Languages

You are here

Эмигрантские издания 20 – 40-х гг. ХХ в.: образ России

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

Emigrant press in the 20s-40s of XX century: the image of Russia

 

Кустова Людмила Сергеевна
кандидат филологических наук, доцент кафедры зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М.В. Ломоносова.

Ludmila S. Kustova
Ph D, associate professor at the sub-department of foreign journalism and literature, Department of journalism, MSU

 

Аннотация
В эмигрантских изданиях 20?40-годов ХХ века самого разного направления центральной темой была судьба России, ее прошлое, настоящее и будущее. Два полюса в эмигрантском движении представлено публицистикой Г.П. Федотова, придерживавшегося традиционной европейской ориентации, и Н.С. Трубецкого, привлекавшего внимание к евразийским корням русской истории. Особое беспокойство обоих вызвало посткоммунистическое будущее России. Федотов предостерегал об опасности потерять Украину, Грузию, Азербайджан, возможно, и Белоруссию. Трубецкой предупреждал об угрозе прозападной политики первого постсоветсткого правительства и превращения России в колонию при сохранении внешней самостоятельности.

Ключевые слова: свобода, национальное самосознание, татарская модель, русское возрождение.

Abstracts
In the emigrant press of the 20s-40s of the XX century the main topic was the destiny of Russia, the past, present and future of the country. The two poles in the emigrant movement are represented in the political essays of G.P. Fedotov, who tried to stick to the traditional European orientation, and the essays of N.S. Troubetskoy, who paid attention to the Eurasian roots of the Russian history. Both of these thinkers were worried about the post communist future of Russia. Fedotov warned about the danger of loosing Ukraine, Georgia, Azerbaijan, and probably, Byelorussia. Trubetskoy notified the possible threat of pro-Western policies of the first post-Soviet government and turning Russia into a colony while preserving formal independence.

Key words: freedom, national consciousness, Tatar model, Russian revival.

 

Судьба России, ее настоящее как результат прошлого, ее загадочное будущее всегда были в центре внимания русской зарубежной прессы после революции 1917 г. Среди публикаций в эмигрантской периодике на эту тему выделялись аналитические материалы выдающихся русских мыслителей, оставивших серьезный след в философии, истории, историософии, филологии и лингвистике. В связи с глобализацией несколько лет назад оказались востребованными труды Н.С. Трубецкого, в последнее время актуальными стали размышления Г.П. Федотова о российских проблемах. Заключения ученых, явившиеся плодом многолетних размышлений, мелькают на страницах нашей нынешней периодики без всяких ссылок и указания источников. Данная работа ставит своей целью коснуться хотя бы некоторых вопросов, на которые пытались найти ответ русские мыслители несколько десятилетий назад, предвидя, какие задачи придется решать посткоммунистической России.

Считается, что позиции ученых противоположны: Федотов - приверженец европейской ориентации, Трубецкой ? евразиец. Федотов печатался в «Свободных голосах», «Пути», в «Современных записках», «Новом граде», «Русских записках», «Новой России», после эмиграции в США в «Новом журнале» и «Новом русском слове». Трубецкой сотрудничал в основном в евразийских изданиях: «Евразийском временнике», «Евразийских хрониках», газете «Евразиец» и «Евразийских тетрадях».

Принадлежа к разным сегментам эмиграции, оба публиковались на страницах газеты «Версты» (1926?1929, Париж), издававшейся под руководством Д.П. Святополка-Мирского и ставившей своей целью объединить лучшие силы эмигрантской интеллигенции. Рассматривая русскую культуру как единое целое с точки зрения «национально-исторической предначертанности», редакция «Верст» стремилась представить разные позиции, соединив литературную критику с философией. Не удивительно, что пути Г.П. Федотова и Н.С. Трубецкого пересеклись на страницах этого издания. Кроме газеты «Версты», вниманием к ученым отмечена газета «Возрождение» (1925?1940, Париж) под редакцией П.Б. Струве, в подзаголовке именовавшаяся «печатным органом русской национальной мысли», придерживающаяся умеренно-консервативного направления.

