»32.

Сотрудник Люблянского университета Илья Томанич Тривундза в своей статье расширяет круг концепций, с которыми в коммуникативистике связывается изучение исторической памяти, предлагая рассматривать ее как неотъемлемый коммуникабельный атрибут, условие формирования национальной идентичности, находящее свое отражение во «временной глубине новостей», изображаемое по-разному и особенно иллюстративно с помощью визуальных средств. Это объясняется тем, что, «несмотря на глобализацию культуры, политики и информационных потоков, сопровождаемых фрагментацией потребления новостей, индивидуализацией общества и усиливающейся политической апатией или недовольством по отношению к господствующему социально-политическому порядку», производство и потребление новостей все еще рассматриваются, главным образом, в контексте национального государства и коллективной идентичности с «изображаемым сообществом» нации33. А фотографии, с их «способностью передавать символические или подразумеваемые отношения между людьми и выражать “факты”, которые не могут быть полностью выражены в словах», тоже могут оказаться предметом рассмотрения их как «особенно ценных “средств фреймирования” для сообщения абстрактных принципов и идей принадлежности к нации»34.

Национальную идентичность, по мнению автора статьи, надо понимать как результат образовательных, культурных и политических процессов в ходе социализации представлений людей о себе и других «с помощью языка, эмоций и символов, которые распространяются и материализируются в коммуникационных сетях социальных групп и институтов государства и гражданского общества». Национальная идентичность помогает людям найти свое место в мире, размещая их «географически или физически, как и в языковом отношении, социально, легально, экономически, политически и эмоционально внутри особой, родной, страны, национального государства»35. Это состояние не только души, но форма жизни постоянной в национальном государстве, связанной с традициями поколений разных эпох, обеспечивающейся чувствами солидарности и общего места в мире и времени с помощью различных средств коммуникации с «дискурсивными элементами», используемыми в целях укрепления веры в национальную идентичность различными способами, которые не исключают «влияния национальных фильтров на репортажи новостей» и сопровождения их фреймированным «визуальным кавериджем»36.

По мнению автора этой статьи, «пресса и новостные фотографии могут служить потенциальными механизмами фреймирования с включением сообщаемых новостей или комментариев в выделенную интерпретативную схему. При совершении этого фотографии придают новостным текстам протяженность во времени, которая может не объясняться самим текстом и нередко в таком процессе отклоняется от профессиональных норм точности и своевременности репортажа новостей». «Историзация» подобного рода чревата искажением фактов истории и «деисторизацией» временной глубины» в газетных фотоиллюстрациях, используемых для «непрерывной повествоватизации нации», то есть рассказов о ней с помощью «легко узнаваемых национальных символов, портретных исторических образов, объяснительных надписей или фотомонтажей и фотоиллюстраций, служащих целям “историзации” текущих событий»37.

Склонность к метатеоретизированию проявляет Нико Карпентер в своей статье, посвященной качественным дискурсам и их современной модернизации в медийных сетях. Опираясь на концепции, сближающие понятия качества, дискурса и артикуляции (как меры качества систем передачи речевых сообщений в медиа), автор полагает, что качество, будучи «всепроницающим понятием, которое находится во множестве социальных сфер», можно определять и при анализе качественных дискурсов, имея в виду «идею, согласно которой все социальные феномены и объекты обретают свои значения в дискурсах», и «понятие дискурса характеризуется также как структурная организация, являющаяся результатом артикуляции»38. Если же мы хотим осмыслить качество дискурса, важно подчеркнуть, что дискурсы не следует считать стабильными и неподвижными. Они могут дополняться элементами посторонними. «Но в то же время дискурсы частично должны закрепляться, так как избыток значений иным способом делает невозможным любое значение»39.

Типы качественных дискурсов отличаются друг от друга в разных сферах их образования и функционирования. В искусстве они обусловливаются эстетическими принципами, в медиасфере внимание сосредоточивается в основном на мастерстве продюсеров, хотя это не означает полного разрыва с эстетическими качественными дискурсами. Под влиянием различных культурных кодексов отношения между искусством и ремеслом сохраняются, но усложняются, нередко «защищая профессию от полной колонизации со стороны экономической системы» и «обеспечивая гарантией для создаваемых качественных результатов»40.

