Languages

You are here

Н. В. Гоголь и литература США

Научные исследования: 
Авторы материалов: 

N.V. Gogol and American Literature

 

Засурский Ясен Николаевич
доктор филологических наук, профессор, заведующий кафедрой зарубежной журналистики и литературы факультета журналистики МГУ имени М. В. Ломоносова , yzassoursky@gmail.com

Yassen N. Zassoursky
Ph D in philology, Professor, chair of foreign journalism and literature, Faculty of Journalism, Moscow State University, yzassoursky@gmail.com

 

Аннотация
В статье анализируется специфика восприятия и интерпретации философии Н.В. Гоголя современными американскими писателями: Ф. Ротом, Д. Оутс и В. Набоковым. Для рассмотрения выбрана новелла Гоголя «Нос», как образец гротескной фантастики, с одной стороны противопоставленной утилитарному подходу к литературе того времени, а с другой стороны близкой современным художественным приемам в творчестве американских писателей. Некая «плоскость», однослойность отношения к Гоголю в американской массовой культуре может быть объяснена как скептическим подходом к русской литературной критике, так и определенными трудностями восприятия оригинального языка и иронии писателя.

Ключевые слова: Н. В. Гоголь, «Нос», гротеск, современные американские писатели, литература США.

Abstracts
The article examines the specificity of perception and interpretation of Gogol 's philosophy by the contemporary American writers (F. Rot, J. Oates, V. Nabokov). Gogol's novel «Nose» is selected for review, as a model of grotesque fantasy, on the one hand opposed to utilitarian approach to the literature of that time, but on the other hand close to the modern artistic techniques in the works of American writers. Some simplified treatment of Gogol in American mass culture can be explained as a skeptical view on Russian literary criticism, and some difficulties of perception of the original language and the irony of the writer.

Key words: N. V. Gogol, «Nose», grotesque, contemporary American writers, American literature.

 

Моя тема связана с тем, как американцы воспринимают Гоголя. Я хотел бы вам об этом рассказать на примере тех американских писателей, которых я знаю. Это Филипп Рот, с которым я познакомился в Америке в 1972 г., это Джойс Кэрол Оутс, с которой я познакомился в 1978  г., и Владимир Набоков, которого я не знаю лично, но знаю его племянника, его семью, представляю его взгляды. Эти писатели наиболее интересны с точки зрения отношения к Гоголю, вообще принципов восприятия американцами русской литературы.

Произведения этих писателей переведены на русский язык. Филипп Рот сейчас является одним из старших представителей современной американской литературы. Он родился в 1930 г.

Но давайте вернемся к Гоголю. Для того чтобы показать, как американцы относятся к Гоголю, я взял рассказ Гоголя, новеллу Гоголя, повесть Гоголя (называйте, как вы хотите) «Нос».

Я объясняю это двумя причинами, в основном, проявляющимися в конце этой повести. Во-первых, Гоголь говорит, какая история случилась в северной столице нашего государства. «Теперь только по соображении всего видим, что в ней есть много неправдоподобного. Не говоря уже о том, что точно странно сверхъестественное отделение носа и появление его в разных местах в виде статского советника, – как Ковалев не смекнул, что нельзя через газетную экспедицию объявлять о носе? Я здесь не в том смысле говорю, чтобы мне казалось дорого заплатить за объявление: это вздор, и я совсем не из числа корыстолюбивых людей. Но неприлично, неловко, нехорошо!».

Здесь Гоголя интересует возможность рекламы того дела, о котором он ведет речь. Об этом он говорит довольно ехидно, но с полным пониманием того, что такое реклама.

Второй момент касается отношения Гоголя, в принципе, к тому, для чего люди пишут романы и рассказы. Гоголь пишет: «Но что страннее, что непонятнее всего, это то, как авторы могут брать подобные сюжеты… Признаюсь, это уж совсем непостижимо, это точно… Нет, нет, совсем не понимаю. Во-первых, пользы отечеству решительно никакой; во-вторых… но и во-вторых тоже нет пользы». Это важно понять, потому что, очевидно, Гоголь выступает против утилитарного подхода к литературе, который был свойственен во многом нашим критикам и в XIX в., и сейчас свойственен не только критикам, но и всему нашему сообществу. Это важные два момента, потому что на них обращают внимание и не могут с ними разобраться и многие американские наши коллеги.