Большинство работ Трубецкого связано с «евразийскими» изданиями. Началом евразийского движения считается его книга «Европа и человечество» (1920, София). Затем с 1921 по 1937 гг. выходили непериодические сборники: «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения» (1921, София), «На путях. Утверждение евразийцев» (1922, Берлин), «Евразийский временник» (1923 и 1925 в Берлине, 1927 в Париже), «Евразийские хроники» (1925?1937, Париж). Было несколько изданий, близких к евразийцам: это уже упомянутые «Версты», а также «Евразиец» (Брюссель), «Евразийские тетради» (Прага), «Новая эпоха» (Нарва). С 1923 г. у евразийцев было собственное книгоиздательство.

Кроме П. П. Сувчинского, П. Н. Савицкого и самого С. Н. Трубецкого, которого единомышленники называли «главным евразийцем», в этих изданиях участвовали Г.В. Вернадский, В. Н. Ильин, Л.П. Карсавин, Н.Н. Алексеев, Д.П. Святополк-Мирский, Г.В. Флоровский, А.В. Карташев, С.Л. Франк. Талантливые ученые, обладавшие оригинальным мышлением, они обогатили русскую философскую мысль многосторонностью и системностью.

Евразийцы утверждали примат культуры над политикой и стремились оставаться вне ее, «насколько это было возможно». Роковую роль в движении сыграла газета «Евразия», выходившая чуть меньше года (1928-1929, Париж), способствовавшая разложению евразийства изнутри. Н.С. Трубецкой заявил о своем выходе из движения в 1928 г. и сосредоточился на научной работе. Большинство из его сподвижников покинуло евразийское движение после его раскола в 1929 г. Вышло 35 номеров просоветски настроенной газеты, в которой принял участие С. Я. Эфрон, агент ГПУ. Последующие выступления так называемых «новых евразийцев» выглядели пародией на своих предшественников, которые в 30-е гг. продолжали публиковать свои работы, но они уже действовали вне евразийской организации.

Теоретические изыскания Федотова, направленные на взаимоотношения веры и литературы, нашли достойное место в журнале «Путь», редактором и вдохновителем которого был Н.А. Бердяев, опубликовавший в нем свои лучшие работы. Забота эмиграции о русской студенческой молодежи в разных странах отразилась в «Вестнике РСХД» (1925?1939, Париж; названия менялись), органе русского студенческого христианского движения с тиражом 1500?4500 экз., где печатались религиозно-философские и богословские статьи таких русских мыслителей, как Н.А. Бердяев, В.Н. Ильин, С.Н. Булгаков. Г.П. Федотов, с 1930 г. один из редакторов, писал здесь о христианском гуманизме и о национализме.

Регулярно сотрудничал Федотов в «Современных записках» (1920?1940, Париж), наиболее влиятельном и долговечном журнале русской эмиграции, по свидетельству В.Ф. Ходасевича, «единственном толстом», помещавшем художественные произведения, публицистику и литературно-критические статьи. Среди его авторов философы ? Н.А. Бердяев, С.Н. Булгаков, Б.П. Вышеславцев, Л.П. Карсавин, Н.О. Лосский, Г.В. Флоровский, Л.И. Шестов, писатели ? В. Набоков, Г. Газданов, Н. Берберова, М. Цветаева, А. Ремизов, А. Толстой, М. Алданов. В двадцати последних номерах у Федотова вышло здесь двенадцать больших работ.

Неудовлетворенность философски-мировоззренческой индифферентностью «Современных записок» в их осмыслении русских событий нашла воплощение в журнале «Новый град», задуманном еще в 1926 г., выходившем в 1931?1939 гг. в Париже. Религиозно-философское издание, родственное «Пути», ставило задачу противопоставить целостное социально-активное христианское мировоззрение большевистскому, что было осуществлено организатором журнала И.И. Бунаковым-Фондаминским, а также его авторами Ф.А. Степуном, Н.А. Бердяевым, С.Н. Булгаковым, Н.О. Лосским. Г.П. Федотову принадлежит восемнадцать подписных статей и десять рецензий, где он высказывал надежду на самоизживание коммунизма, рассматривал проблему взаимоотношений религии и искусства, связывал рождение новых форм и направлений с характером конфликта личности и общества, отмечал специфический характер реализма в литературе ХХ в., испытавшего влияние импрессионизма.