Кроме эстетических и профессионально качественных дискурсов, в статье отмечаются «альтернативные качественные дискурсы», являющиеся результатом преобразовательных «партисипационно-демократических процессов» в медиасфере. Для «коммуникабельного контекста» таких дискурсов характерно стремление к разнообразию и доступности распространяемой информации, обсуждаемой в диалогах и спорах, «где множество социальных групп может вовлекаться в продуктивные процессы и уравнивать позиции силы»41. Возникающая таким образом новая модель вещания отличается своей явной партисипационностью от профессионализма моделей традиционных медиа, характерных для их главного направления (mainstream media), допуская «сочетание достоверности, обязательства, сопереживания и субъективности»42 и вследствие этого разные позиции в понимании особенностей современных информационных средств с акцентом на организации обсуждения «партисипационного определения качества»43, связанного с «ре-артикуляцией профессионального качественного дискурса»44.

Статья содержит много цитат, дефиниций и терминов, почерпнутых из работ теоретиков в области не только коммуникативистики, но и других смежных дисциплин. Тема инноваций в медиаландшафтах современного мира звучит в ней актуально, хотя сложные авторские идеи не всегда формулируются с должной ясностью и убедительностью. Тем не менее такие идеи находят свой отклик и развитие во многих исследованиях онлайновых коммуникаций.

Сандер де Риддер (сотрудник Гентского университета) в ходе анализа различных видов «медиатированного повествования в социальных сетевых сайтах» выявляет в них сочетание стремлений к индивидуальной активности и партисипационности аудитории, тоже тяготеющей к «саморепрезентации» и «самоидентичности» с помощью перформативного их выражения в онлайновых коммуникациях, основанных на новой электронной технике, создающей как бы новую публично-сетевую среду с участием в ней представителей разных групп населения с разными позициями и вкусами.

Для понимания сложностей этих тенденций вниманию предлагается «артикуляционная модель», охватывающая комплекс различных процессов в существующей медийной деятельности путем «аккумулирования эмпирических проникновений в суть разных обстоятельств и контекстов» и ставящая «вопросы о критической медийной грамотности». В итоге все это требует «многомерного взгляда на медийную деятельность»45.

В поле зрения коммуникативистов оказываются не только газеты, радио, телевидение, Интернет и мобильная телефония, но и современные музеи, которые тоже приобщаются к расширению связей с общественной жизнью с помощью разных партисипационных форм сотрудничества с посетителями и особенно с любителями музейных информационных фондов, желающих их обогащать и оживлять. В статье на эту тему «умелые хоббиисты» (от слова hobby – «любимое занятие», «страсть») могут рассматриваться как «культурные партисипанты» (соучастники) в этнографических музеях, которые «предлагают разные пути улучшения коллекций, включающих в ряде случаев совместную работу в отношении приобретения и сохранности46.

Исследователи растущего разностороннего влияния партисипационных факторов онлайновых коммуникаций на современные медиаландшафты не оставляют без внимания причины возможных задержек на этом пути. В статье, опубликованной в сборнике с целью освещения таких явлений со ссылками на многие работы, в которых современная медиакультура стала именоваться партисипационной из-за большой доли участия в ней сетевой техники интерактивных взаимосвязей между создателями и потребителями информации, говорится и о необходимости более тщательного изучения мнений широкой аудитории, не все представители которой сегодня безоговорочно поддерживают традиционные «идеи журналистов об их собственной профессии и ее основных ценностях – независимости, беспристрастности и точности в изложении фактов»47.