Теперь я хотел бы перейти к тому, как понимают эту повесть. Здесь тоже были свои споры и интереснее всего посмотреть на то, как был опубликован этот «Нос». Во-первых, «Нос» не стали публиковать в «Москвитянине» С.П. Шевырева и М.П. Погодина, он показался подозрительным и подрывным, вредным таким произведением. Вторая проблема была в том, что Гоголь в этом своем рассказе коснулся тем, которые вроде бы не должны интересовать серьезную литературу. И Пушкин, который принимал решение в одном из первых номеров «Современника» опубликовать это произведение, объяснил свое решение следующим образом: «Гоголь долго не соглашался на напечатание этой шутки. Но мы нашли в ней так много неожиданного, фантастичного, веселого, оригинального, что уговорили его позволить нам поделиться с публикой удовольствием, которое доставила нам его рукопись». Это подход Пушкина, который, видимо, был близок и Гоголю. Это мне кажется важным для того, чтобы понимать этот сам рассказ.

Я хотел бы коснуться и отношения Набокова к этому рассказу. Он очень много говорит о теме носа. Он обращает внимание на то, какой формы нос. Вы, наверное, все видели телепередачи Леонида Парфенова о Гоголе, где он тоже на этом останавливается. Я не буду много говорить о носе, но для Набокова это тоже очень важная тема. У Набокова была небольшая книга о Гоголе, и в лекциях о русской литературе он тоже пишет о Гоголе, но при этом, в основном, опирается на работы наших русских исследователей. И насколько я понимаю, прежде всего на работы Дмитрия Мирского. У него издана на английском языке очень интересная история русской литературы, в ней изложена среди прочего концепция творчества Гоголя. Для многих американских исследователей работа Мирского служит таким отправным пунктом для того, чтобы рассуждать о русской литературе.

К Набокову я еще вернусь. Теперь хотел бы сказать, как воспринимают Гоголя современные американские писатели. Вот Филипп Рот. Сейчас уже, конечно, немолодой писатель, а в 1972 г. был молодым, только входил в литературу. Он со мной тогда разговаривал и говорил, что читает спецкурс по русской литературе.

Что входило в его спецкурс? Чехов и Гоголь. Гоголя он прочитал «Шинель» и «Нос», Чехова тоже прочитал два рассказа. И считал, что после этого может читать спецкурс. Я не хотел бы негативно оценивать Рота, он просто честно говорил, как он читает лекции. Он анализировал новеллы этих писателей. И, видимо, он видел смысл в этих произведениях, поскольку фантастическое начало у Гоголя его интересовало. И он написал роман, небольшой, скорее, повесть, под названием «Грудь», в котором он оказался близок двум великим писателям, которые были между собой связаны традицией, но разделены временем. Он подражал Гоголю и предвосхищал Кафку. Дело в том, что Кафка написал свои «Метаморфозы» после того, как увидел Гоголя на сцене. И это произвело на Кафку впечатление. И кафкианское начало, которое было связано с гротеском, оно было для Рота важно. И наш Рот тоже подчеркивал важность гротеска.

В американской литературе тогда, в 1970 гг., да и, пожалуй, до сегодняшнего дня, существует направление, которое называют «черным юмором». Но оно как раз отличается большим интересом к гротеску. В Америке гротеск с трудом воспринимают. И большинство людей, которые писали там о Гоголе, говорили, что он создавал карикатуры. И понять, что это не карикатуры, а гротеск, было довольно сложно. И понять специфику восприятия Гоголем литературного творчества было очень важно. Здесь надо отметить, что гротеск, который появляется в американской литературе даже раньше, в 1920 гг., например, у Шервуда Андерсена, в чем-то этот гротеск был близок и Джойсу, и многие это отмечают. Это та современная литературная традиция, сложно развивавшаяся, которая, в конце концов, на какое-то время восторжествовала среди молодых американских писателей, и гротеск стал важной частью их литературного дискурса.

Другой писатель Джойс Кэрол Оутс, примерно такого же возраста, как и Рот, с ней я познакомился в 1977-1978 гг., когда были встречи с американскими писателями. Она просто так же интересуется гротеском и написала, кстати, в Википедию специальную статью о гротеске, которая представляет другой взгляд и на Гоголя, и на сверхъестественное в литературе. Здесь, по-моему, это любопытно.