Исследование работ Федотова и Трубецкого о России показывает, что их взгляды парадоксально связаны, дополняют друг друга, а расходятся скорее в акцентах и нюансах, чем по существу. В поле зрения Федотова закономерности русской истории, развивающейся по синусоиде с четко сменяющими друг друга взлетами и падениями, судьба свободы в России, трагедия русской интеллигенции. Трубецкой разрабатывает теоретические аспекты национального развития ? самопознания народов, истинного и «ложного» национализма, взаимного влияния народов друг на друга, обусловленного, с одной стороны, стремлением к единству всего человечества, с другой, ? к сохранению национальной самобытности.

Обоих ученых волнует будущее своего народа, во многом обусловленное двойственным характером его души, унаследовавшим киевскую святость, уходящую корнями в европейско-византийскую почву, высокие нравственные устремления, свойственные эпохе национального возрождения Сергея Радонежского и его сподвижников, а также испытавшим влияние кочевника-завоевателя, оцениваемое ими по-разному. Федотов считал многовековое насилие, которому подвергся русский народ, разрушительным, безвозвратно изуродовавшим национальную психику. Трубецкой воспринимал татарских пришельцев как историческую данность, определившую специфику русской государственности и характер народа.

Взгляд Федотова устремлен в Европу, Трубецкого ? в Азию. Федотов рассматривал нежизнеспособность Киевской Руси как один из неблагоприятных факторов, способствующих дальнейшему отторжению ее от европейской культуры, начало которому было положено переводом Библии на славянский и принятием христианства от Византии, занимавшей периферийное место в греческой культуре. Трубецкой считал империю Чингисхана прообразом будущей российской империи, а «туранский» элемент в русском национальном характере закономерным результатом исторических обстоятельств.

В трактовке Трубецкого монархия Чингизхана, ядро которой составила территория будущей Российской империи, была созидательным делом, обусловленным географически и исторически. Историческую миссию Чингизхана в Евразии он видел в создании государственного объединения, на развалинах которого возникло русское государство в результате обрусения и оправославливания чужой великой идеи. Отдавая должное влиянию византийской государственной идеи в период формирования единого московского царства, Трубецкой отмечает воздействие на него монгольской государственности в конструкции административной системы, организации финансов, почтовых путей, что нашло отражение в языке. Тип кочевника, стойкого в злоключениях, пренебрегавшего физическим комфортом, сознательно ограничивавшего свои потребности, нашел почву в психологии русского крестьянина.

Заключения Трубецкого о наследии татарщины в сфере духа лишены трагической окраски, присущей оценкам Федотова о последствиях татаро-монгольского ига, считавшего Куликовскую битву победой-поражением, определившим исторический выбор народа, отдавшего предпочтение сильному государству в ущерб свободе.

По Федотову, победители приняли порядки побежденных. Централизация Руси привела к ущемлению свободы. В отличие от Западной Европы, сплотившейся в единую семью, прошедшую общий исторический путь, школу рыцарства, усвоившую английский опыт политического воспитания, создавшую в условиях реакционных режимов свободную культуру, объединенную латынью, в формировании Московского царства была использована татарская модель, целью которой был сбор дани завоевателями с завоеванных. В рассуждениях Федотова сквозит сожаление, что Россия оказалась вне орбиты европейского единства. Трубецкой, исходя из признания Европы как единого целого, сформировавшегося в ходе исторического развития, дает обоснование ее враждебности к России.

Федотов считает татарщину главной причиной искажения традиционного национального облика русских. По его утверждению, параллельно с религиозно-нравственным подъемом, в котором пробивались ростки Святой Руси, преодолевшие трехсотлетнее иго, с благотворным влиянием на национальное самосознание монастырей, создававшихся сподвижниками Сергия Радонежского, шли другие процессы ? варваризации культуры, морального огрубления, что было прямым следствием многовекового насилия. Трубецкой трактует «туранизацию» русских как естественный акт, в результате которого «получалось новое единое целое, национальный русский тип, по существу не чисто славянский, а славяно-туранский», и усматривает в этом проявление «национальной традиции братания», присущей русским изначально.