По мнению авторов статьи, журналистам следует брать в расчет все новые тенденции, даже если они не вызывают у них сразу положительной реакции. Чтобы сохранять интерес аудитории к новостным медиа, «профессиональная культура журналистов должна изменяться»48. Такое изменение должно включать переоценку журналистской практики для уточнения главных задач. Необходимо также новое согласование профессиональных взглядов на отношения журналистов с потребителями информации, в частности, в интерактивной деятельности сетевых медиа, которые «предлагают много возможностей для различных форм “соучастия” потребителя»49.

В сборник включены статьи, авторы которых предпринимают попытки расширения границ исследования особенностей различных медиа с помощью концепций, относящихся не столько к коммуникативистике, сколько к экономике50, социологии, философии и другим смежным дисциплинам. Профессор Католического университета в Милане Фаусто Коломбо, апеллируя к идеям Мишеля Фуко об исторической эволюции форм властного режима и социального контроля, утверждает, что сегодня в сфере Интернета и других новых электронных технологий можно видеть, как «ключевая проблема отношений между медиа и властью оказывается перевернутой вверх дном»51. Если раньше СМИ могли осуществлять контроль над контентом, не исключая идеологического искажения новостей, то в новых медиа ситуация меняется: пользователям предоставлены широкие возможности получать различную информацию и распространять собственную. Но возможности надзора все же остаются, хотя и в измененных формах, связанных с современной деятельностью политических и неполитических институтов-агентств, владеющих информационными данными для использования их в коммерческих целях и с участием самих пользователей.

Отношения между ними могут складываться разные, от мирных форм сосуществования до конфликтных, с вертикальными и горизонтальными векторами. «Дело в том, что никогда ранее люди не оказывались в подчинении со стороны коммуникативного воздействия, не оставляющего их в покое, по крайней мере, виртуально»52. Хотя именно «эта форма горизонтального надзора» может рассматриваться «как особый вид адаптации к такому воздействию»53.

Иными словами, автор статьи рекомендует более глубоко и осмотрительно подходить к определению новаторских потенций Интернета и «парадоксов демократии», избегая одномерных наблюдений и категорических суждений, учитывая, что в этой Всемирной сети активное участие могут принимать различные силы, утверждающие необходимость как полнейшей демократической свободы распространения информации, так и контроля в отношении ее контента. Эти факторы поднимают уместные для обсуждения проблемы: «все более и более комплексный контроль над качеством информации; возрастание количества неуместных сообщений и дезинформации; и некий вид “бастардизации” публичного дебата, в котором партисипационность может вызывать плохое использование коммуникационных моральных норм»54. Поэтому, по мнению автора статьи, знание концепций Фуко полезно для нахождения правильных ответов на дискуссионные вопросы, а «споры вокруг демократической природы Сети могут реформулироваться путем исследования состояний истинности и форм познания, распространяющихся в Сети»55.

Стремление к расширению границ изучаемых тенденций и преобразований медиасферы находит свое выражение и в реферативных кратких изложениях задач диссертационных исследований участников сессии Летней школы в Любляне. Многие из них объединяет интерес к выявлению причин и особенностей этих тенденций, которые, несмотря на свою национально-локальную специфику и вариативность, имеют сходство, обусловленное, с одной стороны, зависимостью от перемен в медийной технологии, а, с другой стороны, от изменений в экономической, политической и культурной жизни разных стран и их отношений на международной арене в условиях интенсивного распространения процессов глобализации и глокализации, конвергенции и медиатизации во всех регионах современного мира. И поскольку эти процессы тесно связаны с развитием Интернета и иных электронно-мобильных информационных средств коммуникации, значительная часть диссертационных работ включает в себя изучение таких новоявленных узловых атрибутов этих средств, как интерактивность и партисипационность. С интерактивностью новых медиа связывается желание аудитории «соучаствовать в изготовлении, создании, модификации и репродуцировании телевизионного контента», что вызывает потребность в «мультимедийной адаптации стратегии телевизионных каналов» (например, в Турции)56.

В ходе теоретического осмысления такой тенденции диссертанты нередко используют предложенный М. Кастеллсом и поддержанный другими коммуникативистами термин для определения новой двусторонней модели общения, получившей массовое распространение благодаря онлайновым способам связи, как средство массовой само-коммуникации в противоположность традиционным средствам массовой коммуникации (СМИ), поскольку в Интернете изложение сообщений предполагает возможность их «обсуждения между соучастниками с разными позициями силы» как «социальный и повествовательный капитал»57.