Набоков же, конечно, высказывал очень интересные вещи, которые все читали в его «Лекциях о литературе». И есть два момента, на которые я хотел бы обратить внимание. Они мне показались интересными. Первое, это беседа Набокова с издателем. Набоков сообщает, что спросил у издателя, что происходило в «Ревизоре». Издатель, как вы понимаете, американский издатель (и Набоков тоже американец в своем восприятии Гоголя, он русский человек, но он американец по многим моментам своей ментальности), вот как он объяснил ему содержание пьесы. «Но как же, – сказал он, откинувшись в кресло, – происходит то, что молодой человек застрял в городе, потому что проиграл все свои деньги в карты, а город полон политиканов. И он использует этих политиканов, чтобы добыть деньги, внушив им, будто он государственный чиновник, посланный из центра для инспекции. И когда он их использовал, соблазнил дочку мэра, напился у него и получил взятку от судей, врачей, помещиков, торговцев и всякого рода администраторов. Он уезжает из города как раз перед тем, когда приезжает настоящий инспектор». «Конечно, – сказал Набоков, – вы можете это изложить, но вот еще и «Мертвые души»…

Но это очень важно, потому что Набоков определенным образом оценивает нашу, не русскую, а вот современную критику, и восприятие Гоголя, очень «плоское». И в этом отношении мне кажется интересным, что американские критики очень скептически относятся к нашим трудам о Гоголе, где он рассматривается как мастер реализма. Один из этих авторов в Британской энциклопедии, правда, написал, что «называть Гоголя реалистом трудно». Речь идет, о гоголевской иронии. По-русски, это трудно сказать, не в смысле Гоголя, а вот гоголеанской что ли иронии. Это вот очень интересно, потому что, если вы почитаете труды многих наших исследователей: Храпченко, Машинского и прочих уважаемых исследователей, все они настаивают на том, что Гоголь реалист, но, тем не менее, этот «плоский» момент у американцев как бы тоже существует. Но он отражает и наши определенные особенности.

В отношении американцев к Гоголю я хотел бы еще сказать и о восприятии Гоголя в духе массовой культуры и с точки зрения собственного развития литературного процесса, где они все-таки не могут полностью воспринимать Гоголя. Видимо, тут трудно все-таки и из-за языковых проблем. А они очень важны у Гоголя. И, конечно, они сложны и сегодня для многих. Потому что в наших работах и сегодняшних увидим попытки объяснить, почему «Нос» так интересен, ссылками на то, какая же там социальная проблема.

Да и Гоголь ведь сам говорит: какой я дурак, что пишу на совершенно странную тему, нос у майора исчез.

И, конечно, у американцев много трудностей в восприятии русской литературы, и особенно фантастического, гротескного начала, которое и у американцев тоже развивается, но оно носит больше когнитивный характер. Это в чем-то напоминает нашу современную прозу, в которой тоже бывает много всякого рода фантастического. Она примерно также выглядит, как и у американцев. И последнее, я хотел бы сказать, что в Америке Гоголя помнят и представители массовой культуры. Поэтому в Нью-Йорке есть цыганский хор «Гоголь». Это более точно называется «Гоголь-бордео», есть там и такое для публики соответствующей. И в «Бондиане» появляется персонаж – генерал под фамилией Анатолия Гоголя. Но это скорее шутка. Здесь американцы ищут любые возможности, чтобы расцветить, может быть, снятые весьма пошло, но рассчитанные на определенный вкус, вещи.

Когда читаешь все это, думаешь о том, что говорят о гоголевской иронии, ведь и нам нужно тоже в своих подходах к литературе избегать примитивных вещей, но это сделать достаточно трудно, и это требует, видимо, какого-то времени, чтобы воспринять более объемно, более многограннее, более многослойнее. Потому что, когда вы начинаете смотреть корифеев нашего литературоведения, что они говорили о Гоголе, то вам становятся не понятны ни «Ночь перед Рождеством», «Вий» и даже «Нос».

Я думаю, что у нас Гоголь – это сокровище, которое остается под спудом до сих пор. Мы его наследство не реализуем, а это огромное наследство, это потенциал настоящей литературы. И наш читатель ждет, когда мы будем больше помнить о Гоголе и следовать ему в творчестве так, чтобы это было интересно, занимательно и весело, как оценивал «Нос» Пушкин. В этом смысле Пушкин – это «наше все». И здесь он тоже прав. На этом я хотел бы закончить.