По Федотову, в Московском царстве идеи Древней Руси и византизма получили искаженное воплощение: византийский император властвовал над свободными, подданные московского царя были рабами. В результате у России не было феодально-христианского опыта свободы. По мнению Федотова, Куликовская битва стала источником будущего раскола ? великой трагедии русского народа, отказавшегося от самоуправления в пользу самодержавия, отвергшего свободу и поддержавшего деспотизм. Поэтому в ходе внутрицерковной борьбы победу над сторонниками традиций русской святости одержали проповедники так называемого «бытового исповедничества», ставившего во главу угла ритуал, формальную аскезу, казнь еретиков, а не духовное преображение и святое подвижничество домонгольского периода.

Трубецкой, напротив, главную опасность видел в католическом обмирщении и старообрядческом обрядоверии, а «бытовое исповедничество» считал важным элементом противостояния России и Запада, хотя и признавал, что Никон расшатал обрядовую дисциплину у русских.

Федотов рассматривал исторические беды России как результат многовекового насилия. По его мнению, печать татарщины заключала в себе опричнина, явившаяся одновременно революцией сверху и гражданской войной с собственным народом. Она закончилась всеобщей катастрофой ? уничтожением боярства, склонявшегося к демократии, разрушением Новгорода и Пскова, сохранивших древнерусское свободолюбие и свободомыслие. Следствием ее было экономическое разорение страны, повергшее большую часть населения в голод и нищету, смешение сословий, сопровождавшееся нравственным падением, вознесшим наверх хищников и проходимцев.

Для Трубецкого основная опасность таилась в притязаниях Запада на богатые русские земли. Признавая необходимость приобретения московскими царями иностранной военной техники в целях самообороны, он считал другие контакты ловушкой культурной и духовной зависимости от Европы. С этих позиций он анализировал и деятельность Петра, добивавшегося внешней мощи России при полном ее культурном порабощении.

По Федотову, Петр  I не был разрушителем. После 150 лет раскола от страны оставалась одна оболочка, под которой «все сгнило» и закономерно должно было рухнуть. В глазах Федотова Петр ? созидатель, но его империя создавалась с жестокостью, сравнимой с жестокостью Ленина. Раскол внутри русского общества при Петре углубился ? образовалась пропасть между традиционной народной культурой и новой дворянской, основанной на крепостном праве, с которым русское крестьянство не смирилось никогда.

Трубецкой считал, что отказ от естественного пути изуродовал русского человека и саму Россию, что привело к потере национального лица и забвению исторической сущности страны. По мысли Федотова, схема формирования двух культур в стране и зарождения свободы в России мало отличалась от других стран, например, Турции, Индии, но нигде не было такого презрения к собственному народу, как у русского образованного слоя, возникновение которого тоже относится к петровским временам.

При этом Федотов подчеркивает положительное влияние европейской культуры, органически связанной с русской, поскольку дворянская часть русской культуры в ходе исторического процесса достигла высочайшего уровня, опираясь на европейские корни киевской культуры, сохранившейся под слоем московской. В зигзагах российской истории, когда взлеты сменялись падениями, «дичок» русской культуры не раз подвергался «прививке» западной культуры. Отсюда легкость усвоения русскими чужих культур, творчески преобразованных в российском варианте.

Трубецкой тоже использует слово «прививка», но в его интерпретации европеизация ? длительный процесс, в ходе которого одновременно с «прививкой» отдельных внешних черт европейской культуры происходило сначала разрушение духовных основ национальной культуры, и лишь много позже осуществлялась постепенная «прививка» духовной европейской культуры, что приводило к социально-культурным разрывам между отдельными слоями нации.

По Федотову, русская интеллигенция оставалась беспочвенной на протяжении всего своего существования. Он отмечает, что тенденция возвращения к корням, истокам формирования русского народа проявилась только через 150 лет после Петра у славянофилов. Как и Трубецкой, он считает, что дворянство воспринималось крестьянством как чужеземцы, оккупировавшие родную землю. Этим объясняет Федотов двоемирие, двоемыслие в России, превращение ее в кентавра, соединившего в себе «мирную меру славян» и татарскую страсть к разрушениям.

У Трубецкого, отдававшего предпочтение наследию Чингисхана, определявшему, по его мнению, прошлое и будущее России, другие акценты. Насаждение европейской цивилизации в его толковании привело к смене культуры, разрушению национального единства, разрыву между поколениями и социальному бесправию основной массы населения.