Создается также и синонимический термин для обозначения соучастия в медийной деятельности как «содизайнерства», осуществляемого «посредством использования имиджей в партисипационных дизайнерских процессах»58. Дополнением к этой концепции может служить предложение рассматривать в качестве основ для формирования партисипационного «многоисточникового искусства» потоки распространяемых в Интернете текстов, фотографий, видеозаписей и рисунков, выполненных разными непрофессиональными пользователями, в русле «коммуникативной эстетики»59.

Осознание назревшей необходимости разностороннего и глубокого изучения многообразия новых тенденций не остается без внимания авторов диссертаций. В одной из них четко фиксируется стремление к сохранению возможностей успешной деятельности профессиональной качественной журналистики и в Интернете, где «участие непрофессиональных репортеров разрушило традиционный сбор новостей и их производство среди профессиональных журналистов» и вынуждает «создавать качественную журналистику на новых платформах с использованием нового потенциала»60 новых информационно-коммуникативных технологий. И поскольку среди потенциальных особенностей онлайновых медиа выделяются их визуально-экранные приоритетные качества и функции в процессах медиатизации современной жизни мира, в диссертациях выявляются новые возможности оцифрованной сетевой фотографии, важные для выражения «памяти, индивидуальности и общественного характера»61, понимания «ценности объективности в фотожурналистике»62 и значения «компетентности в области визуальной грамотности»63 для прессы.

Разносторонне изучают диссертанты влияние медийных факторов на состояние публичной сферы и общественно-политическую жизнь в различных странах. Задачами исследований становятся выяснение роли медиа как в «формировании/усилении европейской публичной сферы»64, так и в оказании гуманитарной помощи во время глобальных бедствий «в сложной медийной окружающей среде сегодняшнего дня»65.

При изучении роли медиа в электоральных кампаниях подчеркивается стремление их руководителей добиться визуальной зрелищности, если политика, правительство и новые медиа объединяются в сложных комбинациях при создании своего рода «сверхинститутов, политико-медийных комплексов». «Короче, ”зрелище” теперь интегрируется с политической жизнью и является важным инструментом в технике проведения политических кампаний», где главная роль отводится имиджам и гиперреальности изображаемых событий «медийной демократии»66.

Не будет преувеличением сказать, что современных исследователей, изучающих электоральные кампании в разных странах и, возможно, даже с разных идейных позиций, тем не менее объединяет стремление выявить «новые возможности для электората, как и для политических организаций», возникающие благодаря использованию новых медиа, вносящих «структурные изменения в политические коммуникации» и становящихся «альтернативными медийными источниками для граждан»67. И это не случайно в условиях все разрастающихся процессов медиатизации различных сфер общественно-политической, экономической и культурной жизни мира.

Под вездесущим влиянием этих процессов оказываются образ мышления и бытия, интересы, вкусы, нравы, рабочие места и даже бытовые потребности жителей разных стран68. Об этом настойчиво говорится в исследованиях участников работы Летней школы коммуникативистов, среди которых следует особо выделить диссертационные труды, посвященные влиянию процессов медиатизации на молодое поколение и методике их анализа. Утверждается, что «популярная медиатированная практика коммуникации, репрезентации и соучастия должна рассматриваться как возникающая публичная сфера, создающая возможности для распространения альтернативных и сопротивляющихся экспериментов»69. И поскольку такая тенденция влияет на отношение к общественно-политическим проблемам жизни, важным для исследователей становится вопрос, «как молодые люди подходят, интерпретируют и обсуждают “политику” в современных медийных культурах и какую роль выполняют на практике различные медиа, участвующие в процессах обсуждения». Ответы даются разные сторонниками различных идейных позиций. Их тоже надо изучать, внося «разнообразные и критические взгляды в текущие академические и социальные дебаты, касающиеся, например, освобождения молодых людей от иллюзий “политики”»70.