Как видим, оба мыслителя во многом согласны в оценке исторических бед России, но истоки их понимают по-разному и выводы делают прямо противоположные. Федотов видит будущее России в европейском контексте, Трубецкой ? в ориентации на восток, идентифицируя Россию с империей Чингисхана.

Представления обоих мыслителей о механизме распространения европейского влияния в России совпадают. В поле зрения Федотова ? европейская свобода, получившая там развитие, поскольку абсолютизм ограничивался церковной традицией, а культ личной свободы и рыцарской чести стал примером равенства в благородстве. Он трактует европейский опыт постепенного вовлечения в свободу новых социальных слоев как пример для России, где в отличие от Запада, абсолютизм не был ни чем ограничен, а деспотизм стал привычным. Трубецкой сосредоточивается на процессе европеизации русской культуры, которая насаждалась сверху и «спускалась вниз», охватывая все новые и новые слои русского общества, лишая его национальной самобытности.

С именем Екатерины II в рассуждениях Федотова связан указ о вольности дворянства, вышедшим через сто лет после появления этого сословия и освободившим его не только от телесных наказаний, но и обязательной службы, что явилось началом зарождения свободы в России. Для Трубецкого Екатерина II ? олицетворение иностранного засилья в России, ставшего результатом курса монархии на европеизацию, приведшего к потере органической связи со своим народом, с русской почвой, к подмене патриотизма личной преданностью, укрепившего привилегии дворянства и угнетение крестьянства.

Для Федотова будущее России определяет степень усвоения в ней свободы. Дворянство было единственным свободным слоем населения сто лет после указа Екатерины до отмены крепостного права в 1861 г., когда к свободе оказались причастны разночинцы, чье вливание в дворянскую культуру, по мысли Федотова, привело к снижению ее общего уровня, поскольку они ставили равенство выше свободы. Федотов связывал процесс расширения свободы, вовлекавшей в свою орбиту каждые сто лет новый слой русского общества, с организацией школьного и университетского образования, на которое возлагал задачу распространения культуры, достигшей в России величайшего уровня к концу ХIХ в. Не хватило пятидесяти лет до эволюционного охвата свободой всего населения России.

Естественное развитие было прервано революцией 1917 г., после которой произошла вторая, по выражению Федотова, «ориентализация» русской культуры. Царское самодержавие сменилось советской империей.

Оба мыслителя считали ленинскую и сталинскую диктатуры, уничтожившие свободу в России, враждебными интеллигенции. Большевики практически полностью ее истребили. На ее месте появились люди умственного труда, среди которых меньшинство разделяло запросы духа, большая же часть сосредоточилась на хозяйственных заботах злобы дня.

По мнению Федотова, призвание Руси ? просветлять верой осталось не выполненным, страна, провозгласившая своей религией атеизм, отказалась от традиционного сопротивления исламу. Трубецкой также отрицательно трактует марксистский опыт коммунистической России отречения от веры.

Оба ученых отмечают, что революция в России не ограничилась кризисом власти, она привела к кризису национального самосознания, усилению сепаратизма. Трубецкой констатирует новое положение русского народа, который превратился из единственного господствующего в один из равноправных.

Сожалея, что забвению подверглось даже самое имя России, замененное на СССР, Федотов также считает парадоксальным следствием революции 1917 г. ? укрепление самосознания всех народов России, кроме великороссов, которые составляли 54 процента населения. По его мнению, гегемония при царизме великороссов была счастьем для восточных народов русской империи, поскольку они имели возможность развивать свои культуры под влиянием великой русской культуры.

Глубокая боль пронизывает размышления Федотова об омертвении великороссов после 1917 г., чему способствовала, лишенная национальной почвы интеллигенция, презиравшая свой народ, политика власти и пассивность самого народа. Народ героического терпения не понял, что у него появились новые враги среди малых народов. Царская экономическая политика еще в ХIХ в. привела к оскудению центра страны. Основные средства вкладывались в развитие окраин, что помогало не только росту их материального богатства, но и укреплению их национального самосознания, а также усилению сепаратистских настроений. Советская политика в этом направлении была продолжением царской, что только усилило эти тенденции. Тем не менее, по мнению Федотова, «прямая ненависть к великороссам встречается только у наших кровных братьев ? малороссов, или украинцев». В самоуспокоенности идеологи великого славянского народа не заметили рождения новой украинской нации. Философ предупреждает, что Кавказу Россия нужна как арбитр, иначе там будет литься кровь.

Н.С. Трубецкой и Г.П. Федотов предвидели, что самым острым моментом в отношениях народов бывшей царской империи будет освобождение от коммунизма, когда при поддержке внешних врагов сепаратизм Грузии, Украины и Азербайджана может привести к их отделению. Трубецкого особенно заботит угроза превращения России в колонию Запада, чему будет способствовать большая часть русской интеллигенции: «...с внешней стороны независимость России будет оставаться как будто незатронутой, (...) фиктивно самостоятельное, безусловно покорное иностранцам русское правительство в то же время будет, несомненно, чрезвычайно либеральным и передовым». С виду самостоятельный «правительственный аппарат» будет «проводником иностранной колониальной политики». При этом до известной степени суть дела будет закрыта от некоторых частей обывательской массы. Выход он видит в «резком переломе в сторону духовного отмежевания от Запада, утверждения своей национальной самобытности, стремлении к самобытной национальной культуре...». Если этого не произойдет, «Россию ждет бесславная и окончательная гибель»1.

Оба ученых придают важное значение пробуждению национального самосознания народа в новых исторических условиях. Трубецкой ставит цель формирования «новой симфонической многонародной нации», с многоступенчатым патриотизмом (в его терминологии ? национализмом), в котором комбинируется национализм одной этнической единицы с национализмом другой, более широкой этнической единицы, в которую она входит.

Теоретические рассуждения Трубецкого полностью совпадают с практическими размышлениями Федотова, видящего сложность ситуации в многослойности национального сознания русского народа. Он считает, что нельзя смешивать сознание великороссов как национальной общности, русских как одного из великих славянских народов и россиян как граждан России, поскольку Россия ? не Русь, а союз народов, объединенных вокруг Руси. Влияние русского народа было благом для малых народов, чье самосознание стало частью российского, оно способствовало национально-культурному делу всех народов России: «Мы говорим со справедливой гордостью, что эта гегемония России почти для всех (только не западных) ее народов была счастливой судьбой, что дала им возможность приобщиться к всечеловеческой культуре, какой являлась культура русская»2. Федотов подчеркивает, что особые связи у великороссов с малороссами и белорусами: общая вера и многовековые хозяйственные и культурные отношения. Существует опасность католичества на Украине и в Белоруссии, а без них остается не Россия, а Великороссия, без них России в ее традиционном виде не будет.

По мнению, Федотова, советская политика, нацеленная на советский народ без национальной дифференциации, была принята только великороссами, другие народы сделали вид, что принимают эту политику, но не только сохранили, но усилили свое национальное самосознание. Г.П. Федотов ставит цель перед интеллигенцией и журналистикой ? будить национальное самосознание великороссов: «Мы должны лишь выйти из своей беспечности, взять пример с кипучей страстной работы малых народов, работы их интеллигенции»3. Важнейшей задачей он считал расширение русского сознания (без ущерба для русскости) в сознание российское.

Больше чем за полвека русские философы Н.С. Трубецкой и Г.П. Федотов предвидели, какие проблемы встанут перед посткоммунистической Россией и предлагали свои варианты их решения. Их научный прогноз этнополитических процессов, представленный на страницах эмигрантских изданий 20?40-х гг., оказался точным, получив подтверждение в реальности последних десятилетий. Многое упущено безвозвратно, но многие их рекомендации еще сохраняют актуальность в наши дни. В многонациональной структуре России русский народ, в отличие от других народов, все еще остается вне правого поля государственной национальной и федеративной политики, что может иметь негативные последствия. Стоит прислушаться к предупреждениям ученых, глубоко озабоченным судьбой своей родной страны, будущим своего народа.


  1. Н.С. Трубецкой. История. Культура. Язык. М., 1995, С. 302-303 («Русская проблема». Впервые: На путях. Утверждение евразийцев. Книга вторая. Берлин, 1922, с. 294?316).
  2. Г.П.Федотов. Судьба и грехи России. СПб, 1991, С. 174 («Будет ли существовать Россия?». Впервые: Вестник РХСД. Париж, 1929, № 1-2, с. 13?21).
  3. Г.П. Федотов. Судьба и грехи России. СПб, 1991, С. 178.