В дебатах возникают и вопросы о результатах влияния интенсивной медиатизации на изменения в укладе семейной жизни и положение в них детей. Это вызывает необходимость «проведения качественного исследования социальных и научных проблем, связанных с таким современным феноменом, как “виртуальная семья”, а также с “регулированием социальных медиа и защитой детей”»71.

К сожалению, в кратком реферативном изложении содержания диссертации, знакомящей с этими вопросами, нет развернутых авторских ответов на них, что, вероятно, можно объяснить не только небольшим по объему текстом, но и сложностью изучаемых медийных процессов и их продолжением в непредсказуемом пока направлении. Но надо оценить положительно обращение к ним в диссертационных исследованиях коммуникативистов с целью определения как плюсов, так и минусов преобразований медийных ландшафтов и их влияния на судьбы мировой цивилизации.

Показательна в этом отношении диссертация, в которой рассматривается деятельность журналистов и роль Интернета в освещении развития научных знаний. Об этом высказываются различные дискурсивные мнения . Согласно одним «Интернет позволяет людям лучше получать доступ к научным знаниям и цензуры стало меньше, но в то же время есть и другие, полагающие, что Интернет является угрозой». Уклоняясь от утверждения своей собственной позиции, автор этой диссертации «базирует свое исследование на взаимодействующих теоретических точках зрения вместо функционалистских», учитывая и анализируя разнообразные концепции и не нормализируя какую-то одну из них в условиях «современного расширения “социологии профессий”, охватывающей и журналистику, что требует для понимания перемен, происходящих вследствие развития Интернета и в публичной сфере, проведения “социодискурсивного анализа всего этого материала”»72.

Таким образом, разносторонние исследования меняющихся медиаландшафтов убеждают коммуникативистов в необходимости комплексного сравнительно-системного анализа причин и результатов этой тенденции с охватом не только технологических инноваций, но и их связей с переменами в медиатизированной жизни социума. На идейно-теоретическом уровне эта же тенденция находит свое многообразное проявление в тематике и концептуально-терминологическом фонде исследователей медиа, работающих в разных смежных сферах науки и в разных регионах мира, испытывающих на себе влияние процессов как глобализации, так и глокализации, что своеобразно рефлексируется и в расширении «социологии профессий», и в актуальности «социодискурсивных анализов».

Об этом свидетельствуют диссертационные исследования, посвященные медийным процессам как на просторах Латинской Америки, где возникает «новый уровень анализа, включающий не только национальные и региональные, но и интернациональные влияния»73, так и в маленькой Фландрии, где изучение медиа связывается с понятием нации как «изображаемого сообщества» и с «идеей строительства нации», и поэтому на материалах фильмов внимательно изучаются «отношения между кинематографом, государством и нацией»74.

Сравнительно-комплексный подход служит методологической основой для диссертационных работ на разные темы. Благодаря ему определяются ключевые особенности воздействия медийных факторов на разные страны и утверждается полезность «диалогов в меняющемся глобальном экономическом и политическом порядке»75. С опорой на концепции Паоло Манчини относительно классификации медийных моделей предлагается продолжать «систематичное сравнительное изучение отношений между медийными системами и политическими системами, сосредоточивая внимание на демократических режимах, определяющих структуру национальных полномочий регулирования»76.

Подводя итог, можно сказать, что обращение к сравнительно-системному анализу многообразия перемен в медиасфере современного мира вполне закономерно. Оно является ответом на вызовы времени, отмеченного колоссальными темпами и объемами медиатизации различных сфер жизни, сопровождающейся не только грандиозными достижениями в области информационно-коммуникационных технологий, но и неоднозначными последствиями их использования с разными целями. Чтобы правильно определить условия достижения желаемых результатов, надо знать, какие взаимосвязи и взаимодействия различных звеньев медийных систем с преобразовательными процессами в различных сферах жизни всех стран и регионов мира придают им силы для прогрессивных изменений или воздвигают препятствия на этом пути. Без системного сравнительно-комплексного анализа этих взаимосвязей и взаимодействий вряд ли можно сегодня достоверно определять и оценивать их современное состояние, как и научно прогнозировать будущие этапы эволюции. Труды участников работы Летней школы дают для такого вывода немало подтверждений и в ходе конкретных исследований перемен в различных медиаландшафтах мира, и в отношении их концептуального обсуждения, внося тем самым полезный вклад в теоретический базис современной глобализирующейся коммуникативистики и в институты подготовки квалифицированных кадров для профессиональной журналистики.

 


  1. Trivundza I.T., Carpenter N. Introduction // Past, Future and Change: Contemporary Analysis of Evolving Media Scapes. Ljubljiana. 2013. P. 13.
  2. Ibid. P. 21-22.
  3. Balcytiene A. A. Conceptual Guide to the Analysis of Central and East European Transformations // Ibid. P. 29−39.
  4. Nieminen H. The Challenges of Convergence for European Media and Communication Regulation: A Model for Analysis // Ibid. P. 41.
  5. Ibid.
  6. Ibid. P. 42-43.
  7. Ibid. P. 44-45.
  8. Ibid. P. 50.
  9. См.: Averbeck-Lietz S. “Globalization” and Related Key Concepts in Communication Studies: Finding of a Qualitative Content Analysis of Journals in the Field // Ibid. P. 55−68.
  10. Jennes I. From Eyeballs to Click-through: The Role of the User/Consumer as Actor in the Television Value Network as TV Makes the Transition to a Digital, Connected Era // Ibid. P. 71-72.
  11. Ibid. P. 81.
  12. Stahl H. Sound Studies. An Emerging Perspective in Media and Communication Studies // Ibid. P. 87−93.
  13. Heinderyckx F. In Praise of the Passive Media // Ibid. P. 105.
  14. Ibid. P. 107.
  15. Cabedoche B. On the Societal Impact of ICTs: The Gap between Journalists’ Analysis and Research Conclusions – the Example of “Arab Revolutions” // Ibid. P. 112.
  16. Ibid. P. 114.
  17. Ibid. P. 115.
  18. Ibid. P. 116.
  19. Ibid. P. 118.
  20. Ibid. P. 114.
  21. Maenpaa J. Photojournalism and the Notion of Objectivity – The Particularity of Photography and its Relationship with Truthfulness // Ibid. P. 123.
  22. Ibid. P. 131.
  23. Sjovaag H. The Meaning and Function of Journalistic Ideology // Ibid. P. 135−139.
  24. Sundin E. Mapping the World: Understanding the Complexity of Cultural Identity and (Local, national) International News // Ibid. P. 151.
  25. Ibid. P. 153.
  26. См.: Belakova N. Analysing How Law Shapes Journalism in Post-Communist Democracies // Ibid. P. 158−170.
  27. Mota S. P. Memory, Selfhood and Sociality in the Age of Networked Photography // Ibid. P. 175.
  28. Ibid. P. 176−178.
  29. Ibid. P. 180.
  30. См.: Reifova I., Hladick R. Uncertain Guilt: How the Czech Television Serial Vypravej Stirred Up Viewers’ Memories of Socialism // Ibid. P. 197−218.
  31. См.: Pares I Macas M. Historical Memory, Ethics and // Ibid. P. 189−195.
  32. См.: Kiborn R. Back From the Future: Shifting Time-Planes in Life on Mars // Ibid. P. 209−218.
  33. Trivundza I. T. National Identity, Press Photography and the Temporal Depth of News // Ibid. P. 221.
  34. Ibid.
  35. Ibid. P. 222.
  36. Ibid. P. 225.
  37. Ibid. P. 231.
  38. Carpenter N. Quality Discourses: Community Media Articulations of Democratic and Negotiated Quality // Ibid. P. 237.
  39. Ibid. P. 238.
  40. Ibid. P. 239−240.
  41. Ibid. P. 240.
  42. Ibid. P. 244.
  43. Ibid. P. 245.
  44. Ibid. P. 243.
  45. De Ridder S. Understanding Mediated Storytelling in Social Networking Sites through Articulation: Actors, Processes and Practices // Ibid. P. 249−259.
  46. См.: Lepik K., Pruulmann-Vengerfeldt P. Handicraft Hobbyists in an Ethnographic Museum-Negotiating Expertise and Participation // Ibid. P. 277.
  47. Olsson T., Visvovi D. Impediments to Participation: UGC and Professional Culture // Ibid. P. 290.
  48. Ibid. P. 291.
  49. Ibid. P. 283.
  50. См.: Airaghi G. The Political Dimension of Everyday Life: The Practice of Barter // Ibid. P. 297−307.
  51. Colombo F. Control, Identity, Self-Governmentality. A Foucauldian Approach to Web 2.0 // Ibid. P. 310.
  52. Ibid. P. 313.
  53. Ibid.
  54. Ibid. P. 322.
  55. Ibid. P. 325.
  56. Dikmen E. S. The Multimedia Adaptation Strategies of Turkish Television Channels: Development of Television Content and Audience Reproduction // Ibid. P. 341.
  57. Laacsonen S.-M. The Narrative Power of Reputation in Digital Publicity // Ibid. P. 353.
  58. См.: Sandholdt K. Mediated Action, Through the use of Images in Participatory Design Processes // Ibid. P. 366-367.
  59. Holmfred A. W. Crowdsources Art as Communicative Aesthetics // Ibid. P. 346-347.
  60. Zhao R. Exploring Alternative Quality News Outlets in Europe: Two Cases Studies of Internet-Native News Outlets in Belgium and in France // Ibid. P. 378-379.
  61. Mota S. Memory, Selfhood and Sociality in the Age Networked Photography // Ibid. P. 360-361.
  62. Maenpaa J. Discourses of Objectivity – Re-thinking Photojournalistic Work in the Digital Era // Ibid. P. 357.
  63. Kedra J. Modelling Press Photography Analysis: Learning Through Picture // Ibid. P. 349-350.
  64. Aydin D. A. Mapping the European Citizens’ Initiative: An Analysis of the Impact of the European Citizens’ Initiative on the European Public Sphere // Ibid. P. 332.
  65. Tikka M. Humanitarian Aid in a Time Global Disasters // Ibid. P. 374.
  66. Demirci K. Discourse on Democracy in Political Campaigns in Turkey after 1990 // Ibid. P. 340.
  67. Legrand M. Video-Hosting Services as Agents of Political Mobilisation. Uses, Perception and Functions of User-Generated Online Videos in the Internet // Ibid. P. 354.
  68. См.: Buscemi F. When Television Cooks Nations // Ibid. P. 336-337; Stumberger M. Recovery at Work by Using Media: Recreational Experiences in the Context of Organisational Culture // Ibid. P. 370-371.
  69. De Ridder S. ‘The Online Stage’ – Gender Practices and Sexual Subjectivities in Networked Publics: A Multi-method Look at Flemish Youngsters on Social Network Sites // Ibid. P. 339.
  70. Kruse M.-M. “Politics” Under (de) construction? – Young People Negotiating “Politics” in Mediatised Everyday Worlds // Ibid. P. 351.
  71. Tomov M. The Image of the Bulgarian Family Social Media // Ibid. P. 375.
  72. Munsch P. Science Journalism and Changes in the Public Sphere // Ibid. P. 361-362.
  73. Ganter S. A. Global, National and Regional Interactions in the Governance of Audio-Visual Media. Exploring Media Policy Discourses, Agency and Structure in Latin America // Ibid. P. 343.
  74. Willems G. Image of a Nation. Multi-Method Historical Research on Policy and Nation-Building in Flemish Feature // Ibid. P. 376.
  75. Piao J. Financial Media, Globalisation, China’s Economic Integration // Ibid. P. 366.
  76. Mutu A. National Regulatory Authorities and Types of Democracies // Ibid. P. 362.